А-Хэн слезла со стола и погладила Мидо по спине:
— Не плачь, не плачь. Когда твой Цзиньдань уходил, ты не плакала, почему же, когда он вернулся, ты рыдаешь?
История о том, как А-Хэн вылечила мать Мидо, разнеслась по всему поселению, и люди с тяжёлыми заболеваниями стали обращаться к ней за помощью.
А-Хэн была в ужасе, но после того, как она выпила и поела в каждом доме поселения, она не могла отказать. Ей приходилось продолжать заваривать настой из персика. Она мысленно молилась Королевской Матери, чтобы её тысячелетние плоды действительно обладали чудодейственной силой, о которой ходили легенды среди народа Великой Пустоши.
Под волнением А-Хэн те, кто пил настой, даже если и не выздоравливали полностью, чувствовали значительное облегчение боли и могли спокойно и достойно встретить смерть.
Благодарные жители выражали свою признательность А-Хэн горными песнями, и её искусство лечения постепенно распространилось по всем маленьким и большим поселениям Цзюи. Люди со всевозможными сложными болезнями, надеясь на чудо, шли к ней за помощью.
Они переходили через горы и реки, приходили с самым дорогим быком из своего дома, несли самую плодовитую курицу. С благоговением они преклонялись перед А-Хэн. На изморенных временем лицах читалась жажда и мольба.
А-Хэн не могла отказать. Она принимала каждого. На самом деле, она всегда думала об уходе, но почему-то за момент до отъезда говорила себе, что останется ещё на один день. А-Хэн не понимала, что удерживало её: может быть, величественные горы и живописные воды Цзюи; может быть, теплые и добрые улыбки жителей поселения Дэва; может быть, грубая и страстная горная песня; может быть, крепкий и насыщенный аромат местного спиртного; может быть, сладкие горные плоды, которых девушки тайком оставляли у её двери; может быть, темные маленькие руки детей, держащиеся за её подол; или может быть, просто звук мычания зелёного быка, пахающего на рисовом поле.
И так, по множеству непонятных причин, она оставалась здесь день за днём.
Каждое утро, едва проснувшись, А-Хэн снова вступала в борьбу с собой: уйти сегодня или остаться?
Она то находила причину для отъезда, то вспоминала повод остаться, но в итоге забывала обо всём и лишь думала о состоянии Чи Ю. Обезвредил ли Король Шаманов его яд? Вернулся ли он на гору Шэньнун?
Пока она вертелась с мыслями, она вдруг почувствовала, что этим утром что-то было не так: нет звуков мужчин, зовущих к труду, нет криков женщин, ругающих детей, нет плача детей… Поселение было необычайно тихим.
А-Хэн спустилась с бамбукового дома в спешке и увидела Короля Шаманов, стоящего на коленях перед домом. Его лоб касался земли, спина была изогнута в дугу. Он был, словно каменная статуя молящегося.
Всё поселение стояло в стороне. Они в недоумении и страхе наблюдали за сценой и не понимали, почему их великий Король Шаманов преклонялся перед А-Хэн.
А-Хэн помогла шаману подняться и встревоженно спросила:
— Яд Чи Ю ещё не обезврежен?
Шаман покачал головой, на что А-Хэн тут же сказала:
— Пойдём в поселение Чи Ю.
Великий шаман повёл А-Хэн на жертвенный алтарь, где Чи Ю лежал прямо посредине. А-Хэн преклонила колени и начала осматривать его раны.
Шаман сказал:
— Несмотря на тяжесть раны от меча, сила гор и вод Цзюи смогла бы постепенно залечить её.
— Смертелен именно яд? — спросила А-Хэн.
Король Шаманов кивнул и продолжил:
— Племя Цзюи тоже умеет обращаться с ядами. В Великой Пустоши мы известны умением использовать отраву. Но это — яд из лекарств, я пробовал все способы, но не смог его нейтрализовать.
— Даже, если ты знаешь, что Чи Ю был ранен моим старшим братом, ты всё равно обращаешься ко мне за помощью? Не боишься, что яд — нашего производства? — спросила А-Хэн.
— Мне уже девяносто два года, может, я и мало чего видел, но людей я видел много, — Волхв погладил в руках обломок меча и тяжело сказал: — Меч — это кровь и пот кузнеца. Если в сердце кузнеца нет мира и неба, он не сможет создать меч, способный поглотить и небо, и землю. Тот, кто смог создать такой меч, никогда бы не дал его тому, кто мог бы осквернить дух меча ядом.
А-Хэн смотрела на шамана и молчала.
Тот продолжил:
— Тот, кто отравил, обладает крайне ядовитым умом. Этот яд затаился в теле Чи Ю на десятки лет. Обычно он не проявляется, но когда Чи Ю получает тяжёлую травму и использует свою духовную силу для исцеления, яд активизируется. Яд распространяется по всему телу вместе с духовной силой. Она не позволяет ему использовать свою силу для лечения или избавления от яда. Это заставляет его ждать смерти. Дух Чи Ю уже едва держится...
— Почему ты отказался искать помощи у племени Шэньнуна?
— Мой учитель рассказывал, что Чи Ю вырос в дикой природе и хорошо разбирается в ядах насекомых и растений. Меня в Цзюи почитают, как Короля Шаманов, но за моё умение обращаться с ядами люди Великой Пустоши называют меня «Царём ядов». Даже божественные воины уступают мне, но я не могу спасти Чи Ю от этого яда. Только истинный мастер, знающий свойства лекарств, смог бы отравить Чи Ю этим. Лучшие в мире лекари — это племя Шэньнун, и этот яд, возможно, исходит от них. Как я могу обратиться к ним за помощью? Если Чи Ю действительно должен умереть, я хочу, чтобы он ушёл тихо, здесь, среди гор и вод Цзюи.
А-Хэн посмотрела на мудрого старца перед собой с ещё большим уважением.
Но что ей теперь делать? Обращаться за помощью к племени Шэньнун нельзя, просить помощи у племени Гаосин невозможно, а уж обращаться к племени Сюань Юань и подавно. Подумав, А-Хэн поняла, что она окончательно оказалась в тупике, без единого пути к спасению.
Увидев, как А-Хэн обеспокоенно сморщила лоб, шаман, напротив, оказался в замешательстве:
— Девушка с Западных Холмов, не стоит себя винить. Мы, люди Цзюи, почитаем небо и землю, ценим настоящее и то, что перед глазами. Мы стремимся к моментальному счастью. Жизнь и смерть мы оставляем на волю небес. Даже если он и умрёт так, думаю, Чи Ю не будет сожалеть.
— Не плачь, не плачь. Когда твой Цзиньдань уходил, ты не плакала, почему же, когда он вернулся, ты рыдаешь?
История о том, как А-Хэн вылечила мать Мидо, разнеслась по всему поселению, и люди с тяжёлыми заболеваниями стали обращаться к ней за помощью.
А-Хэн была в ужасе, но после того, как она выпила и поела в каждом доме поселения, она не могла отказать. Ей приходилось продолжать заваривать настой из персика. Она мысленно молилась Королевской Матери, чтобы её тысячелетние плоды действительно обладали чудодейственной силой, о которой ходили легенды среди народа Великой Пустоши.
Под волнением А-Хэн те, кто пил настой, даже если и не выздоравливали полностью, чувствовали значительное облегчение боли и могли спокойно и достойно встретить смерть.
Благодарные жители выражали свою признательность А-Хэн горными песнями, и её искусство лечения постепенно распространилось по всем маленьким и большим поселениям Цзюи. Люди со всевозможными сложными болезнями, надеясь на чудо, шли к ней за помощью.
Они переходили через горы и реки, приходили с самым дорогим быком из своего дома, несли самую плодовитую курицу. С благоговением они преклонялись перед А-Хэн. На изморенных временем лицах читалась жажда и мольба.
А-Хэн не могла отказать. Она принимала каждого. На самом деле, она всегда думала об уходе, но почему-то за момент до отъезда говорила себе, что останется ещё на один день. А-Хэн не понимала, что удерживало её: может быть, величественные горы и живописные воды Цзюи; может быть, теплые и добрые улыбки жителей поселения Дэва; может быть, грубая и страстная горная песня; может быть, крепкий и насыщенный аромат местного спиртного; может быть, сладкие горные плоды, которых девушки тайком оставляли у её двери; может быть, темные маленькие руки детей, держащиеся за её подол; или может быть, просто звук мычания зелёного быка, пахающего на рисовом поле.
И так, по множеству непонятных причин, она оставалась здесь день за днём.
Каждое утро, едва проснувшись, А-Хэн снова вступала в борьбу с собой: уйти сегодня или остаться?
Она то находила причину для отъезда, то вспоминала повод остаться, но в итоге забывала обо всём и лишь думала о состоянии Чи Ю. Обезвредил ли Король Шаманов его яд? Вернулся ли он на гору Шэньнун?
Пока она вертелась с мыслями, она вдруг почувствовала, что этим утром что-то было не так: нет звуков мужчин, зовущих к труду, нет криков женщин, ругающих детей, нет плача детей… Поселение было необычайно тихим.
А-Хэн спустилась с бамбукового дома в спешке и увидела Короля Шаманов, стоящего на коленях перед домом. Его лоб касался земли, спина была изогнута в дугу. Он был, словно каменная статуя молящегося.
Всё поселение стояло в стороне. Они в недоумении и страхе наблюдали за сценой и не понимали, почему их великий Король Шаманов преклонялся перед А-Хэн.
А-Хэн помогла шаману подняться и встревоженно спросила:
— Яд Чи Ю ещё не обезврежен?
Шаман покачал головой, на что А-Хэн тут же сказала:
— Пойдём в поселение Чи Ю.
Великий шаман повёл А-Хэн на жертвенный алтарь, где Чи Ю лежал прямо посредине. А-Хэн преклонила колени и начала осматривать его раны.
Шаман сказал:
— Несмотря на тяжесть раны от меча, сила гор и вод Цзюи смогла бы постепенно залечить её.
— Смертелен именно яд? — спросила А-Хэн.
Король Шаманов кивнул и продолжил:
— Племя Цзюи тоже умеет обращаться с ядами. В Великой Пустоши мы известны умением использовать отраву. Но это — яд из лекарств, я пробовал все способы, но не смог его нейтрализовать.
— Даже, если ты знаешь, что Чи Ю был ранен моим старшим братом, ты всё равно обращаешься ко мне за помощью? Не боишься, что яд — нашего производства? — спросила А-Хэн.
— Мне уже девяносто два года, может, я и мало чего видел, но людей я видел много, — Волхв погладил в руках обломок меча и тяжело сказал: — Меч — это кровь и пот кузнеца. Если в сердце кузнеца нет мира и неба, он не сможет создать меч, способный поглотить и небо, и землю. Тот, кто смог создать такой меч, никогда бы не дал его тому, кто мог бы осквернить дух меча ядом.
А-Хэн смотрела на шамана и молчала.
Тот продолжил:
— Тот, кто отравил, обладает крайне ядовитым умом. Этот яд затаился в теле Чи Ю на десятки лет. Обычно он не проявляется, но когда Чи Ю получает тяжёлую травму и использует свою духовную силу для исцеления, яд активизируется. Яд распространяется по всему телу вместе с духовной силой. Она не позволяет ему использовать свою силу для лечения или избавления от яда. Это заставляет его ждать смерти. Дух Чи Ю уже едва держится...
— Почему ты отказался искать помощи у племени Шэньнуна?
— Мой учитель рассказывал, что Чи Ю вырос в дикой природе и хорошо разбирается в ядах насекомых и растений. Меня в Цзюи почитают, как Короля Шаманов, но за моё умение обращаться с ядами люди Великой Пустоши называют меня «Царём ядов». Даже божественные воины уступают мне, но я не могу спасти Чи Ю от этого яда. Только истинный мастер, знающий свойства лекарств, смог бы отравить Чи Ю этим. Лучшие в мире лекари — это племя Шэньнун, и этот яд, возможно, исходит от них. Как я могу обратиться к ним за помощью? Если Чи Ю действительно должен умереть, я хочу, чтобы он ушёл тихо, здесь, среди гор и вод Цзюи.
А-Хэн посмотрела на мудрого старца перед собой с ещё большим уважением.
Но что ей теперь делать? Обращаться за помощью к племени Шэньнун нельзя, просить помощи у племени Гаосин невозможно, а уж обращаться к племени Сюань Юань и подавно. Подумав, А-Хэн поняла, что она окончательно оказалась в тупике, без единого пути к спасению.
Увидев, как А-Хэн обеспокоенно сморщила лоб, шаман, напротив, оказался в замешательстве:
— Девушка с Западных Холмов, не стоит себя винить. Мы, люди Цзюи, почитаем небо и землю, ценим настоящее и то, что перед глазами. Мы стремимся к моментальному счастью. Жизнь и смерть мы оставляем на волю небес. Даже если он и умрёт так, думаю, Чи Ю не будет сожалеть.
0 Комментарии