Сяо Динфэй был известен своей бесцеремонностью. С момента своего возвращения в столицу он стал одним из самых известных расточителей среди молодых аристократов, увлекавшихся боями петухов, собачьими боями, скачками и азартными играми. Он превзошёл всех в этих занятиях, заставив своего отца, герцога Сяо Юаня, кружиться в вихре недоумения. Когда он встречал свою сестру Сяо Шу, которая служила во дворце в качестве Императорской Консорши, он умышленно использовал своё старшинство, чтобы подавить её, часто провоцируя её. Он сблизился с её заклятым врагом, Цзян Сюэнин. Все в семье обвиняли его в непокорности, но не могли ничего поделать.
Люди в столице считали его выживание чудом и благословением небес.
Выросший на улицах и в трущобах, кто мог ожидать от него величия?
Из-за этого у всех чиновников и военных было к нему особое терпение. Члены императорской семьи, чувствующие вину, не осмеливались его беспокоить, что только усиливало его дерзость.
Но иногда Цзян Сюэнин казалось, что она духовно близка к этому человеку. Несмотря на его легкомысленность, она находила его более приятным, чем тех лицемеров на дворе, скрывающих свои истинные намерения. Она странно ладила с ним.
Другие шутили, что императрица благосклонна к Сяо Динфэю, потому что они оба одинаково непокорны.
В конце концов, они оба были законными потомками в своих семьях, но из-за перемен в судьбе были вынуждены жить вне своих домов. Как они могли не чувствовать симпатию по отношению друг к другу?
Даже сама Цзян Сюэнин не могла отрицать, что вначале, не зная всей правды, она действительно думала так. Но позже это стало просто удобством общения с человеком, который не скрывает своих мыслей и чувств.
Видеть слова – значит видеть человека.
Даже если каллиграфия была не совершенна, в ней всё равно можно было увидеть искренность.
Какая же искренность у неё?
Неужели тогда Шэн Цзе уже увидел её? Но в то время она сама ещё не понимала себя...
Перед ней лежала только что написанная хинцао. Цзян Сюэнин подняла глаза и посмотрела на серьёзного Вана Цзю, стоящего перед её письменным столом. У неё было желание возразить, что она любит каллиграфию в стиле цаошу и что выбор стиля письма должен зависеть от личных предпочтений человека.
Но потом она подумала, что всего полгода проведёт во дворце.
Зачем создавать себе проблемы, споря с учителем? Когда она покинет дворец, она сможет писать, как ей угодно, и никто не сможет ей помешать.
Так она быстро успокоилась и склонила голову перед Ван Цзю:
– Учитель прав. Ученик запомнит это.
Ван Цзю, удовлетворившись, кивнул:
– Наконец-то ты ведешь себя как настоящий ученик.
Затем он повернулся и подошел к центру зала, призвав всех открыть первую часть «Восемнадцати писем». Сначала он провел лекцию, а затем предложил всем попробовать переписать текст. Если не обращать внимания на его строгость и неприятие вопросов или замечаний от студентов во время урока, он был действительно хорошим учителем, следующим строгим правилам.
Когда пришло время окончания занятий, Ван Цзю собрал свои вещи и ушёл. Как только он ушёл, все немедленно вздохнули с облегчением.
Фан Мяо не удержалась и взглянула на Цзян Сюэнин, испуганно говоря:
– Это было действительно страшно. Я думала, что Цзян Сюэнин поступит так же, как и вчера с учителем Чжао. Учитель Ван тоже очень строгий и опасный. К счастью, этого не случилось, к счастью!
Цзян Сюэнин подумала, что вчера она всего лишь спросила у Чжао Яньхуна о значении слова «ман» и это никак не могло быть связано с неповиновением. Просто Чжао Яньхун смотрел на людей свысока, считая себя важным, будучи учителем.
Отбросим в сторону планы и позиции...
Се Вэй, чьи знания и видение намного превосходили Чжао Яньхуна, всегда был открыт и никогда не обижался на вопросы других, что показывало его высокий уровень культуры.
Цзян Сюэнин не чувствовала себя хорошо из-за этого, поэтому лишь дружелюбно улыбнулась в ответ Фан Мяо, не продолжая разговор.
С первого дня занятий Чэнь Шуи начала конфликтовать с Цзян Сюэнин и до сих пор помнила их спор на уроке «Литературы» у Се Вэя. За эти два дня она видела, как Цзян Сюэнин постоянно страдала, что вызвало у неё удовлетворение.
В конце концов, такие учителя, как Се Вэй, были в меньшинстве.
Другие учителя, преподающие различные предметы, также придерживались строгих правил и соблюдали этикет.
Цзян Сюэнин подхватила разговор Фан Мяо и с улыбкой сказала:
– Этот ведущий советник Ханьлинского института, учитель Ван – непростой учёный из общественности. Его предки были известными соляными торговцами из Янчжоу, и после того, как заработали достаточно денег, они все отказались от торговли и пошли служить. К поколению учителя Вана в их семье было уже три выпускника имперских экзаменов. Сейчас соляной комиссар Ван Сянь – его двоюродный брат, и во дворце он не одинокий и беззащитный бедняк, поэтому ему не нужно льстить каждому, кого повстречает. Какого-то там помощника министра финансов он не боится!
Среди присутствующих только Цзян Сюэнин была дочерью помощника министра финансов. Кто из присутствующих не понял, что это намёк на неё?
Все посмотрели на Цзян Сюэнин.
Но Ю Юэ, услышав слова «соляной комиссар» и «соль», слегка помрачнела, вспомнив о делах, которые она поручила проверить перед приходом во дворец, и отвлеклась, забыв в этот момент насмехаться над Цзян Сюэнин.
Цзян Сюэнин не обращала внимания на других, а просто фыркнула и сказала:
– Если ты не любишь меня, скажи прямо. Когда ты говоришь косвенно, это выглядит даже хуже. Те, кто знает, говорят, что ты, Чэнь Шуи, жемчужина в руке великого учёного Чэнь, а те, кто не знает, могут подумать, что этот соляной комиссар Ван Сянь – твой отец!
Лицо Чэнь Шуи изменилось:
– Ты...
Цзян Сюэнин выросла в деревне и с детства была остроумной и бойкой, в спорах она редко кому-то уступала. Её сдержанность в спорах с другими было признаком великодушия.
Но иногда, если она не вступала в спор, другие думали, что с ней легко обращаться.
Она улыбнулась:
– Чэнь Шуи, если у тебя действительно есть свободное время, лучше посмотри на список соляных комиссаров и узнай, кто из них умер на своем посту в мире. Ведь это должность, за которую все готовы бороться, и связана с контрабандой государственной и частной соли. Кого-то разорили, кого-то казнили, а кто-то в лучшем случае лишился должности и был изгнан. Ты хвалишь кого попало, не зная, насколько это опасно. Как будто у тебя большой опыт!
Чэнь Шуи выросла в строгости и никогда не встречалась с такой язвительной насмешкой, как у Цзян Сюэнин, и теперь, когда все это обрушилось на неё, она чуть не взорвалась от злости.
Она хотела ответить, но не могла подобрать слов.
Её лицо то краснело, то бледнело, и она чувствовала себя очень неловко. Наконец, не выдержав, она резко встала, уставившись на Цзян Сюэнин. Её изящная ладонь высоко поднялась, пальцы были напряжены, и она, видимо, потеряла голову от злости и собиралась ударить Цзян Сюэнин!
Чжоу Баоин, которая тихо кушала принесенные с собой закуски, не поняла суть спора, но, увидев, что обычно сдержанная Чэнь Шуи собирается применить силу, она ахнула, и конфеты застряли у неё в горле.
А более робкая Яо Жунжун испуганно вскрикнула.
Цзян Сюэнин, увидев её такую взбешенную, не пошевелилась, но иронически подняла бровь.
Но неожиданно, когда рука Чэнь Шуи была уже готова опуститься, но ещё не коснулась цели, издалека послышались аккуратные приветствия:
– Приветствуем принцессу Шэн Чжийи, приносим ей наши почтения.
Шэн Чжийи пришла!
Рука Чэнь Шуи зависла в воздухе и никак не могла опуститься. Она даже не успела опустить руку, как уже увидела Шэн Чжийи, чья фигура выглядела необычно серьёзной у входа в зал. В её голове внезапно всё стало пустым, как будто прогремел взрыв.
Шэн Чжийи только что пришла из Цынина и, выросшая во дворце, уже чувствовала приближение бурных событий, поэтому была не в настроении.
Когда она вошла, она увидела, как Чэн Шуи подняла руку на Цзян Сюэнин.
На мгновение она не поняла, что происходит, и спросила:
– Что здесь происходит?
Чэн Шуи тут же опустила руку и попыталась объясниться:
– Принцесса, я только что хотела...
Цзян Сюэнин вздохнула про себя.
Пришла слишком рано. Удар ещё не был нанесен, и эффект от этого был намного слабее. У неё не было возможности выглядеть убедительно в своей жертвенности, иначе Чэнь Шуи могла сейчас стоять, но ушла бы на коленях.
Цзян Сюэнин внутренне высказала своё мнение, но её поведение было недвусмысленным. Она опустила уголки рта, слегка опустила веки, и слёзы начали капать, пока она жалобно обращалась к Шэн Чжийи:
– Принцесса Шэн Чжийи, Чэнь Шуи может обижать меня, но она ещё и хотела ударить меня!
Шэн Чжийи мгновенно стала серьёзной. Сморщив лоб, она посмотрела на Чэнь Шуи:
– Ты что имеешь в виду?!
Чэнь Шуи: ???
Все остальные: ?????
Кто бы мог подумать, что беспрекословная плачущая жертва может быть такой манипулятивной! Эта тактика — неожиданно расплакаться и жаловаться, играя на чувствах, чтобы обвинить другого — что это за ход такой?!
Люди в столице считали его выживание чудом и благословением небес.
Выросший на улицах и в трущобах, кто мог ожидать от него величия?
Из-за этого у всех чиновников и военных было к нему особое терпение. Члены императорской семьи, чувствующие вину, не осмеливались его беспокоить, что только усиливало его дерзость.
Но иногда Цзян Сюэнин казалось, что она духовно близка к этому человеку. Несмотря на его легкомысленность, она находила его более приятным, чем тех лицемеров на дворе, скрывающих свои истинные намерения. Она странно ладила с ним.
Другие шутили, что императрица благосклонна к Сяо Динфэю, потому что они оба одинаково непокорны.
В конце концов, они оба были законными потомками в своих семьях, но из-за перемен в судьбе были вынуждены жить вне своих домов. Как они могли не чувствовать симпатию по отношению друг к другу?
Даже сама Цзян Сюэнин не могла отрицать, что вначале, не зная всей правды, она действительно думала так. Но позже это стало просто удобством общения с человеком, который не скрывает своих мыслей и чувств.
Видеть слова – значит видеть человека.
Даже если каллиграфия была не совершенна, в ней всё равно можно было увидеть искренность.
Какая же искренность у неё?
Неужели тогда Шэн Цзе уже увидел её? Но в то время она сама ещё не понимала себя...
Перед ней лежала только что написанная хинцао. Цзян Сюэнин подняла глаза и посмотрела на серьёзного Вана Цзю, стоящего перед её письменным столом. У неё было желание возразить, что она любит каллиграфию в стиле цаошу и что выбор стиля письма должен зависеть от личных предпочтений человека.
Но потом она подумала, что всего полгода проведёт во дворце.
Зачем создавать себе проблемы, споря с учителем? Когда она покинет дворец, она сможет писать, как ей угодно, и никто не сможет ей помешать.
Так она быстро успокоилась и склонила голову перед Ван Цзю:
– Учитель прав. Ученик запомнит это.
Ван Цзю, удовлетворившись, кивнул:
– Наконец-то ты ведешь себя как настоящий ученик.
Затем он повернулся и подошел к центру зала, призвав всех открыть первую часть «Восемнадцати писем». Сначала он провел лекцию, а затем предложил всем попробовать переписать текст. Если не обращать внимания на его строгость и неприятие вопросов или замечаний от студентов во время урока, он был действительно хорошим учителем, следующим строгим правилам.
Когда пришло время окончания занятий, Ван Цзю собрал свои вещи и ушёл. Как только он ушёл, все немедленно вздохнули с облегчением.
Фан Мяо не удержалась и взглянула на Цзян Сюэнин, испуганно говоря:
– Это было действительно страшно. Я думала, что Цзян Сюэнин поступит так же, как и вчера с учителем Чжао. Учитель Ван тоже очень строгий и опасный. К счастью, этого не случилось, к счастью!
Цзян Сюэнин подумала, что вчера она всего лишь спросила у Чжао Яньхуна о значении слова «ман» и это никак не могло быть связано с неповиновением. Просто Чжао Яньхун смотрел на людей свысока, считая себя важным, будучи учителем.
Отбросим в сторону планы и позиции...
Се Вэй, чьи знания и видение намного превосходили Чжао Яньхуна, всегда был открыт и никогда не обижался на вопросы других, что показывало его высокий уровень культуры.
Цзян Сюэнин не чувствовала себя хорошо из-за этого, поэтому лишь дружелюбно улыбнулась в ответ Фан Мяо, не продолжая разговор.
С первого дня занятий Чэнь Шуи начала конфликтовать с Цзян Сюэнин и до сих пор помнила их спор на уроке «Литературы» у Се Вэя. За эти два дня она видела, как Цзян Сюэнин постоянно страдала, что вызвало у неё удовлетворение.
В конце концов, такие учителя, как Се Вэй, были в меньшинстве.
Другие учителя, преподающие различные предметы, также придерживались строгих правил и соблюдали этикет.
Цзян Сюэнин подхватила разговор Фан Мяо и с улыбкой сказала:
– Этот ведущий советник Ханьлинского института, учитель Ван – непростой учёный из общественности. Его предки были известными соляными торговцами из Янчжоу, и после того, как заработали достаточно денег, они все отказались от торговли и пошли служить. К поколению учителя Вана в их семье было уже три выпускника имперских экзаменов. Сейчас соляной комиссар Ван Сянь – его двоюродный брат, и во дворце он не одинокий и беззащитный бедняк, поэтому ему не нужно льстить каждому, кого повстречает. Какого-то там помощника министра финансов он не боится!
Среди присутствующих только Цзян Сюэнин была дочерью помощника министра финансов. Кто из присутствующих не понял, что это намёк на неё?
Все посмотрели на Цзян Сюэнин.
Но Ю Юэ, услышав слова «соляной комиссар» и «соль», слегка помрачнела, вспомнив о делах, которые она поручила проверить перед приходом во дворец, и отвлеклась, забыв в этот момент насмехаться над Цзян Сюэнин.
Цзян Сюэнин не обращала внимания на других, а просто фыркнула и сказала:
– Если ты не любишь меня, скажи прямо. Когда ты говоришь косвенно, это выглядит даже хуже. Те, кто знает, говорят, что ты, Чэнь Шуи, жемчужина в руке великого учёного Чэнь, а те, кто не знает, могут подумать, что этот соляной комиссар Ван Сянь – твой отец!
Лицо Чэнь Шуи изменилось:
– Ты...
Цзян Сюэнин выросла в деревне и с детства была остроумной и бойкой, в спорах она редко кому-то уступала. Её сдержанность в спорах с другими было признаком великодушия.
Но иногда, если она не вступала в спор, другие думали, что с ней легко обращаться.
Она улыбнулась:
– Чэнь Шуи, если у тебя действительно есть свободное время, лучше посмотри на список соляных комиссаров и узнай, кто из них умер на своем посту в мире. Ведь это должность, за которую все готовы бороться, и связана с контрабандой государственной и частной соли. Кого-то разорили, кого-то казнили, а кто-то в лучшем случае лишился должности и был изгнан. Ты хвалишь кого попало, не зная, насколько это опасно. Как будто у тебя большой опыт!
Чэнь Шуи выросла в строгости и никогда не встречалась с такой язвительной насмешкой, как у Цзян Сюэнин, и теперь, когда все это обрушилось на неё, она чуть не взорвалась от злости.
Она хотела ответить, но не могла подобрать слов.
Её лицо то краснело, то бледнело, и она чувствовала себя очень неловко. Наконец, не выдержав, она резко встала, уставившись на Цзян Сюэнин. Её изящная ладонь высоко поднялась, пальцы были напряжены, и она, видимо, потеряла голову от злости и собиралась ударить Цзян Сюэнин!
Чжоу Баоин, которая тихо кушала принесенные с собой закуски, не поняла суть спора, но, увидев, что обычно сдержанная Чэнь Шуи собирается применить силу, она ахнула, и конфеты застряли у неё в горле.
А более робкая Яо Жунжун испуганно вскрикнула.
Цзян Сюэнин, увидев её такую взбешенную, не пошевелилась, но иронически подняла бровь.
Но неожиданно, когда рука Чэнь Шуи была уже готова опуститься, но ещё не коснулась цели, издалека послышались аккуратные приветствия:
– Приветствуем принцессу Шэн Чжийи, приносим ей наши почтения.
Шэн Чжийи пришла!
Рука Чэнь Шуи зависла в воздухе и никак не могла опуститься. Она даже не успела опустить руку, как уже увидела Шэн Чжийи, чья фигура выглядела необычно серьёзной у входа в зал. В её голове внезапно всё стало пустым, как будто прогремел взрыв.
Шэн Чжийи только что пришла из Цынина и, выросшая во дворце, уже чувствовала приближение бурных событий, поэтому была не в настроении.
Когда она вошла, она увидела, как Чэн Шуи подняла руку на Цзян Сюэнин.
На мгновение она не поняла, что происходит, и спросила:
– Что здесь происходит?
Чэн Шуи тут же опустила руку и попыталась объясниться:
– Принцесса, я только что хотела...
Цзян Сюэнин вздохнула про себя.
Пришла слишком рано. Удар ещё не был нанесен, и эффект от этого был намного слабее. У неё не было возможности выглядеть убедительно в своей жертвенности, иначе Чэнь Шуи могла сейчас стоять, но ушла бы на коленях.
Цзян Сюэнин внутренне высказала своё мнение, но её поведение было недвусмысленным. Она опустила уголки рта, слегка опустила веки, и слёзы начали капать, пока она жалобно обращалась к Шэн Чжийи:
– Принцесса Шэн Чжийи, Чэнь Шуи может обижать меня, но она ещё и хотела ударить меня!
Шэн Чжийи мгновенно стала серьёзной. Сморщив лоб, она посмотрела на Чэнь Шуи:
– Ты что имеешь в виду?!
Чэнь Шуи: ???
Все остальные: ?????
Кто бы мог подумать, что беспрекословная плачущая жертва может быть такой манипулятивной! Эта тактика — неожиданно расплакаться и жаловаться, играя на чувствах, чтобы обвинить другого — что это за ход такой?!
0 Комментарии