Сегодня она пришла учиться играть на цине, не для того, чтобы ссориться или жаловаться, тем более, что Се Вэй не сделал ей ничего плохого. Просто слово «Нин-эр» заставило её вспомнить многое, что коснулось её чувств, и она вдруг не смогла сдержаться.
Плакать на людях – всё равно что терять лицо. Цзян Сюэнин быстро подняла рукав и начала неловко вытирать лицо, из-за чего оно покраснело, и она стала похожа на цветную кошку. Она сказала:
– Попал песок в глаза, ничего страшного.
Се Вэй вдруг замолчал.
Но Цзян Сюэнин собралась с духом, словно ничего не случилось, и отложила в сторону медицинскую книгу, спросив его:
– Сегодня вы будете проверять мою технику игры или мы снова будем играть «Цайюнь жуйюэ»?
Се Вэй посмотрел на неё и медленно кивнул:
– Ты умеешь?
Цзян Сюэнин не ответила, а просто настроила цинь на столе. Эти несколько дней она не теряла времени зря. Раньше она не играла на цине, потому что Се Вэй говорил, что у неё неспокойное сердце, и не разрешал ей прикасаться к инструменту; но она всегда знала, что учиться у Се Вэя – значит нельзя обманывать, нельзя надеяться на удачу, потому что он всегда всё делает тщательно и серьёзно.
В этот момент она не думала ни о чем другом, а просто начала играть на цине.
Такой же зимний полдень. Поскольку никто заранее не предупредил о приходе Се Вэя, в угольной печи этого бокового зала еще не было тепла. Окна были наполовину открыты, что придавало помещению холод и пустоту. Ветер, несущий холодный свет, проникал внутрь, обволакивая уголки мантии Се Вэя своим цветом. Се Вэй стоял перед столом, на расстоянии, наблюдая за игрой Цзян Сюэнин.
Она действительно была неспокойной, но когда успокаивалась, оказывалась очень талантливой. У нее на глазах еще были следы слез, а на лице размазанная краска, словно у цветной кошки. Ее глаза были опущены, длинные ресницы слегка прикрывали их, это была серьезность, которую никто раньше не видел. Ее длинные пальцы идеально подходили для игры на струнах. Хотя в ее технике было еще много несовершенства и грубости, она уже достигла определенного уровня и потеряла прежнюю неуклюжесть, которую демонстрировала ранее в зале Фэнчэне.
Звуки циня вибрировали в воздухе, наполняя зал. Когда музыка затихла, Се Вэй наконец сдвинулся с места и медленно кивнул:
– За прошедшие дни ты, похоже, не зря постаралась. У тебя уже есть некоторое представление об игре. Ты пришла сюда не для того, чтобы спать, и это радует.
Это был намек на то, как она заснула в прошлый раз, когда он играл. Цзян Сюэнин быстро отреагировала:
– Это было исключением.
Едва она успела оправдаться, как из её живота раздался еле слышный звук голода, который в тихом зале звучал как гром в ясный день. Если бы вокруг было множество людей, это прошло бы незамеченным, но в этот момент в зале были только она и Се Вэй, и тишина была настолько глубокой, что можно было услышать падение иголки.
Цзян Сюэнин:
– ...
Се Вэй:
– …
Их взгляды встретились: она, смущенная и красная от стыда, и он, сдержанно наблюдал за ней с легкой улыбкой.
Се Вэй поднял палец к губам, сдерживая смех, и не сдержавшись, проговорил:
– Действительно исключение. То ты не выспалась, теперь голодна. Все говорят, что ты пользуешься большой любовью и благосклонностью у принцессы, но если кто-то тебя не знает, может подумать, что ты пришла во дворец, чтобы сесть в тюрьму.
Се Вэй иногда бывает довольно едок.
Цзян Сюэнин внутренне сжала зубы, молча глядя на него.
Се Вэй спросил:
– Ты не ела?
Цзян Сюэнин мрачно ответила:
– Утром читала книги и забыла о времени. Не заметила, как уснула, и пропустила еду.
Во дворце не так, как дома, повара никого не ждут.
Се Вэй редко бывал веселым, но в этот момент он почти улыбнулся.
Если бы всё было как в обычные дни, Се Вэй вряд ли бы заморачивался из-за такой мелочи. Есть такая поговорка: сытый легко засыпает, ученику лучше быть немного голодным, чтобы сохранять ясность ума и усердно заниматься учёбой.
Другими словами, голод — это даже хорошо.
Но Цзян Сюэнин пришла учиться играть на цине, и только что она сыграла неплохо. Похоже, она действительно старалась. К тому же она всё ещё растущая девушка. Се Вэй, пожалев её, открыл коробку с едой, которая стояла в одном из углов стола.
Внутри был маленькое блюдечко с пирогом из персиковых лепестков.
Се Вэй поставил его на столик у чайника, затем поставил на огонь чайник с водой и позвал Цзян Сюэнин:
– Подойди, выпей чаю.
Как только он открыл коробку, взгляд Цзян Сюэнин немедленно устремился туда, и едва мог оторваться от небольшого блюдца с персиковыми лепестками. Живот урчал от голода, а в сердце щекотало.
Когда она услышала его приглашение попить чаю, первая мысль, которая пришла ей в голову, была: «Не могу идти». Се Вэй – её учитель, она, ученица, должна соблюдать правила уважения и подчинения. Она слышала о беззаконных речах Се Вэя и знала тайны о нём, которых никто другой не знал. Он даже хотел убить её, чтобы она навсегда замолчала. А что, если в чае будет яд?
Но тот маленький персиковый пирог всё ещё лежал там.
В конце концов, Цзян Сюэнин не смогла устоять перед этим небольшим соблазном и встала, чтобы подойти.
Это было не ради еды.
Се Вэй пригласил её попить чаю, как она могла не подчиниться?
Цзян Сюэнин сказала «Спасибо, учитель», уселась за стол и, посмотрев на Се Вэя, тихонько протянула руку и взяла из маленькой тарелки тонкий лепесток персикового пирога и откусила кусочек.
– ...
Когда пирог попал в рот, она вдруг замерла. Легкая, едва заметная радость на её лице тоже немного застыла.
Се Вэй сначала не обратил внимания, переливая чай из чайника. Подняв голову, он увидел её выражение и спросил:
– Что случилось?
Цзян Сюэнин очнулась и поспешно покачала головой:
– Ничего, всё в порядке.
Просто не так, как она ожидала.
Но если подумать, то становится понятно, что Се Вэй сейчас не тот, кем был раньше, и место тоже другое. Не стоит ожидать определенного вкуса. Лучше не показывать свои мысли, иначе если он догадается и вспомнит прошлое, кто знает, не придет ли ему в голову убить её.
Она поспешно проглотила пирог. Персиковый пирог, мягкий и рассыпчатый, медленно растворялся во рту. Если не обращать внимание на слишком сладкий вкус, он был довольно изысканным и подходил для того, чтобы утолить голод.
При Се Вэе Цзян Сюэнин не решалась есть слишком нагло.
Она съела один кусочек, затем взяла еще один.
Се Вэй взглянул на Цзян Сюэнин, и, казалось, что он понял что-то, и спросил:
– Сладости из Императорской кухни не по вкусу?
Цзян Сюэнин торопливо покачала головой.
Взгляд Се Вэя переместился с неё на тарелку с персиковым пирогом. Эти лакомства были приготовлены специально для него в этом укромном павильоне, но он редко их ел. На этот раз он взял кусочек пирога и откусил маленький уголок. Когда пирог коснулся его языка, его брови слегка поднялись.
Цзян Сюэнин почему-то очень нервничала.
Она даже не осмеливалась поднять голову.
Се Вэй медленно положил недоеденный кусочек пирога обратно и долго смотрел на неё в тишине, пока рядом не закипела вода. Он отвлекся, чтобы залить чайник, и начал заваривать чай без спешки.
На этот раз Цзян Сюэнин поняла, что значит «не могу есть».
Се Вэй больше ничего не говорил, только между делом спрашивал её о недавно изученных текстах, проверял её знания. После четырех заварок чая он попросил её снова заняться музыкой.
Он сам сел за стол, сфокусировав взгляд на петиции с красной печатью.
Спустя полчаса он сказал Цзян Сюэнин:
– Хотя отношение у тебя и появилось, но основа все еще слаба. Люди часто говорят, что усердие может компенсировать неумение, и это не совсем верно, но и не совсем неверно. На сегодня хватит, не расслабляйся после того, как вернёшься. С завтрашнего дня начнем проверку знаний по всем предметам, приходи сюда в то же время.
Цзян Сюэнин наконец вздохнула с облегчением и встала, согласившись.
Затем она попрощалась с Се Вэем и осторожно покинула боковой павильон, убегая подальше.
Се Вэй оставался в павильоне еще некоторое время, прежде чем взял с собой документ и вышел из дворца.
Дом Се Вэя находился всего в стене от резиденции Юнъи. В отличие от Юнъи, который располагался на главной улице, дом Се Вэя находился за углом, с одной стороной на восток, а другой – на запад. Поэтому, когда его карета возвращалась, он легко мог увидеть солдат, стоящих у ворот Юнъи, холодно взирающих на прохожих.
Как только он вышел из кареты и вошел в свой дом, его встретил Цзянь Шу, который быстро подошел и тихо сообщил:
– Кроме Гуна И, наши люди также видели, как сегодня утром Динфэй вышел из казино Хэнъюань. Но там было так много людей, что мы потеряли его из виду.
Се Вэй стоял под крыльцом и молчал.
В этот момент из боковых ворот послышался смех, кто-то поздоровался с дозорным и вошел.
Цзянь Шу повернулся и, увидев проходящего человека, улыбнулся:
– Вот и старик Тао вернулся.
Это был повар в доме, известный своим кулинарным мастерством.
Старик Тао был крупным и полным человеком с радостным лицом. Он нес корзину с продуктами в одной руке и держал рыбу в другой. Увидев Се Вэя, он поспешно подошел и поклонился:
– Дафу, добро пожаловать домой! Сегодня я купил свежего карпа, он еще живой! А несколько дней назад Цзянь Цинь съел все сладости, что я приготовил, так что я купил несколько килограммов клейкого риса и килограмм персиковых ядер, чтобы попробовать приготовить персиковый пирог!
Се Вэй взглянул на переполненную корзину старика Тао, опустил взгляд и кивнул.
Плакать на людях – всё равно что терять лицо. Цзян Сюэнин быстро подняла рукав и начала неловко вытирать лицо, из-за чего оно покраснело, и она стала похожа на цветную кошку. Она сказала:
– Попал песок в глаза, ничего страшного.
Се Вэй вдруг замолчал.
Но Цзян Сюэнин собралась с духом, словно ничего не случилось, и отложила в сторону медицинскую книгу, спросив его:
– Сегодня вы будете проверять мою технику игры или мы снова будем играть «Цайюнь жуйюэ»?
Се Вэй посмотрел на неё и медленно кивнул:
– Ты умеешь?
Цзян Сюэнин не ответила, а просто настроила цинь на столе. Эти несколько дней она не теряла времени зря. Раньше она не играла на цине, потому что Се Вэй говорил, что у неё неспокойное сердце, и не разрешал ей прикасаться к инструменту; но она всегда знала, что учиться у Се Вэя – значит нельзя обманывать, нельзя надеяться на удачу, потому что он всегда всё делает тщательно и серьёзно.
В этот момент она не думала ни о чем другом, а просто начала играть на цине.
Такой же зимний полдень. Поскольку никто заранее не предупредил о приходе Се Вэя, в угольной печи этого бокового зала еще не было тепла. Окна были наполовину открыты, что придавало помещению холод и пустоту. Ветер, несущий холодный свет, проникал внутрь, обволакивая уголки мантии Се Вэя своим цветом. Се Вэй стоял перед столом, на расстоянии, наблюдая за игрой Цзян Сюэнин.
Она действительно была неспокойной, но когда успокаивалась, оказывалась очень талантливой. У нее на глазах еще были следы слез, а на лице размазанная краска, словно у цветной кошки. Ее глаза были опущены, длинные ресницы слегка прикрывали их, это была серьезность, которую никто раньше не видел. Ее длинные пальцы идеально подходили для игры на струнах. Хотя в ее технике было еще много несовершенства и грубости, она уже достигла определенного уровня и потеряла прежнюю неуклюжесть, которую демонстрировала ранее в зале Фэнчэне.
Звуки циня вибрировали в воздухе, наполняя зал. Когда музыка затихла, Се Вэй наконец сдвинулся с места и медленно кивнул:
– За прошедшие дни ты, похоже, не зря постаралась. У тебя уже есть некоторое представление об игре. Ты пришла сюда не для того, чтобы спать, и это радует.
Это был намек на то, как она заснула в прошлый раз, когда он играл. Цзян Сюэнин быстро отреагировала:
– Это было исключением.
Едва она успела оправдаться, как из её живота раздался еле слышный звук голода, который в тихом зале звучал как гром в ясный день. Если бы вокруг было множество людей, это прошло бы незамеченным, но в этот момент в зале были только она и Се Вэй, и тишина была настолько глубокой, что можно было услышать падение иголки.
Цзян Сюэнин:
– ...
Се Вэй:
– …
Их взгляды встретились: она, смущенная и красная от стыда, и он, сдержанно наблюдал за ней с легкой улыбкой.
Се Вэй поднял палец к губам, сдерживая смех, и не сдержавшись, проговорил:
– Действительно исключение. То ты не выспалась, теперь голодна. Все говорят, что ты пользуешься большой любовью и благосклонностью у принцессы, но если кто-то тебя не знает, может подумать, что ты пришла во дворец, чтобы сесть в тюрьму.
Се Вэй иногда бывает довольно едок.
Цзян Сюэнин внутренне сжала зубы, молча глядя на него.
Се Вэй спросил:
– Ты не ела?
Цзян Сюэнин мрачно ответила:
– Утром читала книги и забыла о времени. Не заметила, как уснула, и пропустила еду.
Во дворце не так, как дома, повара никого не ждут.
Се Вэй редко бывал веселым, но в этот момент он почти улыбнулся.
Если бы всё было как в обычные дни, Се Вэй вряд ли бы заморачивался из-за такой мелочи. Есть такая поговорка: сытый легко засыпает, ученику лучше быть немного голодным, чтобы сохранять ясность ума и усердно заниматься учёбой.
Другими словами, голод — это даже хорошо.
Но Цзян Сюэнин пришла учиться играть на цине, и только что она сыграла неплохо. Похоже, она действительно старалась. К тому же она всё ещё растущая девушка. Се Вэй, пожалев её, открыл коробку с едой, которая стояла в одном из углов стола.
Внутри был маленькое блюдечко с пирогом из персиковых лепестков.
Се Вэй поставил его на столик у чайника, затем поставил на огонь чайник с водой и позвал Цзян Сюэнин:
– Подойди, выпей чаю.
Как только он открыл коробку, взгляд Цзян Сюэнин немедленно устремился туда, и едва мог оторваться от небольшого блюдца с персиковыми лепестками. Живот урчал от голода, а в сердце щекотало.
Когда она услышала его приглашение попить чаю, первая мысль, которая пришла ей в голову, была: «Не могу идти». Се Вэй – её учитель, она, ученица, должна соблюдать правила уважения и подчинения. Она слышала о беззаконных речах Се Вэя и знала тайны о нём, которых никто другой не знал. Он даже хотел убить её, чтобы она навсегда замолчала. А что, если в чае будет яд?
Но тот маленький персиковый пирог всё ещё лежал там.
В конце концов, Цзян Сюэнин не смогла устоять перед этим небольшим соблазном и встала, чтобы подойти.
Это было не ради еды.
Се Вэй пригласил её попить чаю, как она могла не подчиниться?
Цзян Сюэнин сказала «Спасибо, учитель», уселась за стол и, посмотрев на Се Вэя, тихонько протянула руку и взяла из маленькой тарелки тонкий лепесток персикового пирога и откусила кусочек.
– ...
Когда пирог попал в рот, она вдруг замерла. Легкая, едва заметная радость на её лице тоже немного застыла.
Се Вэй сначала не обратил внимания, переливая чай из чайника. Подняв голову, он увидел её выражение и спросил:
– Что случилось?
Цзян Сюэнин очнулась и поспешно покачала головой:
– Ничего, всё в порядке.
Просто не так, как она ожидала.
Но если подумать, то становится понятно, что Се Вэй сейчас не тот, кем был раньше, и место тоже другое. Не стоит ожидать определенного вкуса. Лучше не показывать свои мысли, иначе если он догадается и вспомнит прошлое, кто знает, не придет ли ему в голову убить её.
Она поспешно проглотила пирог. Персиковый пирог, мягкий и рассыпчатый, медленно растворялся во рту. Если не обращать внимание на слишком сладкий вкус, он был довольно изысканным и подходил для того, чтобы утолить голод.
При Се Вэе Цзян Сюэнин не решалась есть слишком нагло.
Она съела один кусочек, затем взяла еще один.
Се Вэй взглянул на Цзян Сюэнин, и, казалось, что он понял что-то, и спросил:
– Сладости из Императорской кухни не по вкусу?
Цзян Сюэнин торопливо покачала головой.
Взгляд Се Вэя переместился с неё на тарелку с персиковым пирогом. Эти лакомства были приготовлены специально для него в этом укромном павильоне, но он редко их ел. На этот раз он взял кусочек пирога и откусил маленький уголок. Когда пирог коснулся его языка, его брови слегка поднялись.
Цзян Сюэнин почему-то очень нервничала.
Она даже не осмеливалась поднять голову.
Се Вэй медленно положил недоеденный кусочек пирога обратно и долго смотрел на неё в тишине, пока рядом не закипела вода. Он отвлекся, чтобы залить чайник, и начал заваривать чай без спешки.
На этот раз Цзян Сюэнин поняла, что значит «не могу есть».
Се Вэй больше ничего не говорил, только между делом спрашивал её о недавно изученных текстах, проверял её знания. После четырех заварок чая он попросил её снова заняться музыкой.
Он сам сел за стол, сфокусировав взгляд на петиции с красной печатью.
Спустя полчаса он сказал Цзян Сюэнин:
– Хотя отношение у тебя и появилось, но основа все еще слаба. Люди часто говорят, что усердие может компенсировать неумение, и это не совсем верно, но и не совсем неверно. На сегодня хватит, не расслабляйся после того, как вернёшься. С завтрашнего дня начнем проверку знаний по всем предметам, приходи сюда в то же время.
Цзян Сюэнин наконец вздохнула с облегчением и встала, согласившись.
Затем она попрощалась с Се Вэем и осторожно покинула боковой павильон, убегая подальше.
Се Вэй оставался в павильоне еще некоторое время, прежде чем взял с собой документ и вышел из дворца.
Дом Се Вэя находился всего в стене от резиденции Юнъи. В отличие от Юнъи, который располагался на главной улице, дом Се Вэя находился за углом, с одной стороной на восток, а другой – на запад. Поэтому, когда его карета возвращалась, он легко мог увидеть солдат, стоящих у ворот Юнъи, холодно взирающих на прохожих.
Как только он вышел из кареты и вошел в свой дом, его встретил Цзянь Шу, который быстро подошел и тихо сообщил:
– Кроме Гуна И, наши люди также видели, как сегодня утром Динфэй вышел из казино Хэнъюань. Но там было так много людей, что мы потеряли его из виду.
Се Вэй стоял под крыльцом и молчал.
В этот момент из боковых ворот послышался смех, кто-то поздоровался с дозорным и вошел.
Цзянь Шу повернулся и, увидев проходящего человека, улыбнулся:
– Вот и старик Тао вернулся.
Это был повар в доме, известный своим кулинарным мастерством.
Старик Тао был крупным и полным человеком с радостным лицом. Он нес корзину с продуктами в одной руке и держал рыбу в другой. Увидев Се Вэя, он поспешно подошел и поклонился:
– Дафу, добро пожаловать домой! Сегодня я купил свежего карпа, он еще живой! А несколько дней назад Цзянь Цинь съел все сладости, что я приготовил, так что я купил несколько килограммов клейкого риса и килограмм персиковых ядер, чтобы попробовать приготовить персиковый пирог!
Се Вэй взглянул на переполненную корзину старика Тао, опустил взгляд и кивнул.
***
«Едва не напугалась насмерть из-за кусочка персикового пирога! Как я могла быть такой дерзкой, что съела то, что дал Се Вэй, и даже подумала, что он сам это приготовил. Это просто безрассудно!» – подумала она, успокаивая себя.
Ю Юэ и Яо Си вышли из Янчжи Чжай и увидели ее в этом состоянии. Вспомнив, как несколько дней назад Цзян Сюэнин уходила искать Чжан Чжэ, Яо Си охватила волна гнева. Она усмехнулась:
– Разве вторая мисс Цзян не ушла учиться играть на цине? Почему вы вернулись, как будто вас застукали за чем-то? Неужели учитель Се опять вас отчитал?
0 Комментарии