В день свадьбы Шэна Цзе, принца Линьцзи, вся столица сверкала огнями и украшениями. От Императорского дворца до княжеского дворца, вдоль улиц, ведущих к двум резиденциям его жен, все препятствия были убраны, а вдоль двухмильной дороги возле княжеского дворца были развешены красные занавеси.
Все гражданские и военные чины прибыли на пир.
Даже Император пришел, а также редко посещающий мероприятия Се Вэй. Те, кто не мог лично прийти из-за служебных обязанностей, отправили щедрые подарки заранее.
Фан Мяо обычно не выделялась среди учениц в Академии Янчжи. Она больше запомнилась, как принципиально непостоянная, меняющая сторону в зависимости от обстоятельств. Но ее изменчивость не была вызвана жаждой выгоды, а скорее ее собственными убеждениями, поэтому хоть ее и порицали, никто не мог сказать ничего конкретного.
И вдруг она становится женой принца Линьцзи?
Никто об этом не говорил, но Чэнь Шуи, которая в тот день пришла на выборы супруги вместе с Фан Мяо, была первой, кто этого не одобрил. Она даже не поздравила и не отправила подарок, словно такого человека и события в городе не было.
Цзян Сюэнин, однако, из-за визита Фан Мяо к ней в день, когда Принцесса Лэ Ян была помещена под домашний арест, почувствовала к ней некоторое расположение и заранее принесла подарок.
Когда Фан Мяо увидела её, её грустное лицо сразу озарилось улыбкой.
Сначала она не унималась и говорила о том, что теперь, когда пришел такой уважаемый гость, даже если брак и был неподходящим, теперь он стал подходящим. Затем она начала открыто расспрашивать Цзян Сюэнин обо всех аспектах характера и поведения Цзян Сюэхуэй.
Цзян Сюэнин думала, что Фан Мяо собирается вступить в противоборство с Цзян Сюэхуэй или быть настороже, но, к её удивлению, после того как она выслушала рассказ, Фан Мяо была сильно разочарована и с сожалением проговорила:
— Неважно, правда это или нет, но ваша сестра, вторая мисс Цзян, ведет себя очень осторожно. Даже если у нее есть жажда славы и богатства, она не будет использовать всевозможные способы и ухищрения, как другие. Я зря радовалась. Если бы она была опасной соперницей, и мне удалось бы ее победить, я бы смогла собрать вещи и уйти. Но если бы она меня не победила, она бы сама попала в ловушку, и мне было бы спокойно жить в княжеском дворце. Но она так осторожно ведет себя, это как косточка в горле, и я не знаю, что делать. Надеюсь, мы сможем мирно сосуществовать, не мешая друг другу.
Цзян Сюэнин замолчала.
В прошлой жизни она вышла замуж за Шэна Цзе ради возможности стать Императрицей, и ухаживала за ним так, что в их доме даже не было соперниц. Но в этой жизни Фан Мяо, похоже, смотрит на вещи гораздо проще. Она собирается стать женой принца Линьцзи, но ее главная цель, кажется, просто жить и не делать ничего?
Такое отношение не предвещает конфликта с Цзян Сюэхуэй.
В конце концов, хоть Цзян Сюэнин и не любила Цзян Сюэхуэй, она должна была признать, что ее сестра действует очень умеренно, редко вступая в конфликты. Даже если иногда она и поступала в своих интересах, она не причиняла вреда другим.
Цзян Сюэнин осталась с Фан Мяо еще некоторое время, пока та не захотела погадать на своих вещах. Тогда Цзян Сюэнин наконец нашла повод попрощаться и ушла быстро.
В прошлой жизни она бы не поверила в это.
Но теперь, когда она вернулась в прошлое, она начала чувствовать, что в мире есть что-то таинственное. Однако, чем больше она осознавала это, тем сильнее боялась гаданий. Ведь если предсказание сбудется, и это не будет хорошим концом, стоит ли тогда продолжать жить такую жизнь?
– Лучше ничего не знать. Всего, чего хочешь – добиваться, все, что хочешь удержать – отстаивать.
Так Фан Мяо могла описать своё состояние.
После ухода из дома Фан, Цзян Сюэнин продолжала готовиться к своему предстоящему путешествию в Шу. Когда наступил день свадьбы Шэна Цзе, она больше не навещала Фан Мяо одна, а вместо этого, после отправления свадебной процессии в княжеский дворец, она осталась в комнате Цзян Сюэхуэй.
Свечи в форме дракона и феникса горели высоко, и весь дом был окутан красным.
Но комната была меньше, чем у Цзян Сюэнин в день её свадьбы, и это не была главная комната. Служанки и старухи, охранявшие дверь, были менее внимательными, а льстивые слова – менее искренними...
В прошлой жизни Цзян Сюэнин была основной женой Шэна Цзе и в тот день не было других жен. Без сравнения она не чувствовала разницы. Но теперь, видя, что Цзян Сюэхуэй, даже будучи второй женой Шэна Цзе, все равно уступает Фан Мяо в статусе и уважении, Цзян Сюэнин подумала, что если бы она сегодня была на её месте, она бы не смогла стерпеть это и ушла бы.
Цзян Сюэхуэй, в свою очередь, была спокойна.
С того момента, как Императорское указание о браке прибыло в их дом, она знала, что ей предстоит. Это был её выбор, и даже если он не был таким, как она ожидала, она должна была крепко стиснуть зубы и идти дальше, а не таить злобу на других.
Снаружи звучали голоса, поздравляющие молодых.
Цзян Сюэхуэй сняла красное покрывало и аккуратно положила его на угол стола, словно она знала, что Цзян Сюэнин хочет с ней поговорить. Она не спросила, почему Цзян Сюэнин осталась, а просто села за стол и налила чай в чашку напротив себя.
Цзян Сюэнин стояла напротив нее, внимательно рассматривая её.
Различие между главной и второй женой было аналогично различию между женой и наложницей в народе. В будущем, если появятся дети, еще придется разделять их на законных и незаконных. Это уже проявлялось в свадебных обрядах, в убранстве комнаты и даже в свадебном платье Цзян Сюэхуэй. На ее платье было меньше золотых нитей, чем у Фан Мяо, и раскрывшийся хвост павлина все же не мог сравниться с танцующим фениксом.
Цзян Сюэхуэй улыбнулась:
— Ты жалеешь меня?
Цзян Сюэнин не отрицала, что чувствует к ней некоторое сочувствие.
Но в этой жизни она не пыталась отобрать у Цзян Сюэхуэй ее жениха, и просто позволила вещам идти своим чередом, так что то, что Цзян Сюэхуэй получила или потеряла, на самом деле не вызывало у нее особых чувств.
Это было скорее некоторое сожаление.
— Я изначально не собиралась приходить на твою свадьбу.
Цзян Сюэнин взяла чашку с чаем и рассмотрела ее. На краю были изображены глубокие синие листья орхидеи, согласно вкусу Шэна Цзе. Он был хорош во всем, только не очень подходил для роли Императора. Может быть, в этой жизни, если он избежит борьбы за власть, у него будет хороший конец?
Она улыбнулась без причины и положила чашку обратно.
— Но в конце концов, Вань Нян воспитала меня, и она твоя родная мать. Она всегда надеялась на твое благополучие. Теперь, когда ты выходишь замуж, да еще и за такого уважаемого члена Императорской семьи, как принц Линьцзи, она, наверное, очень счастлива. По правде и по справедливости, я должна прийти от ее имени, чтобы поздравить тебя.
При упоминании Цзян Сюэнин о Вань Нян Цзян Сюэхуэй слегка закрыла глаза и замолчала.
Цзян Сюэнин, в отличие от обычного, была необычайно спокойна.
Раньше, когда она упоминала Вань Нян, всегда присутствовали недовольства и затаенная обида, смешанные с самосожалением. Она завидовала Цзян Сюэхуэй, одновременно стараясь презирать её, чтобы сохранить хоть каплю своего уязвленного самолюбия.
Теперь, когда она решила покинуть столицу, она начала смотреть на вещи более безразлично.
Может быть, изменения в этих двух жизнях наконец позволили ей увидеть что-то более важное, чем эти старые обиды?
Она хотела спасти Принцессу.
Она должна смотреть вперёд.
— Да, я действительно завидовала тебе и ненавидела тебя. Вань Нян поменяла нас местами, и ты получила мою жизнь, мою семью, моё богатство, в то время как я оставалась в тени. Я подвергалась грубости и гневу, чем больше я старалась делать хорошо, тем больше терпела неудачи, вызывая презрение у других.
Цзян Сюэнин достала из рукава нефритовый браслет.
Живые ушли, но мёртвые вещи остались.
Казалось, ничего не изменилось с тех пор, как Вань Нян передала ей его перед своей смертью.
— Но в последнее время я изменила своё мнение. Когда находишься внутри игры, трудно можешь видеть вещи ясно. Но когда я отстранилась, я поняла, насколько скучной и ограниченной была твоя жизнь. Моя мать хорошо к тебе относилась, но также и ограничивала тебя. Ведь в столице полно дочерей из благородных семей, и каждая из них ставит тебя в трудное положение. Я подумала, если бы на твоём месте была бы я, с богатством и статусом, но для этого нужно вести такую скучную жизнь и быть таким холодным человеком, я бы, пожалуй, не смогла смириться и принять это.
Сегодня был радостный день для Цзян Сюэхуэй, поэтому она нанесла исключительно тщательный макияж.
Но он был немного тяжёлым.
Её брови и глаза были скрыты под слоем косметики, что создавало красивые контуры, но при этом скрывало её искренние эмоции под маской. Это придавало ей выражение подавленности и угнетения.
Цзян Сюэнин мягко положила на стол между ними браслет из хетианского нефрита.
Этот браслет, словно яркая граница, разделял их.
Она спокойно сказала:
— Перед смертью Вань Нян крепко держала меня за руку и умоляла передать тебе этот браслет. В тот день, когда она ушла, я крепко сжимала этот браслет в руке и плакала две или три ночи. Когда я приехала в столицу и увидела тебя, я думала, что даже если умру, я не отдам тебе этот браслет. Но теперь я понимаю, что в этом мире, кроме Вань Нян, есть и другие люди, которые заботятся обо мне и нуждаются во мне. Моя прошлая жизнь была не в моей власти, я смирилась с этим. Она не смогла оправдать моих ожиданий, но я смогла быть справедливой по отношению к ней.
Исполнив последнюю волю Вань Нян из прошлой жизни, в этой жизни она, наконец, осуществила её.
Когда она сказала это, у Цзян Сюэнин, казалось, не осталось больше слов.
Между ней и Цзян Сюэхуэй всегда было мало общего, и, сказав это, она обернулась, чтобы уйти.
В комнате стояла тишина.
Взгляд Цзян Сюэхуэй задержался на браслете. Она медленно взяла его в пальцы, ощущая холод камня на коже.
Она хотела улыбнуться, но вдруг почувствовала слёзы в глазах.
Она искусственно улыбнулась, чувствуя абсурдность жизни: Цзян Сюэнин ненавидела её, завидовала ей, создавала ей трудности. Но каким бы образом ни действовала Цзян Сюэхуэй, она всегда была неправа.
Что бы она ни делала, всё казалось ошибкой.
И не было смысла спорить, что лучше, а что хуже.
Внезапно раздался глухой звук «пах».
Цзян Сюэнин была у самой двери, когда услышала его. Она обернулась с испугом и увидела, что Цзян Сюэхуэй схватила каменное чернильное блюдце и с силой ударила им по столу!
Браслет из хетианского нефрита тут же разлетелся на куски.
Осколки лежали на краю стола, молча и неподвижно.
На лице Цзян Сюэхуэй не было никаких эмоций, она равнодушно вытерла слезу, скатившуюся по щеке, и бросила чернильное блюдце, просто сказав:
— У каждого человека своя судьба. Я уже такая, какая есть, и тебе не стоит надеяться на меня. Я буду заботиться о себе, и даже если она меня любит, для меня это всего лишь незнакомый человек.
Цзян Сюэнин долго смотрела на неё с жалостью, но в итоге не сказала ни слова и ушла.
В княжеском дворце гости смеялись и разговаривали, царила весёлая атмосфера.
В этом мире правильное и неправильное часто трудно разграничить.
Но любовь и ненависть всегда очевидны.
Права Цзян Сюэхуэй или нет, Цзян Сюэнин не знала, но одно было ясно: она не могла сказать, что ненавидела её, но и полюбить её тоже не могла.
Все гражданские и военные чины прибыли на пир.
Даже Император пришел, а также редко посещающий мероприятия Се Вэй. Те, кто не мог лично прийти из-за служебных обязанностей, отправили щедрые подарки заранее.
Фан Мяо обычно не выделялась среди учениц в Академии Янчжи. Она больше запомнилась, как принципиально непостоянная, меняющая сторону в зависимости от обстоятельств. Но ее изменчивость не была вызвана жаждой выгоды, а скорее ее собственными убеждениями, поэтому хоть ее и порицали, никто не мог сказать ничего конкретного.
И вдруг она становится женой принца Линьцзи?
Никто об этом не говорил, но Чэнь Шуи, которая в тот день пришла на выборы супруги вместе с Фан Мяо, была первой, кто этого не одобрил. Она даже не поздравила и не отправила подарок, словно такого человека и события в городе не было.
Цзян Сюэнин, однако, из-за визита Фан Мяо к ней в день, когда Принцесса Лэ Ян была помещена под домашний арест, почувствовала к ней некоторое расположение и заранее принесла подарок.
Когда Фан Мяо увидела её, её грустное лицо сразу озарилось улыбкой.
Сначала она не унималась и говорила о том, что теперь, когда пришел такой уважаемый гость, даже если брак и был неподходящим, теперь он стал подходящим. Затем она начала открыто расспрашивать Цзян Сюэнин обо всех аспектах характера и поведения Цзян Сюэхуэй.
Цзян Сюэнин думала, что Фан Мяо собирается вступить в противоборство с Цзян Сюэхуэй или быть настороже, но, к её удивлению, после того как она выслушала рассказ, Фан Мяо была сильно разочарована и с сожалением проговорила:
— Неважно, правда это или нет, но ваша сестра, вторая мисс Цзян, ведет себя очень осторожно. Даже если у нее есть жажда славы и богатства, она не будет использовать всевозможные способы и ухищрения, как другие. Я зря радовалась. Если бы она была опасной соперницей, и мне удалось бы ее победить, я бы смогла собрать вещи и уйти. Но если бы она меня не победила, она бы сама попала в ловушку, и мне было бы спокойно жить в княжеском дворце. Но она так осторожно ведет себя, это как косточка в горле, и я не знаю, что делать. Надеюсь, мы сможем мирно сосуществовать, не мешая друг другу.
Цзян Сюэнин замолчала.
В прошлой жизни она вышла замуж за Шэна Цзе ради возможности стать Императрицей, и ухаживала за ним так, что в их доме даже не было соперниц. Но в этой жизни Фан Мяо, похоже, смотрит на вещи гораздо проще. Она собирается стать женой принца Линьцзи, но ее главная цель, кажется, просто жить и не делать ничего?
Такое отношение не предвещает конфликта с Цзян Сюэхуэй.
В конце концов, хоть Цзян Сюэнин и не любила Цзян Сюэхуэй, она должна была признать, что ее сестра действует очень умеренно, редко вступая в конфликты. Даже если иногда она и поступала в своих интересах, она не причиняла вреда другим.
Цзян Сюэнин осталась с Фан Мяо еще некоторое время, пока та не захотела погадать на своих вещах. Тогда Цзян Сюэнин наконец нашла повод попрощаться и ушла быстро.
В прошлой жизни она бы не поверила в это.
Но теперь, когда она вернулась в прошлое, она начала чувствовать, что в мире есть что-то таинственное. Однако, чем больше она осознавала это, тем сильнее боялась гаданий. Ведь если предсказание сбудется, и это не будет хорошим концом, стоит ли тогда продолжать жить такую жизнь?
– Лучше ничего не знать. Всего, чего хочешь – добиваться, все, что хочешь удержать – отстаивать.
Так Фан Мяо могла описать своё состояние.
После ухода из дома Фан, Цзян Сюэнин продолжала готовиться к своему предстоящему путешествию в Шу. Когда наступил день свадьбы Шэна Цзе, она больше не навещала Фан Мяо одна, а вместо этого, после отправления свадебной процессии в княжеский дворец, она осталась в комнате Цзян Сюэхуэй.
Свечи в форме дракона и феникса горели высоко, и весь дом был окутан красным.
Но комната была меньше, чем у Цзян Сюэнин в день её свадьбы, и это не была главная комната. Служанки и старухи, охранявшие дверь, были менее внимательными, а льстивые слова – менее искренними...
В прошлой жизни Цзян Сюэнин была основной женой Шэна Цзе и в тот день не было других жен. Без сравнения она не чувствовала разницы. Но теперь, видя, что Цзян Сюэхуэй, даже будучи второй женой Шэна Цзе, все равно уступает Фан Мяо в статусе и уважении, Цзян Сюэнин подумала, что если бы она сегодня была на её месте, она бы не смогла стерпеть это и ушла бы.
Цзян Сюэхуэй, в свою очередь, была спокойна.
С того момента, как Императорское указание о браке прибыло в их дом, она знала, что ей предстоит. Это был её выбор, и даже если он не был таким, как она ожидала, она должна была крепко стиснуть зубы и идти дальше, а не таить злобу на других.
Снаружи звучали голоса, поздравляющие молодых.
Цзян Сюэхуэй сняла красное покрывало и аккуратно положила его на угол стола, словно она знала, что Цзян Сюэнин хочет с ней поговорить. Она не спросила, почему Цзян Сюэнин осталась, а просто села за стол и налила чай в чашку напротив себя.
Цзян Сюэнин стояла напротив нее, внимательно рассматривая её.
Различие между главной и второй женой было аналогично различию между женой и наложницей в народе. В будущем, если появятся дети, еще придется разделять их на законных и незаконных. Это уже проявлялось в свадебных обрядах, в убранстве комнаты и даже в свадебном платье Цзян Сюэхуэй. На ее платье было меньше золотых нитей, чем у Фан Мяо, и раскрывшийся хвост павлина все же не мог сравниться с танцующим фениксом.
Цзян Сюэхуэй улыбнулась:
— Ты жалеешь меня?
Цзян Сюэнин не отрицала, что чувствует к ней некоторое сочувствие.
Но в этой жизни она не пыталась отобрать у Цзян Сюэхуэй ее жениха, и просто позволила вещам идти своим чередом, так что то, что Цзян Сюэхуэй получила или потеряла, на самом деле не вызывало у нее особых чувств.
Это было скорее некоторое сожаление.
— Я изначально не собиралась приходить на твою свадьбу.
Цзян Сюэнин взяла чашку с чаем и рассмотрела ее. На краю были изображены глубокие синие листья орхидеи, согласно вкусу Шэна Цзе. Он был хорош во всем, только не очень подходил для роли Императора. Может быть, в этой жизни, если он избежит борьбы за власть, у него будет хороший конец?
Она улыбнулась без причины и положила чашку обратно.
— Но в конце концов, Вань Нян воспитала меня, и она твоя родная мать. Она всегда надеялась на твое благополучие. Теперь, когда ты выходишь замуж, да еще и за такого уважаемого члена Императорской семьи, как принц Линьцзи, она, наверное, очень счастлива. По правде и по справедливости, я должна прийти от ее имени, чтобы поздравить тебя.
При упоминании Цзян Сюэнин о Вань Нян Цзян Сюэхуэй слегка закрыла глаза и замолчала.
Цзян Сюэнин, в отличие от обычного, была необычайно спокойна.
Раньше, когда она упоминала Вань Нян, всегда присутствовали недовольства и затаенная обида, смешанные с самосожалением. Она завидовала Цзян Сюэхуэй, одновременно стараясь презирать её, чтобы сохранить хоть каплю своего уязвленного самолюбия.
Теперь, когда она решила покинуть столицу, она начала смотреть на вещи более безразлично.
Может быть, изменения в этих двух жизнях наконец позволили ей увидеть что-то более важное, чем эти старые обиды?
Она хотела спасти Принцессу.
Она должна смотреть вперёд.
— Да, я действительно завидовала тебе и ненавидела тебя. Вань Нян поменяла нас местами, и ты получила мою жизнь, мою семью, моё богатство, в то время как я оставалась в тени. Я подвергалась грубости и гневу, чем больше я старалась делать хорошо, тем больше терпела неудачи, вызывая презрение у других.
Цзян Сюэнин достала из рукава нефритовый браслет.
Живые ушли, но мёртвые вещи остались.
Казалось, ничего не изменилось с тех пор, как Вань Нян передала ей его перед своей смертью.
— Но в последнее время я изменила своё мнение. Когда находишься внутри игры, трудно можешь видеть вещи ясно. Но когда я отстранилась, я поняла, насколько скучной и ограниченной была твоя жизнь. Моя мать хорошо к тебе относилась, но также и ограничивала тебя. Ведь в столице полно дочерей из благородных семей, и каждая из них ставит тебя в трудное положение. Я подумала, если бы на твоём месте была бы я, с богатством и статусом, но для этого нужно вести такую скучную жизнь и быть таким холодным человеком, я бы, пожалуй, не смогла смириться и принять это.
Сегодня был радостный день для Цзян Сюэхуэй, поэтому она нанесла исключительно тщательный макияж.
Но он был немного тяжёлым.
Её брови и глаза были скрыты под слоем косметики, что создавало красивые контуры, но при этом скрывало её искренние эмоции под маской. Это придавало ей выражение подавленности и угнетения.
Цзян Сюэнин мягко положила на стол между ними браслет из хетианского нефрита.
Этот браслет, словно яркая граница, разделял их.
Она спокойно сказала:
— Перед смертью Вань Нян крепко держала меня за руку и умоляла передать тебе этот браслет. В тот день, когда она ушла, я крепко сжимала этот браслет в руке и плакала две или три ночи. Когда я приехала в столицу и увидела тебя, я думала, что даже если умру, я не отдам тебе этот браслет. Но теперь я понимаю, что в этом мире, кроме Вань Нян, есть и другие люди, которые заботятся обо мне и нуждаются во мне. Моя прошлая жизнь была не в моей власти, я смирилась с этим. Она не смогла оправдать моих ожиданий, но я смогла быть справедливой по отношению к ней.
Исполнив последнюю волю Вань Нян из прошлой жизни, в этой жизни она, наконец, осуществила её.
Когда она сказала это, у Цзян Сюэнин, казалось, не осталось больше слов.
Между ней и Цзян Сюэхуэй всегда было мало общего, и, сказав это, она обернулась, чтобы уйти.
В комнате стояла тишина.
Взгляд Цзян Сюэхуэй задержался на браслете. Она медленно взяла его в пальцы, ощущая холод камня на коже.
Она хотела улыбнуться, но вдруг почувствовала слёзы в глазах.
Она искусственно улыбнулась, чувствуя абсурдность жизни: Цзян Сюэнин ненавидела её, завидовала ей, создавала ей трудности. Но каким бы образом ни действовала Цзян Сюэхуэй, она всегда была неправа.
Что бы она ни делала, всё казалось ошибкой.
И не было смысла спорить, что лучше, а что хуже.
Внезапно раздался глухой звук «пах».
Цзян Сюэнин была у самой двери, когда услышала его. Она обернулась с испугом и увидела, что Цзян Сюэхуэй схватила каменное чернильное блюдце и с силой ударила им по столу!
Браслет из хетианского нефрита тут же разлетелся на куски.
Осколки лежали на краю стола, молча и неподвижно.
На лице Цзян Сюэхуэй не было никаких эмоций, она равнодушно вытерла слезу, скатившуюся по щеке, и бросила чернильное блюдце, просто сказав:
— У каждого человека своя судьба. Я уже такая, какая есть, и тебе не стоит надеяться на меня. Я буду заботиться о себе, и даже если она меня любит, для меня это всего лишь незнакомый человек.
Цзян Сюэнин долго смотрела на неё с жалостью, но в итоге не сказала ни слова и ушла.
В княжеском дворце гости смеялись и разговаривали, царила весёлая атмосфера.
В этом мире правильное и неправильное часто трудно разграничить.
Но любовь и ненависть всегда очевидны.
Права Цзян Сюэхуэй или нет, Цзян Сюэнин не знала, но одно было ясно: она не могла сказать, что ненавидела её, но и полюбить её тоже не могла.
0 Комментарии