Можно представить это как награду «Новичок года» в области романов. Конкуренция здесь примерно такая же, как и среди писателей. В конечном итоге, предполагая равные условия в том, что можно назвать «талантом», некоторые люди могут учиться до изнеможения и все равно не пройти отбор, в то время как другие могут написать несколько воспоминаний, чтобы скоротать время, и быть нанятыми в крупнейшую клинику мира. Если возраст и опыт не имеют значения, вам не нужны технические знания. Так же, как писатель не обязан быть осведомленным обо всех функциях текстового процессора или технологии изготовления книг, инженерам по созданию воспоминаний не нужно быть хорошо знакомыми с нейронаукой или нанотехнологиями.
На самом деле, то, что делают инженеры по созданию воспоминаний, практически то же самое, что и писатели. Главное отличие в том, что писатели пишут для читателей, которых они ожидают в тысячах или даже больше, в то время как инженеры по созданию воспоминаний ориентируются только на одного читателя (хотя не скажу, что нет писателей, пишущих только для одного читателя). Писатели пишут, следуя внутренним побуждениям, в то время как инженеры по созданию воспоминаний пишут, следуя внешним запросам (хотя не скажу, что нет писателей, пишущих по внешним заказам). Они изучают личную запись клиента и создают для нее совершенно прагматичную историю. Может быть, звучит немного лучше, если сказать, что это как поэт, пишущий сонет для своего покровителя.
Это был очень простой мир. Не только потому, что природа работы была простой, но и потому, что профессия инженера по созданию воспоминаний была совершенно новой. В будущем, без сомнения, появятся законы, связанные с воспоминаниями, которые со временем усложнят ситуацию. Но я ушла с работы инженера по созданию воспоминаний до того, как это произошло, поэтому я знала только простую сторону этого мира.
Я была нанята в качестве инженера по созданию воспоминаний в 16 лет. Даже сейчас, спустя четыре года, 16-летние инженеры по созданию воспоминаний оставались такими же редкими, как 16-летние писатели.
Я узнала о существовании инженеров по созданию воспоминаний только в 15 лет. Я смотрела на лист выбора курсов, размышляя, что указать в графе «желаемая профессия», когда мое внимание привлекло это название. Мой отец был инженером-стоматологом, поэтому, возможно, я отреагировала на слово «инженер». Я прочитала описание работы без особого интереса, но тут же интуитивно поняла.
Эта работа была создана для меня.
Мой интуитивный выбор оказался верным, и следующим летом я работала в довольно известной клинике в качестве самого молодого инженера по созданию воспоминаний на тот момент. Мне не приходилось прилагать усилия, которые можно было бы назвать значительными. Никто не должен был меня учить; с того момента, как я прочитала личную запись клиента и коснулась клавиатуры, я точно знала, что мне нужно делать.
Я думала, что не получу благословения родителей, если скажу, что стремлюсь стать инженером по созданию воспоминаний, поэтому я дождалась результатов и сообщила им об этом после факта. Я подчеркнула, что получить работу в этой области чрезвычайно сложно, и я могла совмещать ее с учебой в старшей школе, и самое главное, это приносило мне деньги (на оплату учебы), поэтому родители с неохотой одобрили мое трудоустройство.
Процесс был следующим. Клиника отправляла мне личную запись клиента. Информация в личной записи была извлечена из клиента в гипнотическом состоянии, поэтому в ней не было лжи. Я изучала личную запись и использовала ее для создания вымышленного прошлого, которое, как мне казалось, необходимо клиенту. Я часто обсуждала это с редактором и вносила небольшие корректировки, и когда воспоминания были в наилучшем состоянии, я отправляла их в клинику. Обычно я могла завершить весь процесс за месяц.
Порядок создания варьировался от человека к человеку, но я всегда начинала с тщательного изучения личной записи, достаточного для запоминания. В личной записи никогда не было четких указаний типа «вам следует сделать что-то подобное», поэтому я читала ее с жаром. Вскоре я начала испытывать почти иллюзию, что клиент был мне близок. Тем не менее, я погружалась в чтение личной записи. Делая это, я в конечном итоге касалась ядра души клиента, или чего-то в этом роде. Это было состояние, выходящее за рамки простого сочувствия или эмпатии — возможно, это следует назвать каналом связи.
В тот момент я становилась этим человеком в большей степени, чем они сами. Я могла четко видеть, чего клиент желает в глубине своего сердца, лучше, чем он сам. Недостатки, о которых они сами не подозревали, всплывали на поверхность, и я могла подобрать и предложить им кусочки, которые идеально вписывались в эти пробелы. Таким образом, я могла дать им ощущение, что эти воспоминания созданы для них и ни для кого другого.
Я, которая постоянно фантазировала о заполнении своих собственных пробелов, могла выполнять эту сложную для понимания работу так же легко, как дышать — на самом деле, гораздо легче. Как человек, которому не хватало всего, я могла учитывать любой вид отсутствия. Отсутствие чего-либо на самом деле было необходимо для создания истории, удовлетворяющей ожиданиям клиента. Я могла быстро привыкнуть к чему угодно.
Даже если вы напишете эпическую историю, у нее будет только один читатель, и даже если вы придумаете небрежный сюжет, у него также будет только один читатель. Поэтому на самом деле многие инженеры по созданию воспоминаний выполняли свою работу небрежно. Не существовало объективных стандартов хорошей или плохой работы, поэтому они могли оправдать грубую работу, говоря: «Кажется, это просто не соответствовало вашим предпочтениям». Когда у вас всего один читатель, вас не будут критиковать за повторение идей из предыдущих работ или самоплагиат, поэтому было обычным делом постоянно переиздавать свои лучшие работы.
Поэтому была большая разница в качестве работы между инженерами по созданию воспоминаний с хорошей совестью и теми, у кого ее нет. И лучшие инженеры по созданию воспоминаний часто имели постоянных клиентов. Клиенты, довольные своими воспоминаниями, обычно покупали вторые и третьи. Они чувствуют себя неуверенно только в первый раз, и после того, как они сделают этот шаг, их охватывает удовлетворение от переформатирования своего прошлого.
Таким образом, инженеры, которые массово производили воспоминания с качеством на 50%, хорошо зарабатывали в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной перспективе те, кто производил воспоминания с качеством на 90% в меньших количествах, зарабатывали гораздо больше. Со временем клиенты отходили от массовых производителей, и в этом конкурентном мире было невозможно восстановить потерянное доверие. Покупатели воспоминаний были консервативны. Никто не был достаточно любопытным, чтобы выбрать инженера по воспоминаниям, о котором известно, что он делает свою работу небрежно.
Я посвятила себя тщательной работе. Я придерживалась сроков и не пренебрегала своими учебными занятиями. Это было не потому, что я чувствовала ответственность. Даже не потому, что я хотела оправдать ожидания клиентов. Просто мне нравилась эта работа.
Чтение личных записей и придумывание вымышленных прошлых также означало жить чужими жизнями. Как человеку, уставшему от своей собственной жизни, эта профессия предлагала идеальное перекрытие моих увлечений и практической пользы. Я пренебрегала своими школьными учебами, чтобы посвятить себя работе. Я всегда была в облаках на уроках, и в моей голове была запись моего текущего клиента. Поскольку я так много погружалась в чужие жизни, иногда я почти забывала, что я подросток, ходящий в местную общественную школу.
Моя работа принесла мне репутацию, и вскоре на мой банковский счет стали поступать суммы, каких я никогда раньше не видела. В первый год работы мой доход значительно превысил доход моего отца. Я не была заинтересована в заработке денег, но, глядя на суммы в моей банковской книжке, я начала чувствовать, что меня признало общество. Впервые в жизни я почувствовала, что мне не стыдно быть в этом мире. Мои родители, похоже, не очень одобряли, что их дочь самовольно выбрала свой собственный путь в жизни, но я отдавала половину своих заработков на дом, и это сильно помогло семейному бюджету, поэтому они не могли сильно злиться на это.
Цифры на банковской книжке ощущались так, будто они были осязаемы. В свободное время я открывала книжку и смотрела на растущие цифры, они подбадривали меня. Так же, как в детстве, когда я тихо доставала из кармана свой ингалятор, чтобы успокоить сердце.
В 18 лет я столкнулась с родителями по поводу денежных вопросов и, подумав, что они будут использовать меня всю жизнь, ушла из дома. Я уговорила тётю позволить мне остаться у неё на несколько месяцев (она была дружелюбна, насколько я могла ей за это заплатить), затем сняла комнату в старом доме, который принадлежал её знакомой, и начала жить одна.
Я продолжала оставаться одинокой, но это было настоящее одиночество, гораздо предпочтительнее, чем быть несправедливо вытесненной из группы. Это было не одиночество класса, а одиночество моей собственной комнаты. И пока мне нравилась работа, пока я была занята переходом от одной фантазии к другой, у меня не было времени чувствовать себя одинокой.
Регулярные посещения врача показали, что моя астма в какой-то момент исчезла. Обретя уверенность жить самостоятельно, я наконец освободилась от оков, сковывавших меня.
Перспективы были светлы. Я думала, что моя настоящая жизнь наконец-то начнется.
Это было точное предчувствие. Но тогда, кажется, я забыла, что «настоящий» не всегда означает обязательно что-то хорошее.
В 19 лет я обнаружила новую болезнь.
На самом деле, то, что делают инженеры по созданию воспоминаний, практически то же самое, что и писатели. Главное отличие в том, что писатели пишут для читателей, которых они ожидают в тысячах или даже больше, в то время как инженеры по созданию воспоминаний ориентируются только на одного читателя (хотя не скажу, что нет писателей, пишущих только для одного читателя). Писатели пишут, следуя внутренним побуждениям, в то время как инженеры по созданию воспоминаний пишут, следуя внешним запросам (хотя не скажу, что нет писателей, пишущих по внешним заказам). Они изучают личную запись клиента и создают для нее совершенно прагматичную историю. Может быть, звучит немного лучше, если сказать, что это как поэт, пишущий сонет для своего покровителя.
Это был очень простой мир. Не только потому, что природа работы была простой, но и потому, что профессия инженера по созданию воспоминаний была совершенно новой. В будущем, без сомнения, появятся законы, связанные с воспоминаниями, которые со временем усложнят ситуацию. Но я ушла с работы инженера по созданию воспоминаний до того, как это произошло, поэтому я знала только простую сторону этого мира.
Я была нанята в качестве инженера по созданию воспоминаний в 16 лет. Даже сейчас, спустя четыре года, 16-летние инженеры по созданию воспоминаний оставались такими же редкими, как 16-летние писатели.
Я узнала о существовании инженеров по созданию воспоминаний только в 15 лет. Я смотрела на лист выбора курсов, размышляя, что указать в графе «желаемая профессия», когда мое внимание привлекло это название. Мой отец был инженером-стоматологом, поэтому, возможно, я отреагировала на слово «инженер». Я прочитала описание работы без особого интереса, но тут же интуитивно поняла.
Эта работа была создана для меня.
Мой интуитивный выбор оказался верным, и следующим летом я работала в довольно известной клинике в качестве самого молодого инженера по созданию воспоминаний на тот момент. Мне не приходилось прилагать усилия, которые можно было бы назвать значительными. Никто не должен был меня учить; с того момента, как я прочитала личную запись клиента и коснулась клавиатуры, я точно знала, что мне нужно делать.
Я думала, что не получу благословения родителей, если скажу, что стремлюсь стать инженером по созданию воспоминаний, поэтому я дождалась результатов и сообщила им об этом после факта. Я подчеркнула, что получить работу в этой области чрезвычайно сложно, и я могла совмещать ее с учебой в старшей школе, и самое главное, это приносило мне деньги (на оплату учебы), поэтому родители с неохотой одобрили мое трудоустройство.
Процесс был следующим. Клиника отправляла мне личную запись клиента. Информация в личной записи была извлечена из клиента в гипнотическом состоянии, поэтому в ней не было лжи. Я изучала личную запись и использовала ее для создания вымышленного прошлого, которое, как мне казалось, необходимо клиенту. Я часто обсуждала это с редактором и вносила небольшие корректировки, и когда воспоминания были в наилучшем состоянии, я отправляла их в клинику. Обычно я могла завершить весь процесс за месяц.
Порядок создания варьировался от человека к человеку, но я всегда начинала с тщательного изучения личной записи, достаточного для запоминания. В личной записи никогда не было четких указаний типа «вам следует сделать что-то подобное», поэтому я читала ее с жаром. Вскоре я начала испытывать почти иллюзию, что клиент был мне близок. Тем не менее, я погружалась в чтение личной записи. Делая это, я в конечном итоге касалась ядра души клиента, или чего-то в этом роде. Это было состояние, выходящее за рамки простого сочувствия или эмпатии — возможно, это следует назвать каналом связи.
В тот момент я становилась этим человеком в большей степени, чем они сами. Я могла четко видеть, чего клиент желает в глубине своего сердца, лучше, чем он сам. Недостатки, о которых они сами не подозревали, всплывали на поверхность, и я могла подобрать и предложить им кусочки, которые идеально вписывались в эти пробелы. Таким образом, я могла дать им ощущение, что эти воспоминания созданы для них и ни для кого другого.
Я, которая постоянно фантазировала о заполнении своих собственных пробелов, могла выполнять эту сложную для понимания работу так же легко, как дышать — на самом деле, гораздо легче. Как человек, которому не хватало всего, я могла учитывать любой вид отсутствия. Отсутствие чего-либо на самом деле было необходимо для создания истории, удовлетворяющей ожиданиям клиента. Я могла быстро привыкнуть к чему угодно.
Даже если вы напишете эпическую историю, у нее будет только один читатель, и даже если вы придумаете небрежный сюжет, у него также будет только один читатель. Поэтому на самом деле многие инженеры по созданию воспоминаний выполняли свою работу небрежно. Не существовало объективных стандартов хорошей или плохой работы, поэтому они могли оправдать грубую работу, говоря: «Кажется, это просто не соответствовало вашим предпочтениям». Когда у вас всего один читатель, вас не будут критиковать за повторение идей из предыдущих работ или самоплагиат, поэтому было обычным делом постоянно переиздавать свои лучшие работы.
Поэтому была большая разница в качестве работы между инженерами по созданию воспоминаний с хорошей совестью и теми, у кого ее нет. И лучшие инженеры по созданию воспоминаний часто имели постоянных клиентов. Клиенты, довольные своими воспоминаниями, обычно покупали вторые и третьи. Они чувствуют себя неуверенно только в первый раз, и после того, как они сделают этот шаг, их охватывает удовлетворение от переформатирования своего прошлого.
Таким образом, инженеры, которые массово производили воспоминания с качеством на 50%, хорошо зарабатывали в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной перспективе те, кто производил воспоминания с качеством на 90% в меньших количествах, зарабатывали гораздо больше. Со временем клиенты отходили от массовых производителей, и в этом конкурентном мире было невозможно восстановить потерянное доверие. Покупатели воспоминаний были консервативны. Никто не был достаточно любопытным, чтобы выбрать инженера по воспоминаниям, о котором известно, что он делает свою работу небрежно.
Я посвятила себя тщательной работе. Я придерживалась сроков и не пренебрегала своими учебными занятиями. Это было не потому, что я чувствовала ответственность. Даже не потому, что я хотела оправдать ожидания клиентов. Просто мне нравилась эта работа.
Чтение личных записей и придумывание вымышленных прошлых также означало жить чужими жизнями. Как человеку, уставшему от своей собственной жизни, эта профессия предлагала идеальное перекрытие моих увлечений и практической пользы. Я пренебрегала своими школьными учебами, чтобы посвятить себя работе. Я всегда была в облаках на уроках, и в моей голове была запись моего текущего клиента. Поскольку я так много погружалась в чужие жизни, иногда я почти забывала, что я подросток, ходящий в местную общественную школу.
Моя работа принесла мне репутацию, и вскоре на мой банковский счет стали поступать суммы, каких я никогда раньше не видела. В первый год работы мой доход значительно превысил доход моего отца. Я не была заинтересована в заработке денег, но, глядя на суммы в моей банковской книжке, я начала чувствовать, что меня признало общество. Впервые в жизни я почувствовала, что мне не стыдно быть в этом мире. Мои родители, похоже, не очень одобряли, что их дочь самовольно выбрала свой собственный путь в жизни, но я отдавала половину своих заработков на дом, и это сильно помогло семейному бюджету, поэтому они не могли сильно злиться на это.
Цифры на банковской книжке ощущались так, будто они были осязаемы. В свободное время я открывала книжку и смотрела на растущие цифры, они подбадривали меня. Так же, как в детстве, когда я тихо доставала из кармана свой ингалятор, чтобы успокоить сердце.
В 18 лет я столкнулась с родителями по поводу денежных вопросов и, подумав, что они будут использовать меня всю жизнь, ушла из дома. Я уговорила тётю позволить мне остаться у неё на несколько месяцев (она была дружелюбна, насколько я могла ей за это заплатить), затем сняла комнату в старом доме, который принадлежал её знакомой, и начала жить одна.
Я продолжала оставаться одинокой, но это было настоящее одиночество, гораздо предпочтительнее, чем быть несправедливо вытесненной из группы. Это было не одиночество класса, а одиночество моей собственной комнаты. И пока мне нравилась работа, пока я была занята переходом от одной фантазии к другой, у меня не было времени чувствовать себя одинокой.
Регулярные посещения врача показали, что моя астма в какой-то момент исчезла. Обретя уверенность жить самостоятельно, я наконец освободилась от оков, сковывавших меня.
Перспективы были светлы. Я думала, что моя настоящая жизнь наконец-то начнется.
Это было точное предчувствие. Но тогда, кажется, я забыла, что «настоящий» не всегда означает обязательно что-то хорошее.
В 19 лет я обнаружила новую болезнь.
0 Комментарии