Он был наследником могущественного дома Янь, был избалован дома и любим императором. Он был не хуже других в литературе и военном искусстве и, в отличие от других богатых молодых людей, которые просто наслаждались успехами своих отцов, он уже побывал во многих местах и видел много страданий вместе со своим отцом. Он считал себя обладающим не меньшей проницательностью и амбициями, чем его отец. Для него трудности и страдания никогда не были серьёзной проблемой.
Поэтому он считал всё, что у него есть, само собой разумеющимся и вечным. Как он когда-то сказал Шэн Цзе:
– Я её балую, я сам и женюсь.
Только сегодня он понял, что некоторые вещи, которыми ты обладаешь с рождения, могут не остаться с тобой навсегда.
Он баловал её.
Он защищал её.
Он не мог сдержать своего восторженного сердца и в присутствии других выражал свои особые чувства к ней, хотел, чтобы весь Пекин знал, что Цзян Сюэнин станет его женой в будущем.
Но он забыл, что мир постоянно меняется, и никто не знает, что будет завтра.
Теперь он сожалеет, что не подумал обо всём хорошо и действовал слишком поспешно.
Янь Линь не осмеливался думать о том...
Как она, такая капризная, сможет справиться с трудностями в доме без него? Она не должна была входить в дворец для сопровождения, но он отправил её туда. Как она будет справляться с предстоящими опасностями? Все знают о её близких отношениях с ним с детства, если произойдут внезапные перемены и свадьба не состоится, как она будет жить дальше?
С одной стороны, это подавляющее чувство, предчувствие грозы, с другой — сожаление о своей наивности и незрелости, а также боль за эту девушку, которую он держал в своём сердце на протяжении многих лет. Янь Линь чувствовал, как будто что-то застряло в его горле, и ему было очень трудно говорить.
Он крепко обнял её.
Его голос дрожал:
– Нин Нин...
В тот момент, когда мощные руки юноши обняли её, тело Цзян Сюэнин напряглось и застыло:
– Янь Линь...
Его лицо было спрятано в её шее, он старался сдержать дрожь и умоляюще произнёс:
– Не говори, Нин Нин, не говори, будь ко мне добрее. Не говори...
В этот момент в его позе чувствовалась редкая слабость.
Казалось, он боялся, что она что-то скажет.
Цзян Сюэнин почувствовала, что на его плечи легла какая-то особенно тяжёлая ноша. Взглянув в окно, она увидела, что вне комнаты всё темно, и только в этой комнате ещё светло.
Её сердце постепенно смягчилось.
Её напряжённое тело медленно расслабилось, и наконец она медленно вытянула руку и положила её на плечо юноши, успокаивая его:
– Всё будет хорошо, не бойся.
Может быть, Янь Линь уже догадался, что она хотела сказать ему сегодня?
Цзян Сюэнин сама не знала точно.
В эту тихую и глубокую дождливую ночь она вспомнила о своей жадности и мелочности.
Во внутреннем дворце у неё почти не было никого, кто бы ей смог помочь, и даже если бы дело в доме Янь Линя не зависело от Чжоу Иньчжи, всё равно нашлись бы другие. Поэтому лучше использовать Чжоу Иньчжи, чем не использовать его вовсе. Хотя бы зная его истинные намерения, она могла бы предупредить дом Янь Линя и подготовить их к возможной опасности.
И ей не нужно было беспокоиться о том, как она узнала, что с домом Янь Линя может случиться беда.
Чжоу Иньчжи был глубоко мыслящим «умником», который был способен догадаться, что она узнала новости от отца или другого влиятельного человека, ведь в мире нет непроницаемых стен; Янь Линь, хоть и был молод, но уже хорошо знал некоторые вещи в официальных кругах. Даже если он узнал, что она знала о беде дома Янь Линя заранее, он все равно полагал, что она узнала это от Чжоу Иньчжи, а затем заставила Чжоу Иньчжи рассказать ему об этом.
Умные люди не любят говорить прямо.
Тем более, это не было чем-то непонятным, они сами могли построить самое разумное объяснение, чтобы объяснить ситуацию, таким образом, она смогла оставаться в тени.
Её голос был мягким и успокаивающим, словно обладающим необъяснимой утешительной силой.
Янь Линь слушал, крепко зажмурив глаза.
Через долгое время он наконец отпустил её, в его глазах виднелась влага, он улыбнулся:
– Ты долго ждала меня, правда? Это всё моя вина, я даже забыл предупредить тебя заранее. Когда я шёл сюда, я надеялся, что ты уже ушла, чтобы моя вина была меньше. Но когда я увидел, что ты всё ещё здесь, в моём сердце смешались чувства вины и радости. Нин Нин, смешно, правда?
Цзян Сюэнин смотрела на него, не зная, что сказать.
Но Янь Линь, словно фокусник, достал из-под пальто что-то и, взяв её руку, завязал это на её изящном запястье, произнеся:
– По дороге сюда я увидел старушку, которая продавала цветы под крышей, чтобы укрыться от дождя. Когда я увидел эти цветы, не знаю почему, но подумал, что они очень похожи на тебя. Поэтому я подумал, что если ты здесь, моё опоздание настолько долгое, что я должен принести тебе что-то в качестве извинения. Прими мои цветы, и ты больше не смеешь злиться на меня, хорошо?
Голос юноши был мягким, как весенний бриз.
Он завязал на запястье Цзян Сюэнин белоснежные цветы жасмина, каждый мягкий цветок пронзен тонкой ниткой, лишь два зеленых листочка украшали композицию, свисая с её запястья как два изумруда.
В тихую дождливую ночь вдруг разлился тонкий аромат. Это был свежий, успокаивающий сердце запах. Мало кто знает, но жасмин может цвести три сезона. Но для этого за ним нужно тщательно ухаживать. Жасмин в начале зимы – редкость, ценность его, как и намерений юноши, неоценима.
Цзян Сюэнин вдруг почувствовала ненависть к самой себе.
Увидев её молчание, Янь Линь поднял её лицо, чтобы рассмотреть его внимательнее, и спросил:
– Неужели ты действительно обиделась?
Цзян Сюэнин покачала головой.
Уже было слишком поздно. Янь Линь, хотя и хотел провести с ней больше времени, не мог позволить ей возвращаться домой поздно, особенно в такие тревожные времена, опасаясь испортить её репутацию. Он провёл её до кареты.
Только когда она стояла под зонтом и подняла голову, чтобы посмотреть на него, её густые ресницы слегка дрожали в тени, и она тихо сказала:
– Янь Линь, больше не пей, хорошо? Мне страшно.
Не пить вино?
Янь Линь был озадачен, ведь какой мужественный мужчина не пьет? Но, опустив глаза, он увидел её мягкий взгляд, скрывающий некую хрупкость, и почему-то в глубине души почувствовал нежный укол боли. Он уступил ей, улыбаясь ласково и немного снисходительно, и пообещал ей:
– Хорошо.
Поэтому он считал всё, что у него есть, само собой разумеющимся и вечным. Как он когда-то сказал Шэн Цзе:
– Я её балую, я сам и женюсь.
Только сегодня он понял, что некоторые вещи, которыми ты обладаешь с рождения, могут не остаться с тобой навсегда.
Он баловал её.
Он защищал её.
Он не мог сдержать своего восторженного сердца и в присутствии других выражал свои особые чувства к ней, хотел, чтобы весь Пекин знал, что Цзян Сюэнин станет его женой в будущем.
Но он забыл, что мир постоянно меняется, и никто не знает, что будет завтра.
Теперь он сожалеет, что не подумал обо всём хорошо и действовал слишком поспешно.
Янь Линь не осмеливался думать о том...
Как она, такая капризная, сможет справиться с трудностями в доме без него? Она не должна была входить в дворец для сопровождения, но он отправил её туда. Как она будет справляться с предстоящими опасностями? Все знают о её близких отношениях с ним с детства, если произойдут внезапные перемены и свадьба не состоится, как она будет жить дальше?
С одной стороны, это подавляющее чувство, предчувствие грозы, с другой — сожаление о своей наивности и незрелости, а также боль за эту девушку, которую он держал в своём сердце на протяжении многих лет. Янь Линь чувствовал, как будто что-то застряло в его горле, и ему было очень трудно говорить.
Он крепко обнял её.
Его голос дрожал:
– Нин Нин...
В тот момент, когда мощные руки юноши обняли её, тело Цзян Сюэнин напряглось и застыло:
– Янь Линь...
Его лицо было спрятано в её шее, он старался сдержать дрожь и умоляюще произнёс:
– Не говори, Нин Нин, не говори, будь ко мне добрее. Не говори...
В этот момент в его позе чувствовалась редкая слабость.
Казалось, он боялся, что она что-то скажет.
Цзян Сюэнин почувствовала, что на его плечи легла какая-то особенно тяжёлая ноша. Взглянув в окно, она увидела, что вне комнаты всё темно, и только в этой комнате ещё светло.
Её сердце постепенно смягчилось.
Её напряжённое тело медленно расслабилось, и наконец она медленно вытянула руку и положила её на плечо юноши, успокаивая его:
– Всё будет хорошо, не бойся.
Может быть, Янь Линь уже догадался, что она хотела сказать ему сегодня?
Цзян Сюэнин сама не знала точно.
В эту тихую и глубокую дождливую ночь она вспомнила о своей жадности и мелочности.
Во внутреннем дворце у неё почти не было никого, кто бы ей смог помочь, и даже если бы дело в доме Янь Линя не зависело от Чжоу Иньчжи, всё равно нашлись бы другие. Поэтому лучше использовать Чжоу Иньчжи, чем не использовать его вовсе. Хотя бы зная его истинные намерения, она могла бы предупредить дом Янь Линя и подготовить их к возможной опасности.
И ей не нужно было беспокоиться о том, как она узнала, что с домом Янь Линя может случиться беда.
Чжоу Иньчжи был глубоко мыслящим «умником», который был способен догадаться, что она узнала новости от отца или другого влиятельного человека, ведь в мире нет непроницаемых стен; Янь Линь, хоть и был молод, но уже хорошо знал некоторые вещи в официальных кругах. Даже если он узнал, что она знала о беде дома Янь Линя заранее, он все равно полагал, что она узнала это от Чжоу Иньчжи, а затем заставила Чжоу Иньчжи рассказать ему об этом.
Умные люди не любят говорить прямо.
Тем более, это не было чем-то непонятным, они сами могли построить самое разумное объяснение, чтобы объяснить ситуацию, таким образом, она смогла оставаться в тени.
Её голос был мягким и успокаивающим, словно обладающим необъяснимой утешительной силой.
Янь Линь слушал, крепко зажмурив глаза.
Через долгое время он наконец отпустил её, в его глазах виднелась влага, он улыбнулся:
– Ты долго ждала меня, правда? Это всё моя вина, я даже забыл предупредить тебя заранее. Когда я шёл сюда, я надеялся, что ты уже ушла, чтобы моя вина была меньше. Но когда я увидел, что ты всё ещё здесь, в моём сердце смешались чувства вины и радости. Нин Нин, смешно, правда?
Цзян Сюэнин смотрела на него, не зная, что сказать.
Но Янь Линь, словно фокусник, достал из-под пальто что-то и, взяв её руку, завязал это на её изящном запястье, произнеся:
– По дороге сюда я увидел старушку, которая продавала цветы под крышей, чтобы укрыться от дождя. Когда я увидел эти цветы, не знаю почему, но подумал, что они очень похожи на тебя. Поэтому я подумал, что если ты здесь, моё опоздание настолько долгое, что я должен принести тебе что-то в качестве извинения. Прими мои цветы, и ты больше не смеешь злиться на меня, хорошо?
Голос юноши был мягким, как весенний бриз.
Он завязал на запястье Цзян Сюэнин белоснежные цветы жасмина, каждый мягкий цветок пронзен тонкой ниткой, лишь два зеленых листочка украшали композицию, свисая с её запястья как два изумруда.
В тихую дождливую ночь вдруг разлился тонкий аромат. Это был свежий, успокаивающий сердце запах. Мало кто знает, но жасмин может цвести три сезона. Но для этого за ним нужно тщательно ухаживать. Жасмин в начале зимы – редкость, ценность его, как и намерений юноши, неоценима.
Цзян Сюэнин вдруг почувствовала ненависть к самой себе.
Увидев её молчание, Янь Линь поднял её лицо, чтобы рассмотреть его внимательнее, и спросил:
– Неужели ты действительно обиделась?
Цзян Сюэнин покачала головой.
Уже было слишком поздно. Янь Линь, хотя и хотел провести с ней больше времени, не мог позволить ей возвращаться домой поздно, особенно в такие тревожные времена, опасаясь испортить её репутацию. Он провёл её до кареты.
Только когда она стояла под зонтом и подняла голову, чтобы посмотреть на него, её густые ресницы слегка дрожали в тени, и она тихо сказала:
– Янь Линь, больше не пей, хорошо? Мне страшно.
Не пить вино?
Янь Линь был озадачен, ведь какой мужественный мужчина не пьет? Но, опустив глаза, он увидел её мягкий взгляд, скрывающий некую хрупкость, и почему-то в глубине души почувствовал нежный укол боли. Он уступил ей, улыбаясь ласково и немного снисходительно, и пообещал ей:
– Хорошо.
0 Комментарии