Я отстранился от света и ушел в мир напитков. Сегодня я мог позволить себе уединение и спокойствие. В таких ситуациях, как эта, лучше всего отдаться власти своих чувств, погрузиться в отчаяние и самосожаление.
Квартира, которая казалась такой знакомой, преобразилась передо мной.
Лунный свет, проникающий в комнату, наполнял ее синим светом, легкий летний ветерок играл с занавесками, а в углу, как непоколебимый страж, сидела Мияги. Все это придавало квартире особенную, почти зловещую атмосферу.
Я почувствовал себя актером, стоящим за кулисами, готовым вот-вот выйти на сцену.
Неожиданно меня охватило чувство, что я способен на что-то великое. Правда, в моем опьяненном состоянии я просто забыл о своей непутевости и принял это чувство за настоящее преображение.
Обращаясь к Мияги, я с гордостью заявил:
– За эти три месяца, располагая суммой в 300 тысяч иен, я собираюсь изменить что-то в своей жизни!
Я допил последнюю банку пива и поставил ее на стол с ударом.
На Мияги это не произвело впечатления. Она едва подняла голову, бросила мне взгляд и снова вернулась к своей записной книжке.
Не обращая внимания на ее реакцию, я продолжил:
– Это может и не много, но это моя жизнь! Я сделаю все возможное, чтобы вернуться в этот мир снова!
Но Мияги осталась равнодушной:
– Так говорят все.
Она обняла колени руками и опустила подбородок на них.
– За время работы я слышала подобные слова минимум пять раз. На грани смерти люди часто идут на крайности. Особенно те, кто не может похвастаться полноценной жизнью. Так же, как проигравшие игроки надеются на чудо, проигравшие в жизни мечтают о невероятном счастье. Многие из них чувствуют прилив сил. Близость смерти кажется им искрой, пробудившей жизнь. Они думают, что теперь они способны на все. Но это иллюзия. Они только что встали на старт, нашли спокойствие после долгой череды поражений. Но наивные убеждения в том, что это их шанс все изменить, приводят их в тупик. Так что, пожалуйста, господин Кусуноки, подумайте об этом. Причина, по которой ваши оставшиеся тридцать лет кажутся бесценными, в том, что за все эти годы вы ничего не сделали. Вы это понимаете, правда? – резко сказала мне Мияги. – Что может сделать человек, который за тридцать лет и три месяца не достиг ничего значимого?
– Без попытки ты никогда не узнаешь, – возразил я.
Тем не менее, даже самому мне стало отвратительно от того, насколько фальшиво они прозвучали. Мне вовсе не было нужды пытаться что-то понять. Мияги угадала мои мысли точно в яблочко.
– Гораздо мудрее находить удовлетворение в более простых и обыденных вещах, – заметила Мияги. – «Нельзя вернуться назад. Три месяца – это слишком мало для перемен, но в то же время и вполне достаточно для бездействия. Поверь, умнее находить радость в мелочах. Ставя всё на победу, ты рискуешь проиграть. Но ты будешь меньше разочарован, если сможешь увидеть победу даже в поражении».
– Ладно, я понял. Ты права. Давай закончим с этими логическими упражнениями, – согласился я, кивнув головой. Если бы я не был пьян, возможно, я бы попробовал найти аргументы и поспорить. Но сейчас у меня просто не было на это сил.
– Да, я уверен, что я – один из тех, кто не осознает свою бесполезность... Тогда, ммм, можешь рассказать мне всё, что случится? Как я проживу эти тридцать лет? Возможно, услышав это, я перестану безосновательно надеяться.
Мияги на мгновение замолчала, и когда она заговорила, её голос звучал так, как будто она уступила мне.
– Возможно, лучше узнать об этом сейчас... Помни, не отчаивайся после моих слов. Я лишь знаю, как могли бы сложиться события. Но теперь они никогда не произойдут.
– Я понимаю. Просто хотел бы узнать, как я буду жив... Что бы ты там ни сказала, я не сойду с ума. Только если совсем не будет другого выхода.
– Надеюсь, до этого не дойдёт, – ответила Мияги.
Раздался звук, похожий на землетрясение. Словно огромная башня обрушилась. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что это были фейерверки. Ведь я не видел их на протяжении многих лет.
Я не смотрел на них, наслаждаясь едой из ларька. Не смотрел, держась за руку с девушкой и то и дело переводя взгляд с неё на салют. Я всегда наблюдал за ними из окна.
Как только я научился принимать свои собственные решения, я стал изгнанником, избегающим места скопления людей. Пребывание там казалось мне ошибкой. А одна мысль о том, что я могу встретить там кого-то знакомого, заставляла меня дрожать от страха.
В начальной школе, пока меня не заставляли, я никогда не ходил ни в парк, ни в бассейн, ни на холмы за школой, ни в торговый район, ни на летний фестиваль, ни смотреть фейерверки.
Даже в старшей школе, гуляя по городу, я старался избегать популярных мест и как можно больше держаться подальше от основных улиц.
На самом деле я был совсем молод, когда в последний раз смотрел на запуск фейерверков. И мне хотелось бы добавить, что тогда со мной была Химено.
Казалось, я утратил способность воспринимать величие и грохот огненного шоу, развертывающегося прямо передо мной. Мои чувства были как бы оторваны от реальности, и я не мог вспомнить даже запах пороха и количества дыма, который поднимается в воздух после каждого взрыва. И как, интересно, меняется выражение лиц людей, когда они смотрят на этот световой балет?
Раздумывая таким образом, я осознал, насколько многое мне неизвестно о салютах.
Желание бросить взгляд в окно промелькнуло в моей голове, но я сдержался, опасаясь выглядеть уязвимым перед взором Мияги. Мне показалось, что если я поддамся этому порыву, она может подшутить надо мной, предложив выйти и взглянуть на фейерверк ближе. Как бы я тогда среагировал? Сказал бы ей, что боюсь чужого внимания? Но почему мне вдруг стало страшно подумать о том, как меня воспринимают другие, когда до конца моей жизни осталось так мало времени?
Мияги, как будто подшучивая надо мной, промчалась мимо, раскрыла жалюзи, выглянула в окно и стала наблюдать за великолепием ночного неба, освещенного яркими огнями фейерверка. Она смотрела, как будто не на красивое представление, а на что-то удивительное и необычное. В любом случае, она выглядела увлеченной.
– Могу я присоединиться к вам, госпожа наблюдатель? Что вы будете делать, если я вдруг решу уйти? – спросил я.
Не отрывая взгляда от небесного шоу, Мияги ответила с издевкой:
– Вы думаете, я должна следить за вами?
– О, нет. Я бы предпочел, чтобы ты ушла как можно скорее. Под твоим взором мне неуютно.
– Да? Может быть, вы чувствуете себя виноватым… В таком случае, если бы вы сбежали и отдалились от меня больше чем на сто метров, я бы посчитала, что вы попали в беду, и прекратила бы вашу жизнь. Так что будьте аккуратнее.
– А на каком расстоянии?
– Точно не могу сказать, но метров сто.
– Понял, буду осторожнее, – ответил я.
Эхо последних взрывов затихло в небе, и, казалось, финал шоу близок.
Я заметил, что и в соседних домах стало тише. Вероятно, все пошли наслаждаться зрелищем.
И вот, наконец, Мияги начала рассказывать о том, что ждет меня в будущем.
– О ваших утраченных декадах... Первые годы в университете пролетят, словно мгновение, – начала она. – Вы платите счета, погружаетесь в книги, наслаждаетесь мелодиями, отдыхаете. День за днём. Вскоре эти дни становятся настолько однообразными, что их становится трудно отличать друг от друга. Время неумолимо мчит. После окончания учебы, несмотря на все ваши старания, вы обнаруживаете себя на работе, которую никогда бы не выбрали в свои молодые годы, наполненные амбициями. Где-то глубоко в вас живо чувство особенности, но реальность постоянно сталкивает вас с лицом к лицу с вашими ограничениями. Жизнь между домом и офисом превратилась в рутину. Отметая дни, вы медленно, но верно теряете веру в свою особенность. И внезапно вы находите утешение в стакане.
– Думаю, это знакомо многим, – вставил я.
– Бесспорно, это общий нарратив. Но каждый переживает его по-своему. Вы всегда стремились к совершенству. Опираясь только на себя, вы создавали свою реальность. Но когда этот мир рушился, вы чувствовали себя потерянным.
– Потерянным? – переспросил я.
– Вы осознали, что приближаетесь к 40 годам. Ваше главное увлечение стали одиночные поездки на мотоцикле. И это стало вашим опасным спутником. Особенно, когда вы стали настолько безразличны к жизни... Ваши травмы были катастрофическими. Трудно представить, что это когда-то было вашим лицом.
– Этот момент был настолько шокирующим, что даже сторонние наблюдатели могли бы думать: «Это же было когда-то лицом».
– Вы чувствовали, что потеряли все, что дорого вам. И эта мысль становилась все более насущной. Но вы все же не сдавались. Надежда была вашим последним пристанищем. Вы надеялись на неожиданный поворот судьбы. И даже с вашими обстоятельствами, вы продолжали верить в лучшее. Эта надежда поддерживала вас, но, возможно, это было и вашим крестом. И вы дожили до пятидесяти, уйдя из этого мира одиноким и непонятым.
Странное чувство охватило меня, слушая ее слова.
– Ну что вы на это скажете?
– Наверное, мне повезло, что я избавился от этих тридцати лет, – признался я.
Это не выражение неверия в стиле «виноград зелёный». Мияги выразила это как вероятности событий, которые больше никогда не повторятся.
– Черт, я подумал, что было бы лучше оставить только три дня, продав всё остальное.
– Это ещё можно сделать, – ответила Мияги. – У вас ещё две сделки в запасе.
– Так когда у меня останется всего три дня, ты уйдешь?
– Да. Раз вам моё присутствие не по вкусу, то это, безусловно, рассматривается.
– Я запомню это, – ответил я ей.
Честно говоря, я и не рассчитывал на эти три месяца, так что оставить для себя три дня казалось более элегантным решением.
Тем не менее, это всё равно доказательство дьявола. Меня удерживает только надежда, что всё-таки может случиться что-то хорошее.
Три предстоящих месяца и тридцать потерянных лет, о которых рассказала Мияги, - это совершенно разные вещи. Будущее не предопределено.
Может случиться что-то хорошее. Или произойдет событие, которое заставит меня снова радоваться жизни.
Шансы не нулевые. С такой перспективой мне ещё рано умирать.
Посреди ночи меня разбудил дождь. Капли стучали по сломанному водостоку. Я взглянул на часы – было три утра.
Комнату наполнил приятный аромат. Такой запах я не чувствовал давно. В конце концов, я понял, что это запах женского шампуня.
Отсеив варианты, я понял, что это запах исходит от Мияги. Я предположил, что она приняла ванну, пока я спал.
Это было трудно признать. Не хочу хвастаться, но я очень легко просыпаюсь. Меня может разбудить даже шелест газеты или шаги сверху. Странно думать, что Мияги могла принимать душ, не разбудив меня. Видимо, дождь заглушил все звуки.
Я решил отложить эти раздумья. Это необычное чувство – осознавать, что девушка, которую я только что встретил, принимает ванну у меня дома. Я решил больше не думать об этом.
Нужно ещё поспать. Хотя и странно просыпаться посреди дождливой ночи.
Мне было сложно снова уснуть. Как обычно, я обратился к музыке. Вставив в плеер один из дисков, которые я ещё не продал, «Please, Mr. Lostman», я начал слушать его в наушниках.
Это моё личное мнение, но люди, слушающие такую музыку посреди ночи, никогда не будут иметь достойной жизни. Не вписываясь в этот мир, я использовал музыку как предлог, чтобы убегать от попыток приспособиться. Возможно, я до сих пор за это расплачиваюсь.
Квартира, которая казалась такой знакомой, преобразилась передо мной.
Лунный свет, проникающий в комнату, наполнял ее синим светом, легкий летний ветерок играл с занавесками, а в углу, как непоколебимый страж, сидела Мияги. Все это придавало квартире особенную, почти зловещую атмосферу.
Я почувствовал себя актером, стоящим за кулисами, готовым вот-вот выйти на сцену.
Неожиданно меня охватило чувство, что я способен на что-то великое. Правда, в моем опьяненном состоянии я просто забыл о своей непутевости и принял это чувство за настоящее преображение.
Обращаясь к Мияги, я с гордостью заявил:
– За эти три месяца, располагая суммой в 300 тысяч иен, я собираюсь изменить что-то в своей жизни!
Я допил последнюю банку пива и поставил ее на стол с ударом.
На Мияги это не произвело впечатления. Она едва подняла голову, бросила мне взгляд и снова вернулась к своей записной книжке.
Не обращая внимания на ее реакцию, я продолжил:
– Это может и не много, но это моя жизнь! Я сделаю все возможное, чтобы вернуться в этот мир снова!
Но Мияги осталась равнодушной:
– Так говорят все.
Она обняла колени руками и опустила подбородок на них.
– За время работы я слышала подобные слова минимум пять раз. На грани смерти люди часто идут на крайности. Особенно те, кто не может похвастаться полноценной жизнью. Так же, как проигравшие игроки надеются на чудо, проигравшие в жизни мечтают о невероятном счастье. Многие из них чувствуют прилив сил. Близость смерти кажется им искрой, пробудившей жизнь. Они думают, что теперь они способны на все. Но это иллюзия. Они только что встали на старт, нашли спокойствие после долгой череды поражений. Но наивные убеждения в том, что это их шанс все изменить, приводят их в тупик. Так что, пожалуйста, господин Кусуноки, подумайте об этом. Причина, по которой ваши оставшиеся тридцать лет кажутся бесценными, в том, что за все эти годы вы ничего не сделали. Вы это понимаете, правда? – резко сказала мне Мияги. – Что может сделать человек, который за тридцать лет и три месяца не достиг ничего значимого?
– Без попытки ты никогда не узнаешь, – возразил я.
Тем не менее, даже самому мне стало отвратительно от того, насколько фальшиво они прозвучали. Мне вовсе не было нужды пытаться что-то понять. Мияги угадала мои мысли точно в яблочко.
– Гораздо мудрее находить удовлетворение в более простых и обыденных вещах, – заметила Мияги. – «Нельзя вернуться назад. Три месяца – это слишком мало для перемен, но в то же время и вполне достаточно для бездействия. Поверь, умнее находить радость в мелочах. Ставя всё на победу, ты рискуешь проиграть. Но ты будешь меньше разочарован, если сможешь увидеть победу даже в поражении».
– Ладно, я понял. Ты права. Давай закончим с этими логическими упражнениями, – согласился я, кивнув головой. Если бы я не был пьян, возможно, я бы попробовал найти аргументы и поспорить. Но сейчас у меня просто не было на это сил.
– Да, я уверен, что я – один из тех, кто не осознает свою бесполезность... Тогда, ммм, можешь рассказать мне всё, что случится? Как я проживу эти тридцать лет? Возможно, услышав это, я перестану безосновательно надеяться.
Мияги на мгновение замолчала, и когда она заговорила, её голос звучал так, как будто она уступила мне.
– Возможно, лучше узнать об этом сейчас... Помни, не отчаивайся после моих слов. Я лишь знаю, как могли бы сложиться события. Но теперь они никогда не произойдут.
– Я понимаю. Просто хотел бы узнать, как я буду жив... Что бы ты там ни сказала, я не сойду с ума. Только если совсем не будет другого выхода.
– Надеюсь, до этого не дойдёт, – ответила Мияги.
Раздался звук, похожий на землетрясение. Словно огромная башня обрушилась. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что это были фейерверки. Ведь я не видел их на протяжении многих лет.
Я не смотрел на них, наслаждаясь едой из ларька. Не смотрел, держась за руку с девушкой и то и дело переводя взгляд с неё на салют. Я всегда наблюдал за ними из окна.
Как только я научился принимать свои собственные решения, я стал изгнанником, избегающим места скопления людей. Пребывание там казалось мне ошибкой. А одна мысль о том, что я могу встретить там кого-то знакомого, заставляла меня дрожать от страха.
В начальной школе, пока меня не заставляли, я никогда не ходил ни в парк, ни в бассейн, ни на холмы за школой, ни в торговый район, ни на летний фестиваль, ни смотреть фейерверки.
Даже в старшей школе, гуляя по городу, я старался избегать популярных мест и как можно больше держаться подальше от основных улиц.
На самом деле я был совсем молод, когда в последний раз смотрел на запуск фейерверков. И мне хотелось бы добавить, что тогда со мной была Химено.
Казалось, я утратил способность воспринимать величие и грохот огненного шоу, развертывающегося прямо передо мной. Мои чувства были как бы оторваны от реальности, и я не мог вспомнить даже запах пороха и количества дыма, который поднимается в воздух после каждого взрыва. И как, интересно, меняется выражение лиц людей, когда они смотрят на этот световой балет?
Раздумывая таким образом, я осознал, насколько многое мне неизвестно о салютах.
Желание бросить взгляд в окно промелькнуло в моей голове, но я сдержался, опасаясь выглядеть уязвимым перед взором Мияги. Мне показалось, что если я поддамся этому порыву, она может подшутить надо мной, предложив выйти и взглянуть на фейерверк ближе. Как бы я тогда среагировал? Сказал бы ей, что боюсь чужого внимания? Но почему мне вдруг стало страшно подумать о том, как меня воспринимают другие, когда до конца моей жизни осталось так мало времени?
Мияги, как будто подшучивая надо мной, промчалась мимо, раскрыла жалюзи, выглянула в окно и стала наблюдать за великолепием ночного неба, освещенного яркими огнями фейерверка. Она смотрела, как будто не на красивое представление, а на что-то удивительное и необычное. В любом случае, она выглядела увлеченной.
– Могу я присоединиться к вам, госпожа наблюдатель? Что вы будете делать, если я вдруг решу уйти? – спросил я.
Не отрывая взгляда от небесного шоу, Мияги ответила с издевкой:
– Вы думаете, я должна следить за вами?
– О, нет. Я бы предпочел, чтобы ты ушла как можно скорее. Под твоим взором мне неуютно.
– Да? Может быть, вы чувствуете себя виноватым… В таком случае, если бы вы сбежали и отдалились от меня больше чем на сто метров, я бы посчитала, что вы попали в беду, и прекратила бы вашу жизнь. Так что будьте аккуратнее.
– А на каком расстоянии?
– Точно не могу сказать, но метров сто.
– Понял, буду осторожнее, – ответил я.
Эхо последних взрывов затихло в небе, и, казалось, финал шоу близок.
Я заметил, что и в соседних домах стало тише. Вероятно, все пошли наслаждаться зрелищем.
И вот, наконец, Мияги начала рассказывать о том, что ждет меня в будущем.
– О ваших утраченных декадах... Первые годы в университете пролетят, словно мгновение, – начала она. – Вы платите счета, погружаетесь в книги, наслаждаетесь мелодиями, отдыхаете. День за днём. Вскоре эти дни становятся настолько однообразными, что их становится трудно отличать друг от друга. Время неумолимо мчит. После окончания учебы, несмотря на все ваши старания, вы обнаруживаете себя на работе, которую никогда бы не выбрали в свои молодые годы, наполненные амбициями. Где-то глубоко в вас живо чувство особенности, но реальность постоянно сталкивает вас с лицом к лицу с вашими ограничениями. Жизнь между домом и офисом превратилась в рутину. Отметая дни, вы медленно, но верно теряете веру в свою особенность. И внезапно вы находите утешение в стакане.
– Думаю, это знакомо многим, – вставил я.
– Бесспорно, это общий нарратив. Но каждый переживает его по-своему. Вы всегда стремились к совершенству. Опираясь только на себя, вы создавали свою реальность. Но когда этот мир рушился, вы чувствовали себя потерянным.
– Потерянным? – переспросил я.
– Вы осознали, что приближаетесь к 40 годам. Ваше главное увлечение стали одиночные поездки на мотоцикле. И это стало вашим опасным спутником. Особенно, когда вы стали настолько безразличны к жизни... Ваши травмы были катастрофическими. Трудно представить, что это когда-то было вашим лицом.
– Этот момент был настолько шокирующим, что даже сторонние наблюдатели могли бы думать: «Это же было когда-то лицом».
– Вы чувствовали, что потеряли все, что дорого вам. И эта мысль становилась все более насущной. Но вы все же не сдавались. Надежда была вашим последним пристанищем. Вы надеялись на неожиданный поворот судьбы. И даже с вашими обстоятельствами, вы продолжали верить в лучшее. Эта надежда поддерживала вас, но, возможно, это было и вашим крестом. И вы дожили до пятидесяти, уйдя из этого мира одиноким и непонятым.
Странное чувство охватило меня, слушая ее слова.
– Ну что вы на это скажете?
– Наверное, мне повезло, что я избавился от этих тридцати лет, – признался я.
Это не выражение неверия в стиле «виноград зелёный». Мияги выразила это как вероятности событий, которые больше никогда не повторятся.
– Черт, я подумал, что было бы лучше оставить только три дня, продав всё остальное.
– Это ещё можно сделать, – ответила Мияги. – У вас ещё две сделки в запасе.
– Так когда у меня останется всего три дня, ты уйдешь?
– Да. Раз вам моё присутствие не по вкусу, то это, безусловно, рассматривается.
– Я запомню это, – ответил я ей.
Честно говоря, я и не рассчитывал на эти три месяца, так что оставить для себя три дня казалось более элегантным решением.
Тем не менее, это всё равно доказательство дьявола. Меня удерживает только надежда, что всё-таки может случиться что-то хорошее.
Три предстоящих месяца и тридцать потерянных лет, о которых рассказала Мияги, - это совершенно разные вещи. Будущее не предопределено.
Может случиться что-то хорошее. Или произойдет событие, которое заставит меня снова радоваться жизни.
Шансы не нулевые. С такой перспективой мне ещё рано умирать.
Посреди ночи меня разбудил дождь. Капли стучали по сломанному водостоку. Я взглянул на часы – было три утра.
Комнату наполнил приятный аромат. Такой запах я не чувствовал давно. В конце концов, я понял, что это запах женского шампуня.
Отсеив варианты, я понял, что это запах исходит от Мияги. Я предположил, что она приняла ванну, пока я спал.
Это было трудно признать. Не хочу хвастаться, но я очень легко просыпаюсь. Меня может разбудить даже шелест газеты или шаги сверху. Странно думать, что Мияги могла принимать душ, не разбудив меня. Видимо, дождь заглушил все звуки.
Я решил отложить эти раздумья. Это необычное чувство – осознавать, что девушка, которую я только что встретил, принимает ванну у меня дома. Я решил больше не думать об этом.
Нужно ещё поспать. Хотя и странно просыпаться посреди дождливой ночи.
Мне было сложно снова уснуть. Как обычно, я обратился к музыке. Вставив в плеер один из дисков, которые я ещё не продал, «Please, Mr. Lostman», я начал слушать его в наушниках.
Это моё личное мнение, но люди, слушающие такую музыку посреди ночи, никогда не будут иметь достойной жизни. Не вписываясь в этот мир, я использовал музыку как предлог, чтобы убегать от попыток приспособиться. Возможно, я до сих пор за это расплачиваюсь.
0 Комментарии