Уже было глубокая полночь. Горные дебри окутало тьмой, и вокруг развалин храма едва различимо виднелись стражи из Небесных Учений: одни на случай внезапной атаки, другие все еще надеялись на возвращение своих товарищей, отправившихся к восточным воротам города. Возможно, они вернутся чуть позже.
Но внутри храма был лишь один костер. Взгляды Чжана Чжэ и Мэн Яна встретились. По выражению лица Чжана Чжэ было ясно, что Мэн Ян неправильно истолковал ситуацию. Он не стал объясняться, а просто подошел к костру и сел рядом с Мэн Яном. Он подобрал ветку с земли, сломал ее и бросил в огонь. Слабый красный свет огня освещал его щеки, придавая его молчаливому облику нотки задумчивости.
На этот раз Мэн Ян откинул волосы, скрывавщие его лицо, обнажив большую его часть. В его чертах не было видно жестокости, скорее, они выражали спокойствие, похожее на состояние медитации. Не похоже, что это был человек, который был способен убить свою семью численностью в пятьдесят человек. Но разве настоящие злодеи всегда выглядят, как злодеи?
На его губах заиграла легкая улыбка.
Взгляд Мэн Яна скользил по уже спящим вокруг людям, и он, не опасаясь того, что его слова услышат другие, с хриплым голосом, словно ножом, прошедшим по камню, сказал:
– Два года назад, до того как меня посадили в тюрьму, я слышал, что у губернатора Хэнаня, Го Чунфана, есть талантливый чиновник, острый на ум и умелый. Чжан Дажэнь, ваша репутация честного чиновника давно мне известна. Не думал я, что встречу вас в таком месте. Даже вы, такой человек, смешались с Небесными Учениями...
Он не закончил фразу, но презрительный «цок» говорил сам за себя.
Мэн Ян держал в руке толстую палку и медленно водил ею по костру, и от каждого движения вспыхивали искры, разлетаясь в теплом воздухе. От костра исходило тепло, которое рассеивало холод.
Чжан Чжэ наблюдал за палкой в руках Мэн Яна и долго молчал. Только когда палка, ковырявшаяся в огне, загорелась, он спокойно ответил:
– Вы из Чанпин, из богатой семьи. В двадцать лет вы женились на любимой жене. Но через два года она повесилась дома и умерла с нерожденным ребенком. Вы, опечалившись, ушли в монастырь и стали монахом, под именем «Чжань Чэнь». Вы уже были готовы к монашеской жизни, но через несколько лет случайно узнали, что вашу жену убили в вашем доме: одни за ее деньги, другие, чтобы вы женились на дочери влиятельного чиновника. В ярости вы, не сняв монашеского облачения, взяли меч и вернулись домой. Сначала вы подожгли заднюю дверь, чтобы никто не сбежал, затем заперли главный вход и начали убивать. В вашем доме были ваши родственники, от старших шестидесяти двух лет до младшего тринадцати. Вы убили их всех за одну ночь, и единственной выжившей была собака, которую вы держали много лет.
Щёлк
Внезапно ветка в руках Мэн Яна ломается.
Обломок упал в огонь и быстро загорелся. В его глазах наконец промелькнуло нечто кровожадное, но он усмехнулся:
– Достойно Чжан Дажэня, даже это вы знаете.
Чжан Чжэ говорил об этом без особого чувства. Слишком много трагических дел прошло через его руки. Хотя ему и было жаль, это уже не трогало его сердце. Он просто сказал:
– Вы долго находились в ожидании суда в тюремном заключении, вас должны были казнить после осени, и ваше дело как раз прошло через министерство юстиции. Работая в министерстве, я, конечно, видел ваше дело.
Другими словами, Чжан Чжэ знал о Мэн Яне больше, чем кто-либо другой. Этого Мэн Ян не ожидал. Он вдруг почувствовал неописуемую опасность от Чжана Чжэ, от этого, казалось бы, обычного чиновника из департамента юстиции, более чем когда-либо.
Чжан Чжэ, казалось, не замечал этого страха. Со спокойным и холодным взглядом, который отражал огни в храме, он продолжил невозмутимо:
– Вы убили более пятидесяти человек из своей семьи, и ваши преступления были доказаны. Независимо от причин, это было непростительно. Когда ваше дело было передано в министерство, я уже подписал приговор к казни. Но кто-то задержал его, утверждая, что в деле о самоубийстве вашей жены были сомнения и были обстоятельства, заслуживающие рассмотрения. Вас заключили в тюрьму, но приговор не был вынесен. Поэтому дело тянулось до сих пор, оставаясь нерешенным.
Такие люди, как Мэн Ян, заслуживают смерти многократно.
Чжан Чжэ и в опасной ситуации не скрывает своих чувств. Наконец, он поворачивает взгляд и смотрит прямо на собеседника, сказав:
– Мне очень хочется узнать, кто стоит за вами. У кого такая власть, что он смог отложить осенний приговор.
Мэн Ян держит в руке ветку, его спокойное, хотя и запыленное лицо в свете огня напоминает будду, который сидел высоко в храме. Он отвечает:
– Я постригся в монахи в монастыре Байма, и тот, кто постриг меня, большой монах Юаньцзи, изучал буддийское учение четыре или пять лет. Если вам так интересно, мистер Чжан, почему бы вам не попробовать угадать?
Монастырь Байма, монах Юаньцзи. Разве это не текущий государственный наставник, лично посвященный императором Шэн Ланем? Стрижка, по всей видимости, была настоящей. Но Чжан Чжэ не продолжил разговор, потому что это дело, очевидно, не было таким простым, каким казался на первый взгляд. Если бы это был монах Юаньцзи, это было бы слишком очевидно, ведь на это смотрит весь двор.
Но внутри храма был лишь один костер. Взгляды Чжана Чжэ и Мэн Яна встретились. По выражению лица Чжана Чжэ было ясно, что Мэн Ян неправильно истолковал ситуацию. Он не стал объясняться, а просто подошел к костру и сел рядом с Мэн Яном. Он подобрал ветку с земли, сломал ее и бросил в огонь. Слабый красный свет огня освещал его щеки, придавая его молчаливому облику нотки задумчивости.
На этот раз Мэн Ян откинул волосы, скрывавщие его лицо, обнажив большую его часть. В его чертах не было видно жестокости, скорее, они выражали спокойствие, похожее на состояние медитации. Не похоже, что это был человек, который был способен убить свою семью численностью в пятьдесят человек. Но разве настоящие злодеи всегда выглядят, как злодеи?
На его губах заиграла легкая улыбка.
Взгляд Мэн Яна скользил по уже спящим вокруг людям, и он, не опасаясь того, что его слова услышат другие, с хриплым голосом, словно ножом, прошедшим по камню, сказал:
– Два года назад, до того как меня посадили в тюрьму, я слышал, что у губернатора Хэнаня, Го Чунфана, есть талантливый чиновник, острый на ум и умелый. Чжан Дажэнь, ваша репутация честного чиновника давно мне известна. Не думал я, что встречу вас в таком месте. Даже вы, такой человек, смешались с Небесными Учениями...
Он не закончил фразу, но презрительный «цок» говорил сам за себя.
Мэн Ян держал в руке толстую палку и медленно водил ею по костру, и от каждого движения вспыхивали искры, разлетаясь в теплом воздухе. От костра исходило тепло, которое рассеивало холод.
Чжан Чжэ наблюдал за палкой в руках Мэн Яна и долго молчал. Только когда палка, ковырявшаяся в огне, загорелась, он спокойно ответил:
– Вы из Чанпин, из богатой семьи. В двадцать лет вы женились на любимой жене. Но через два года она повесилась дома и умерла с нерожденным ребенком. Вы, опечалившись, ушли в монастырь и стали монахом, под именем «Чжань Чэнь». Вы уже были готовы к монашеской жизни, но через несколько лет случайно узнали, что вашу жену убили в вашем доме: одни за ее деньги, другие, чтобы вы женились на дочери влиятельного чиновника. В ярости вы, не сняв монашеского облачения, взяли меч и вернулись домой. Сначала вы подожгли заднюю дверь, чтобы никто не сбежал, затем заперли главный вход и начали убивать. В вашем доме были ваши родственники, от старших шестидесяти двух лет до младшего тринадцати. Вы убили их всех за одну ночь, и единственной выжившей была собака, которую вы держали много лет.
Щёлк
Внезапно ветка в руках Мэн Яна ломается.
Обломок упал в огонь и быстро загорелся. В его глазах наконец промелькнуло нечто кровожадное, но он усмехнулся:
– Достойно Чжан Дажэня, даже это вы знаете.
Чжан Чжэ говорил об этом без особого чувства. Слишком много трагических дел прошло через его руки. Хотя ему и было жаль, это уже не трогало его сердце. Он просто сказал:
– Вы долго находились в ожидании суда в тюремном заключении, вас должны были казнить после осени, и ваше дело как раз прошло через министерство юстиции. Работая в министерстве, я, конечно, видел ваше дело.
Другими словами, Чжан Чжэ знал о Мэн Яне больше, чем кто-либо другой. Этого Мэн Ян не ожидал. Он вдруг почувствовал неописуемую опасность от Чжана Чжэ, от этого, казалось бы, обычного чиновника из департамента юстиции, более чем когда-либо.
Чжан Чжэ, казалось, не замечал этого страха. Со спокойным и холодным взглядом, который отражал огни в храме, он продолжил невозмутимо:
– Вы убили более пятидесяти человек из своей семьи, и ваши преступления были доказаны. Независимо от причин, это было непростительно. Когда ваше дело было передано в министерство, я уже подписал приговор к казни. Но кто-то задержал его, утверждая, что в деле о самоубийстве вашей жены были сомнения и были обстоятельства, заслуживающие рассмотрения. Вас заключили в тюрьму, но приговор не был вынесен. Поэтому дело тянулось до сих пор, оставаясь нерешенным.
Такие люди, как Мэн Ян, заслуживают смерти многократно.
Чжан Чжэ и в опасной ситуации не скрывает своих чувств. Наконец, он поворачивает взгляд и смотрит прямо на собеседника, сказав:
– Мне очень хочется узнать, кто стоит за вами. У кого такая власть, что он смог отложить осенний приговор.
Мэн Ян держит в руке ветку, его спокойное, хотя и запыленное лицо в свете огня напоминает будду, который сидел высоко в храме. Он отвечает:
– Я постригся в монахи в монастыре Байма, и тот, кто постриг меня, большой монах Юаньцзи, изучал буддийское учение четыре или пять лет. Если вам так интересно, мистер Чжан, почему бы вам не попробовать угадать?
Монастырь Байма, монах Юаньцзи. Разве это не текущий государственный наставник, лично посвященный императором Шэн Ланем? Стрижка, по всей видимости, была настоящей. Но Чжан Чжэ не продолжил разговор, потому что это дело, очевидно, не было таким простым, каким казался на первый взгляд. Если бы это был монах Юаньцзи, это было бы слишком очевидно, ведь на это смотрит весь двор.
***
Когда Цзянь Шу услышал, что Се Вэй уже встал, он приказал слугам войти и обслужить его. Услышав его кашель, Цзянь Шу сказал:
– Лекарство, приготовленное доктором Лю, оказалось очень эффективным. Давайте приготовим для вас еще одну дозу.
Се Вэй слегка нахмурился и произнес:
– Не надо.
Он быстро умылся и подошел к письменному столу, чтобы просмотреть документы, которые лежали на нем. Одни из них были официальными бумагами с придворных советов, другие – секретными докладами Небесных Учений. Все они вызывали лишь отвращение.
Цзянь Шу уже был готов доложить о делах Небесных Учений, но, увидев, что Се Вэй сидит неподвижно перед столом, замешкался и предложил:
– Те, кто освободился из тюрьмы, только что ушли. Они оставили знак у городских ворот. Кажется, они направляются в направлении Яньчжуаня. Глава Учений лично приказал отправить группу на их временное место убежища для подмоги, но кто именно пошел – пока неизвестно. Я не стал уточнять, чтобы не вызвать подозрений. Вы хотите узнать больше?
Се Вэй не ответил и внезапно спросил:
– Нет ли других новостей?
Цзянь Шу остался в недоумении.
Се Вэй вновь кашлянул пару раз, свет лампы осветил его бледное лицо, на котором читалась усталость, а также недомогание. Казалось, он не хотел заниматься делами. Внезапно он отодвинул от себя все документы и направился к музыкальной гостиной, сказав:
– Скоро наступит новый месяц. До января осталось всего несколько дней. Есть одно дело: узнайте, что любят молодые девушки в столице сейчас. Подготовьте список подарков на день рождения, я хочу его просмотреть.
Любимые вещи молодых девушек? Подарок на день рождения? Кому из них предстоит отметить день рождения в январе?
Цзянь Шу перебрал в голове всех, кто мог отмечать день рождения в январе, но так и не вспомнил никого подходящего. Однако, осознав, что Се Вэй упомянул «молодую девушку», он наконец понял, к чему клонит его господин. Цзянь Шу не был столь смел, как Лю Сянь, чтобы выражать свои мысли вслух перед Се Вэем, поэтому он лишь внутренне удивился, сохраняя невозмутимое выражение лица. Со всей серьезностью он ответил:
– Конечно, сэр.
В музыкальной гостиной все еще царила темнота. Се Вэй вошел и зажег лампу. На столе для изготовления музыкальных инструментов уже лежала доска из бука, вырезанная по форме гуцинь. Но она еще не была собрана и не покрыта лаком. Он поставил светильник на подоконник, закатал рукава и взял в руки резец, но, когда начал работать над деталями, его рука на мгновение замерла.
Ему вдруг пришла в голову мысль: цитра той молодой девушки, хоть и старая, но старый инструмент не всегда лучше нового, и даже с тщательным уходом может не соответствовать идеалу. Возможно, пословица «новое не лучше старого» – всего лишь заблуждение. Изготовление нового циня в качестве подарка на день рождения ему показалось хорошей идеей, но из-за недавней занятости Се Вэй опасался, что не успеет закончить инструмент к ее дню рождения.
Эта мысль мелькнула в его голове. После короткой паузы Се Вэй снова принялся за работу. Цзянь Шу смотрел на него, чувствуя, что у Се Вэя на уме много всего, но когда у него не было много мыслей? Хотя дела в поместье Юнъи завершились без особых потрясений и это можно было даже посчитать удачным иходом, ждущим своего времени для использования, уход из этого поместья и из столицы, вероятно, оставил у Се Вэя много невысказанных чувств.
Цзянь Шу не решался спрашивать, что делать с теми документами, что лежали на столе. Он стоял у двери, не осмеливаясь войти и потревожить хозяина. В это раннее утро большинство людей еще не проснулись, и вокруг царила тишина. Поэтому любой звук шагов становился особенно заметным.
Цзянь Шу только вышел, как услышал шаги, приближавшиеся из переднего двора. Это был слуга. Он подошел к музыкальной гостиной и тихо произнес:
– Снаружи кто-то просит аудиенции, говорит, что у него важное дело и он просит мастера уделить ему время. Человек представился как Чжоу Иньчжи, тысячник Цзиньи Вэй.
Чжоу Иньчжи? Цзянь Шу слышал это имя, хотя оно и не оставило у него хорошего впечатления. Услышав это, он нахмурился:
– Он сказал, по какому делу пришел?
Слуга ответил:
– Нет.
0 Комментарии