О, наши карманы полны,
Мы, поэты, любовных писем, адресованных Хлоям,
Дафнам — творениям наших голов.
Нашим возлюбленным — призракам нашего ума —
Мечтам, превращённым в мыльные пузыри! Вот!
Возьми это и преврати фальшивые слова любви в истинные.
— Эдмон Ростан, «Сирано де Бержерак»
У меня есть друг детства, которого я никогда не встречал. Я никогда не видел её лица. Не слышал её голоса. Не прикасался к ней. Тем не менее, я знаю милые черты её лица. Я знаю нежность её голоса. Я знаю тепло её ладоней.
Она не существует. Точнее, существует только в моей памяти. Может показаться, что я говорю о покойнике, но это не так. Она никогда не существовала с самого начала.
Она была девушкой, созданной только для меня, и её звали Тоука Нацунаги.
Замена. Так называемая жительница Мимори. Чтобы выразиться прямо, вымышленный человек.
Мои родители любили вымышленное больше всего. Или, возможно, они ненавидели реальность больше всего. Вместо того чтобы ехать в отпуск, они покупали Мимори об отпуске. Вместо того чтобы устраивать вечеринку, они покупали Мимори о вечеринке. Они не планировали свадьбу, но покупали Мимори о свадьбе. Вот какие люди меня воспитывали.
Наша семья действительно была необычной.
Мой отец часто называл мою маму неправильным именем. Только из того, что я лично слышал, у него было как минимум пять разных способов ошибиться. Хотя он и был женат, он купил несколько медовых месяцев. От женщин, старше его на десятилетия, до девушек, моложе его дочери, у него, по-видимому, было несколько замещающих жён, возраст которых отличался примерно на десять лет.
Моя мама никогда не называла моего отца неправильным именем. Вместо этого она всегда называла меня не по имени. Хотя я был единственным ребенком, у мамы, казалось, было четыре ребенка. Я и три замещающих ребёнка, рожденных Ангелом. Их имена также следовали шаблону, который не включал моё.
Теперь, если бы я всегда называл моего отца неправильным именем, тогда у нас был бы идеальный замкнутый круг. Но к сожалению, в молодости я никогда не получал Мимори. Мои родители никогда не трогали мою память. Это не значит, что у них не хватало денег, чтобы купить Мимори для своего ребенка. Насколько неполноценной ни была наша семья, деньги были тем, чего у нас было достаточно. Это был просто их выбор воспитания меня.
Было общеизвестно, что внедрение в детей Мимори об условной любви и успехе в формирующие годы положительно влияет на эмоциональное развитие. Иногда они могли быть даже эффективнее, чем реальная безусловная любовь и успех. Поскольку ложные воспоминания, созданные под индивидуума, работали гораздо прямее, чем реальные переживания, полные отвлечений.
Я сомневаюсь, что мои родители не знали об этих исследованиях. Тем не менее, они решили не покупать мне Мимори.
— Мимори подобны искусственной конечности или искусственному глазу — они предназначены только для заполнения того, чего нет, — часто говорил мне отец. — Когда станешь старше и поймешь, чего тебе не хватает, тогда сможешь купить все Мимори, которые пожелаешь.
Казалось, они приняли за чистую монету банальные оправдания, которые производители и клиники давали об изменении памяти — утешительные оправдания, чтобы облегчить чувство вины за фальсификацию прошлого с помощью Мимори. Мне трудно было представить, какие «недостающие вещи» требуют наличия пяти бывших жён.
Эти двое, живущие в вымышленном прошлом, избегали реального контакта с семьёй. Они поддерживали минимальное общение, ели отдельно, уходили из дома рано утром и возвращались поздно, выходили в выходные дни, не сообщая друг другу, куда идут. Казалось, они были убеждены, что их я, существующее здесь, не является истинным. Или, возможно, им приходилось так думать, чтобы продолжать жить. И, разумеется, пока они так поступали, они полностью игнорировали меня.
Если они не собирались быть заботливыми родителями, они могли бы позволить своему ребенку предаваться Мимори, как и они. Это то, что я всегда думал, когда был молод.
Когда я подрос, не зная ни реальной любви, ни вымышленной, я стал человеком, который не знал, как любить людей или принимать любовь. Не имея возможности представить, что другой человек примет меня, я вообще избегал общения. Даже если мне везло, и кто-то проявлял ко мне интерес, я испытывал беспочвенный страх, что скоро они разочаруются во мне, поэтому отталкивал их, прежде чем это произойдет. В результате у меня была ужасно одинокая юность.
Когда мне исполнилось пятнадцать, мои родители развелись. Они объяснили мне, что решили это давно, но всё, что я мог подумать, было: и что с того? Думали ли они, что длительное обдумывание решения как-то смягчает его? Наверняка запланированное убийство преступнее спонтанного.
После некоторых переговоров мой отец получил опеку надо мной. Однажды после этого, будучи в поездке, я случайно встретил свою маму, но она прошла мимо меня, не удостоив взглядом, как будто я даже не попал в её поле зрения. Насколько мне известно, моя мама не настолько хорошая актриса, чтобы симулировать это. Я понял это как знак того, что она использовала Лете, чтобы стереть все воспоминания о своей семье.
Теперь я был для неё полным незнакомцем.
Я перешёл от шока к некоторому восхищению. Я действительно мог завидовать такому образу жизни. Я подумал тогда, что мог бы последовать этому примеру.
Это случилось примерно через полгода после того, как мне исполнилось 19 лет.
В тот момент, когда я выключил свет в своей комнате, выпил дешёвого пива и оглянулся на свою жизнь до сих пор, я понял, что за эти девятнадцать лет у меня не было ни одного воспоминания, достойного называться воспоминанием.
Это были такие серые дни. Детский сад, начальная школа, средняя школа, старшая школа, колледж... Никаких оттенков, никакого освещения, никакой интенсивности. Только монотонный серый, тянущийся до горизонта. Даже яркость «детства, которое никогда не складывалось по-моему», нигде не находилась.
Тогда я интуитивно понял. «Я понял теперь. Конечно, люди, настолько пустые, будут цепляться за ложные воспоминания».
Даже тогда я не почувствовал желания купить Мимори. Может быть, это было бунтом против семьи лжецов, которая воспитала меня, но я возненавидел Мимори и всякую вымышленность. Даже самая невзрачная жизнь казалась мне гораздо лучше, чем жизнь, полная ложной показухи. Даже величайшие истории казались мне ничтожными, просто потому, что они были выдуманными.
Мне не нужны были Мимори, но сама идея изменения памяти не была плохой сама по себе. С того дня я ничего не делал, кроме как работал на неполный рабочий день. Мой отец присылал мне приличное содержание, но я хотел уладить это самостоятельно насколько это возможно.
Моей целью было купить немного Лете.
Это была такая пустая жизнь, я подумал, что я мог бы просто забыть всё это.
Когда там, где должно быть что-то, ничего нет, это заставляет чувствовать себя пустым. Но если бы этого «места» вообще не существовало, пустота тоже исчезла бы вместе с ним.
«Пустота» не может существовать без контейнера, чтобы быть пустым.
Я хотел приблизиться к абсолютному нулю.
Я копил деньги в течение четырёх месяцев. Затем я снял со своего банковского счёта все деньги от подработок, пошёл в клинику, провёл полдня на консультации для создания личного досье и вернулся домой, уставший. И отметил это с напитками в одиночестве. Впервые в жизни я почувствовал, что чего-то добился.
Во время консультации меня ввели в гипнотическое состояние с помощью депрессантов, так что я не помню, о чём говорил. Но когда я вышел из клиники и остался один, на поверхность всплыло сожаление: «Я слишком много говорил». Вероятно, я откровенно высказал какие-то нелепые желания или что-то в этом роде. Это было расплывчато, но такое ощущение у меня было. Даже если мой мозг не помнил, это где-то запомнилось в моём теле.
Консультация обычно проводилась на протяжении нескольких дней. Поэтому тот факт, что моя была завершена всего за полдня, был неопровержимым доказательством того, насколько пустым было моё прошлое.
Через месяц я получил посылку с Лете. Я видел, как мои родители принимали дозы наноботов, изменяющих память, бесчисленное количество раз, поэтому мне даже не нужно было читать прилагаемые инструкции. Я высыпал порошкообразных наноботов из бумажной упаковки в воду, затем выпил их залпом. Потом лёг на пол и стал ждать, пока мои серые дни превратятся в чистый белый.
Теперь я могу всё забыть, подумал я.
Конечно, на самом деле это не значит, что все воспоминания удаляются. Оно разработано так, чтобы сохранять воспоминания, необходимые для продолжения повседневной жизни, и Лете в первую очередь влияет только на эпизодическую память. Декларативная память и семантическая память не затрагиваются. Недекларативная память остаётся как можно менее затронутой. Это общее для всех наноботов, изменяющих память, поэтому те же ограничения применяются и к внедрению воспоминаний. Вот почему разработка Мнемозины, предоставляющей мгновенное всезнание и всемогущество, испытывает трудности. Невозможно забыть знания или навыки с помощью Лете. Всё, что вы можете потерять, — это воспоминания.
Я выбрал стереть все свои воспоминания с 6 до 15 лет. Обычно заказывают стирание памяти, указывая «воспоминания, связанные с...»; люди, подобные мне, кто хочет стереть целые периоды времени, видимо, редки. Наверное, это имеет смысл. Они просто хотят вырезать страдания из своей жизни, а не уничтожать их полностью.
Я посмотрел на часы, стоящие на столе. Я ждал и ждал, но никаких признаков потери памяти так и не наступило. Обычно наноботы достигают мозга через 5 минут и завершают стирание памяти за 30. Но спустя час я не заметил никаких изменений в воспоминаниях о моей юности. Я мог вспомнить, как чуть не утонул во время уроков плавания в шесть лет, я мог вспомнить, как провёл месяц в больнице с пневмонией в одиннадцать, я мог вспомнить ту аварию в четырнадцать и три шва на колене. Я даже мог вспомнить все имена вымышленных дочерей моей мамы и бывших жён моего отца. Я становился всё более и более беспокойным. Неужели мне дали поддельный продукт? Или, может быть, так и работает стирание памяти. Когда вы полностью забываете воспоминание, возможно, вы даже не можете осознать, что это воспоминание исчезло.
Как раз в тот момент, когда я пытался утешить себя этой удобной мыслью, я заметил чужеродное присутствие в своём прошлом.
Я поспешно поднялся, вытащил пакет из мусора и прочитал приложенную бумагу.
Я молился о том, чтобы это не было так. Но это было.
Произошла какая-то ошибка. Мне не прислали Лете. Это были другие наноботы — в основном используемые теми, у кого была неудовлетворительная юность — программированные для предоставления вымышленного детства.
Зелёное Зелёное.
Именно это я проглотил.
Серый горизонт не стал белым, а стал зелёным.
Я мог понять, почему клиника могла их перепутать. Возможно, мой консультант услышал «У меня нет хороших воспоминаний о юности, поэтому я хочу всё забыть», понял только первую часть и поспешил с выводом.
Конечно, это то, что обычно делаешь. Это естественный вывод: если у тебя нет хороших воспоминаний, получи их. Частично это была моя вина, что я не подчеркнул. Самое главное, это была моя критическая ошибка — невнимательно смотреть на документы, которые я подписывал.
Из-за этой ошибки я непреднамеренно стал одним из тех людей, которых так презирал.
Я не мог не почувствовать, что это как-то судьбоносно.
Я сообщил клинике, что получил не то, что заказывал, и сразу же получил извинения по телефону. Примерно через две недели мне прислали два пакета Лете. Один был для стирания воспоминаний о моей юности, а другой — для стирания моих ложных воспоминаний с вымышленным персонажем Тоукой Нацунаги.
Но мне не хотелось принимать ни один из них, поэтому я просто положил их в шкаф, даже не вскрывая. Я колебался даже оставлять их на виду.
Я боялся.
Я не хотел снова испытывать это чувство.
Честно говоря, когда я понял, что проглотил Зелёное Зелёное, а не Лете, я втайне облегчённо вздохнул.
Думаю, тогда я наконец понял, почему так мало повторных пользователей Лете по сравнению с другими наноботами.
Она не существует. Точнее, существует только в моей памяти. Может показаться, что я говорю о покойнике, но это не так. Она никогда не существовала с самого начала.
Она была девушкой, созданной только для меня, и её звали Тоука Нацунаги.
Замена. Так называемая жительница Мимори. Чтобы выразиться прямо, вымышленный человек.
Мои родители любили вымышленное больше всего. Или, возможно, они ненавидели реальность больше всего. Вместо того чтобы ехать в отпуск, они покупали Мимори об отпуске. Вместо того чтобы устраивать вечеринку, они покупали Мимори о вечеринке. Они не планировали свадьбу, но покупали Мимори о свадьбе. Вот какие люди меня воспитывали.
Наша семья действительно была необычной.
Мой отец часто называл мою маму неправильным именем. Только из того, что я лично слышал, у него было как минимум пять разных способов ошибиться. Хотя он и был женат, он купил несколько медовых месяцев. От женщин, старше его на десятилетия, до девушек, моложе его дочери, у него, по-видимому, было несколько замещающих жён, возраст которых отличался примерно на десять лет.
Моя мама никогда не называла моего отца неправильным именем. Вместо этого она всегда называла меня не по имени. Хотя я был единственным ребенком, у мамы, казалось, было четыре ребенка. Я и три замещающих ребёнка, рожденных Ангелом. Их имена также следовали шаблону, который не включал моё.
Теперь, если бы я всегда называл моего отца неправильным именем, тогда у нас был бы идеальный замкнутый круг. Но к сожалению, в молодости я никогда не получал Мимори. Мои родители никогда не трогали мою память. Это не значит, что у них не хватало денег, чтобы купить Мимори для своего ребенка. Насколько неполноценной ни была наша семья, деньги были тем, чего у нас было достаточно. Это был просто их выбор воспитания меня.
Было общеизвестно, что внедрение в детей Мимори об условной любви и успехе в формирующие годы положительно влияет на эмоциональное развитие. Иногда они могли быть даже эффективнее, чем реальная безусловная любовь и успех. Поскольку ложные воспоминания, созданные под индивидуума, работали гораздо прямее, чем реальные переживания, полные отвлечений.
Я сомневаюсь, что мои родители не знали об этих исследованиях. Тем не менее, они решили не покупать мне Мимори.
— Мимори подобны искусственной конечности или искусственному глазу — они предназначены только для заполнения того, чего нет, — часто говорил мне отец. — Когда станешь старше и поймешь, чего тебе не хватает, тогда сможешь купить все Мимори, которые пожелаешь.
Казалось, они приняли за чистую монету банальные оправдания, которые производители и клиники давали об изменении памяти — утешительные оправдания, чтобы облегчить чувство вины за фальсификацию прошлого с помощью Мимори. Мне трудно было представить, какие «недостающие вещи» требуют наличия пяти бывших жён.
Эти двое, живущие в вымышленном прошлом, избегали реального контакта с семьёй. Они поддерживали минимальное общение, ели отдельно, уходили из дома рано утром и возвращались поздно, выходили в выходные дни, не сообщая друг другу, куда идут. Казалось, они были убеждены, что их я, существующее здесь, не является истинным. Или, возможно, им приходилось так думать, чтобы продолжать жить. И, разумеется, пока они так поступали, они полностью игнорировали меня.
Если они не собирались быть заботливыми родителями, они могли бы позволить своему ребенку предаваться Мимори, как и они. Это то, что я всегда думал, когда был молод.
Когда я подрос, не зная ни реальной любви, ни вымышленной, я стал человеком, который не знал, как любить людей или принимать любовь. Не имея возможности представить, что другой человек примет меня, я вообще избегал общения. Даже если мне везло, и кто-то проявлял ко мне интерес, я испытывал беспочвенный страх, что скоро они разочаруются во мне, поэтому отталкивал их, прежде чем это произойдет. В результате у меня была ужасно одинокая юность.
Когда мне исполнилось пятнадцать, мои родители развелись. Они объяснили мне, что решили это давно, но всё, что я мог подумать, было: и что с того? Думали ли они, что длительное обдумывание решения как-то смягчает его? Наверняка запланированное убийство преступнее спонтанного.
После некоторых переговоров мой отец получил опеку надо мной. Однажды после этого, будучи в поездке, я случайно встретил свою маму, но она прошла мимо меня, не удостоив взглядом, как будто я даже не попал в её поле зрения. Насколько мне известно, моя мама не настолько хорошая актриса, чтобы симулировать это. Я понял это как знак того, что она использовала Лете, чтобы стереть все воспоминания о своей семье.
Теперь я был для неё полным незнакомцем.
Я перешёл от шока к некоторому восхищению. Я действительно мог завидовать такому образу жизни. Я подумал тогда, что мог бы последовать этому примеру.
Это случилось примерно через полгода после того, как мне исполнилось 19 лет.
В тот момент, когда я выключил свет в своей комнате, выпил дешёвого пива и оглянулся на свою жизнь до сих пор, я понял, что за эти девятнадцать лет у меня не было ни одного воспоминания, достойного называться воспоминанием.
Это были такие серые дни. Детский сад, начальная школа, средняя школа, старшая школа, колледж... Никаких оттенков, никакого освещения, никакой интенсивности. Только монотонный серый, тянущийся до горизонта. Даже яркость «детства, которое никогда не складывалось по-моему», нигде не находилась.
Тогда я интуитивно понял. «Я понял теперь. Конечно, люди, настолько пустые, будут цепляться за ложные воспоминания».
Даже тогда я не почувствовал желания купить Мимори. Может быть, это было бунтом против семьи лжецов, которая воспитала меня, но я возненавидел Мимори и всякую вымышленность. Даже самая невзрачная жизнь казалась мне гораздо лучше, чем жизнь, полная ложной показухи. Даже величайшие истории казались мне ничтожными, просто потому, что они были выдуманными.
Мне не нужны были Мимори, но сама идея изменения памяти не была плохой сама по себе. С того дня я ничего не делал, кроме как работал на неполный рабочий день. Мой отец присылал мне приличное содержание, но я хотел уладить это самостоятельно насколько это возможно.
Моей целью было купить немного Лете.
Это была такая пустая жизнь, я подумал, что я мог бы просто забыть всё это.
Когда там, где должно быть что-то, ничего нет, это заставляет чувствовать себя пустым. Но если бы этого «места» вообще не существовало, пустота тоже исчезла бы вместе с ним.
«Пустота» не может существовать без контейнера, чтобы быть пустым.
Я хотел приблизиться к абсолютному нулю.
Я копил деньги в течение четырёх месяцев. Затем я снял со своего банковского счёта все деньги от подработок, пошёл в клинику, провёл полдня на консультации для создания личного досье и вернулся домой, уставший. И отметил это с напитками в одиночестве. Впервые в жизни я почувствовал, что чего-то добился.
Во время консультации меня ввели в гипнотическое состояние с помощью депрессантов, так что я не помню, о чём говорил. Но когда я вышел из клиники и остался один, на поверхность всплыло сожаление: «Я слишком много говорил». Вероятно, я откровенно высказал какие-то нелепые желания или что-то в этом роде. Это было расплывчато, но такое ощущение у меня было. Даже если мой мозг не помнил, это где-то запомнилось в моём теле.
Консультация обычно проводилась на протяжении нескольких дней. Поэтому тот факт, что моя была завершена всего за полдня, был неопровержимым доказательством того, насколько пустым было моё прошлое.
Через месяц я получил посылку с Лете. Я видел, как мои родители принимали дозы наноботов, изменяющих память, бесчисленное количество раз, поэтому мне даже не нужно было читать прилагаемые инструкции. Я высыпал порошкообразных наноботов из бумажной упаковки в воду, затем выпил их залпом. Потом лёг на пол и стал ждать, пока мои серые дни превратятся в чистый белый.
Теперь я могу всё забыть, подумал я.
Конечно, на самом деле это не значит, что все воспоминания удаляются. Оно разработано так, чтобы сохранять воспоминания, необходимые для продолжения повседневной жизни, и Лете в первую очередь влияет только на эпизодическую память. Декларативная память и семантическая память не затрагиваются. Недекларативная память остаётся как можно менее затронутой. Это общее для всех наноботов, изменяющих память, поэтому те же ограничения применяются и к внедрению воспоминаний. Вот почему разработка Мнемозины, предоставляющей мгновенное всезнание и всемогущество, испытывает трудности. Невозможно забыть знания или навыки с помощью Лете. Всё, что вы можете потерять, — это воспоминания.
Я выбрал стереть все свои воспоминания с 6 до 15 лет. Обычно заказывают стирание памяти, указывая «воспоминания, связанные с...»; люди, подобные мне, кто хочет стереть целые периоды времени, видимо, редки. Наверное, это имеет смысл. Они просто хотят вырезать страдания из своей жизни, а не уничтожать их полностью.
Я посмотрел на часы, стоящие на столе. Я ждал и ждал, но никаких признаков потери памяти так и не наступило. Обычно наноботы достигают мозга через 5 минут и завершают стирание памяти за 30. Но спустя час я не заметил никаких изменений в воспоминаниях о моей юности. Я мог вспомнить, как чуть не утонул во время уроков плавания в шесть лет, я мог вспомнить, как провёл месяц в больнице с пневмонией в одиннадцать, я мог вспомнить ту аварию в четырнадцать и три шва на колене. Я даже мог вспомнить все имена вымышленных дочерей моей мамы и бывших жён моего отца. Я становился всё более и более беспокойным. Неужели мне дали поддельный продукт? Или, может быть, так и работает стирание памяти. Когда вы полностью забываете воспоминание, возможно, вы даже не можете осознать, что это воспоминание исчезло.
Как раз в тот момент, когда я пытался утешить себя этой удобной мыслью, я заметил чужеродное присутствие в своём прошлом.
Я поспешно поднялся, вытащил пакет из мусора и прочитал приложенную бумагу.
Я молился о том, чтобы это не было так. Но это было.
Произошла какая-то ошибка. Мне не прислали Лете. Это были другие наноботы — в основном используемые теми, у кого была неудовлетворительная юность — программированные для предоставления вымышленного детства.
Зелёное Зелёное.
Именно это я проглотил.
Серый горизонт не стал белым, а стал зелёным.
Я мог понять, почему клиника могла их перепутать. Возможно, мой консультант услышал «У меня нет хороших воспоминаний о юности, поэтому я хочу всё забыть», понял только первую часть и поспешил с выводом.
Конечно, это то, что обычно делаешь. Это естественный вывод: если у тебя нет хороших воспоминаний, получи их. Частично это была моя вина, что я не подчеркнул. Самое главное, это была моя критическая ошибка — невнимательно смотреть на документы, которые я подписывал.
Из-за этой ошибки я непреднамеренно стал одним из тех людей, которых так презирал.
Я не мог не почувствовать, что это как-то судьбоносно.
Я сообщил клинике, что получил не то, что заказывал, и сразу же получил извинения по телефону. Примерно через две недели мне прислали два пакета Лете. Один был для стирания воспоминаний о моей юности, а другой — для стирания моих ложных воспоминаний с вымышленным персонажем Тоукой Нацунаги.
Но мне не хотелось принимать ни один из них, поэтому я просто положил их в шкаф, даже не вскрывая. Я колебался даже оставлять их на виду.
Я боялся.
Я не хотел снова испытывать это чувство.
Честно говоря, когда я понял, что проглотил Зелёное Зелёное, а не Лете, я втайне облегчённо вздохнул.
Думаю, тогда я наконец понял, почему так мало повторных пользователей Лете по сравнению с другими наноботами.
0 Комментарии