Чи Ю, который будто не слышал её, продолжал гладить А-Сяня:
— Но когда-нибудь А-Хэн выйдет замуж, и её муж, может быть, не будет так любить тебя, а то и вовсе возненавидит.
А-Сянь вздрогнул, его глаза стали круглыми, а хвост застыл в воздухе. Уголки его улыбки медленно опустились.
Чи Ю продолжил:
— После свадьбы А-Хэн родит своих детей, она будет любить своих детей, и, наверное, не сможет уделить тебе столько времени. Ты помнишь историю о мачехе, которую я рассказывал тебе по дороге на гору Сюань Юань? Все эти мачехи стараются изгнать детей своих предшественников!
А-Сянь вздрогнул. Его хвост тяжело упал вниз, уголки рта начали медленно опускаться, а в глазах появился туман.
А-Хэн, в бешенстве от напряжения, не сдержалась:
— Ты что, рассказывал А-Сяню истории о злых отчимах и мачехах, обижающих детей? — Она поспешила утешить А-Сяня: — Не слушай его, этого негодяя. Он просто пытается тебя напугать.
Но Чи Ю посмотрел на А-Сяня серьёзно:
— Подумай, вот когда у А-Хэн появятся свои дети, и она перестанет нуждаться в тебе, а Леян тоже отвернется от тебя, каким же ты будешь жалким!
А-Сянь заскулил и заплакал. С момента своего рождения он считал А-Хэн своей матерью, и думал, что это само собой разумеющееся, что они будут вместе вечно. Они будут каждый день проводить в радости. Потом появился Леян, и их беззаботные дни стали ещё веселее. Только сейчас он понял, что может мгновенно потерять всё, что имеет. Он впервые осознал, что такое «потеря».
А-Хэн не могла поверить своим ушам:
— В такой момент ты ещё и издеваешься над ребёнком! Ты просто сумасшедший!
А-Хэн торопливо старалась успокоить А-Сяня, но чем больше он думал о том, что однажды потеряет такую замечательную А-Хэн, тем сильнее становилось его горе, словно тот ужасный день уже настал.
Долина, где Чи Ю решил остановиться, называлась Долиной Эха. Она была обязательным пунктом пересечения на пути к вершине Цзицзинь. Стражи долины были отобраны из лучших божественных воинов.
Особенности рельефа долины таковы, что даже самый тихий звук вызывал эхо, который усиливался и распространялся на далёкие расстояния. Яньди использовал это естественное явление, он разместил стражей у особых акустических точек. Если кто-то пытался проникнуть, это сразу же привлекало внимание стражей, и за тысячи лет никто не смог пройти через Долину Эха незамеченным.
Из-за эффекта эха Долины, громкий плач А-Сяня звучал так, как будто сотни А-Сяней оплакивали утрату. Их жалобные звуки, подобно весеннему грому, раскатывались по всей долине. Лисий плач сам по себе обладал завораживающей силой, а А-Сянь принадлежал к самому музыкальному клану среди лис. Так как он питался пэнтао и пил нефрит, его духовная сила была мощной. Его искренние слёзы вызвали такое всеобщее сострадание, что даже деревья склонились в трауре, и весь мир погрузился в печаль.
Стражи клана Шэньнуна уже окружили их, но слёзы А-Сяня заставили их потерять самообладание. Сначала они ещё могли противостоять, используя силу духа, но у кого в душе нет скрытой печали о потере? Голос А-Сяня вызвал в них всплеск глубоко хранимой боли и напомнил о прошлых прощаниях, каждое из которых наложилось друг на друга. Скопившаяся боль образовала реку, которая вызвала непреодолимую тоску, и они начали горько плакать.
По всей Долине Эха раздалась песнь, от которой заныли небо и земля. Даже такие могущественные боги, как Хоу Ту и Гун Гун, не осмеливались сделать и шагу. Они оставались на своих позициях и наблюдали за Чи Ю.
Чи Ю, сидя на большом камне, поманил к себе Гун Гуна и Хоу Ту. Они колебались, но затем приземлились перед ним. Чи Ю, глядя на плачущих вокруг стражей, сказал:
— Долина Эха похожа на естественный звуковой массив. Стражи, не подозревая этого, активировали его своей духовной силой. Чем больше они горюют и плачут, тем больше их печаль, и так до истощения сил и смерти.
Цвет лиц Гун Гуна и Хоу Ту изменился. Если они утратят более сотни стражей, защищающих гору Шэньнун, то это будет непоправимо.
Гун Гун поклонился Чи Ю:
— Наша задача — охранять гору Шэньнун, просим вас проявить милосердие.
Чи Ю ответил:
— Я хочу видеть Яньди.
Гун Гун выразил сомнение:
— Мне нужно запросить разрешение у Чжу Жуна.
Чи Ю с усмешкой:
— Чжу Жун, наверное, уже поручил тебе заботиться о делах горы Шэньнун. Если хочешь запросить разрешение, иди. У меня нет дела, могу подождать, но могут ли эти стражи? Собираешься смотреть на то, как они умрут от слёз здесь?
Гун Гун колебался. Он обменялся взглядами с Хоу Ту, который обладал красотой женщины. Тот очень мягко сказал:
— Поступим по указанию Гун Гуна. — Затем он добавил: — Яньди приказал не принимать никого, но Чи Ю — его единственный ученик.
Гун Гун взглянул на окружающих их стражей, рыдающих от отчаяния, и вздохнул. Он обратился к Чи Ю:
— Я могу только обещать отвести тебя на Цзицзинь, чтобы попросить аудиенции у Яньди. Но сможет ли Яньди принять тебя сегодня — уже не в моей власти.
Чи Ю склонился в благодарности:
— Слово Гун Гуна стоит тысячи золотых! — Он схватил А-Сяня за острое ушко, что-то шепнул ему, и глаза А-Сяня медленно засияли, а его плач вдруг прекратился. Лис повернул голову к Чи Ю, который торжественно заверил его, сказав:
— Я обещаю!
Уголки рта А-Сяня тут же изогнулись вверх, образуя довольную улыбку в виде полумесяца.
А-Хэн, которая держала А-Сяня за другое острое ушко, сокрушенно произнесла:
— Как ты можешь быть таким наивным? Веришь всему, что он говорит?
А-Сянь заскулил, прижимая голову к А-Хэн. Его пушистый лисий хвост мёл ей по лицу, а глаза сияли, как два изогнутых месяца.
А-Хэн только и могла бессильно покачать головой.
С прекращением плача А-Сяня, эффект эха утих. Гун Гун собрал всю свою духовную силу и издал несколько могучих тигриных рёвов в Долине Эха. Все стражи встрепенулись и прекратили плач.
А-Хэн, услышав рёв Гун Гуна, внутренне поразилась. Она внимательно посмотрела на этого военачальника, всегда находившегося в тени Чжу Жуна, и вдруг поняла, почему Чи Ю сказал, что слово Гун Гуна — золото.
Гун Гун и Хоу Ту сопроводили Чи Ю и А-Хэн на Цзицзинь, где они собирались попросить аудиенции. Старик с белой бородой, подметавший перед дворцом, поднял голову и безразлично произнес:
— Яньди сказал, что Гун Гун и Хоу Ту останутся здесь, а Чи Ю пусть идёт на Малый Лунный Пик к нему.
Выражение лиц Гун Гуна и Хоу Ту изменилось. Чи Ю поклонился им в прощание.
— Но когда-нибудь А-Хэн выйдет замуж, и её муж, может быть, не будет так любить тебя, а то и вовсе возненавидит.
А-Сянь вздрогнул, его глаза стали круглыми, а хвост застыл в воздухе. Уголки его улыбки медленно опустились.
Чи Ю продолжил:
— После свадьбы А-Хэн родит своих детей, она будет любить своих детей, и, наверное, не сможет уделить тебе столько времени. Ты помнишь историю о мачехе, которую я рассказывал тебе по дороге на гору Сюань Юань? Все эти мачехи стараются изгнать детей своих предшественников!
А-Сянь вздрогнул. Его хвост тяжело упал вниз, уголки рта начали медленно опускаться, а в глазах появился туман.
А-Хэн, в бешенстве от напряжения, не сдержалась:
— Ты что, рассказывал А-Сяню истории о злых отчимах и мачехах, обижающих детей? — Она поспешила утешить А-Сяня: — Не слушай его, этого негодяя. Он просто пытается тебя напугать.
Но Чи Ю посмотрел на А-Сяня серьёзно:
— Подумай, вот когда у А-Хэн появятся свои дети, и она перестанет нуждаться в тебе, а Леян тоже отвернется от тебя, каким же ты будешь жалким!
А-Сянь заскулил и заплакал. С момента своего рождения он считал А-Хэн своей матерью, и думал, что это само собой разумеющееся, что они будут вместе вечно. Они будут каждый день проводить в радости. Потом появился Леян, и их беззаботные дни стали ещё веселее. Только сейчас он понял, что может мгновенно потерять всё, что имеет. Он впервые осознал, что такое «потеря».
А-Хэн не могла поверить своим ушам:
— В такой момент ты ещё и издеваешься над ребёнком! Ты просто сумасшедший!
А-Хэн торопливо старалась успокоить А-Сяня, но чем больше он думал о том, что однажды потеряет такую замечательную А-Хэн, тем сильнее становилось его горе, словно тот ужасный день уже настал.
Долина, где Чи Ю решил остановиться, называлась Долиной Эха. Она была обязательным пунктом пересечения на пути к вершине Цзицзинь. Стражи долины были отобраны из лучших божественных воинов.
Особенности рельефа долины таковы, что даже самый тихий звук вызывал эхо, который усиливался и распространялся на далёкие расстояния. Яньди использовал это естественное явление, он разместил стражей у особых акустических точек. Если кто-то пытался проникнуть, это сразу же привлекало внимание стражей, и за тысячи лет никто не смог пройти через Долину Эха незамеченным.
Из-за эффекта эха Долины, громкий плач А-Сяня звучал так, как будто сотни А-Сяней оплакивали утрату. Их жалобные звуки, подобно весеннему грому, раскатывались по всей долине. Лисий плач сам по себе обладал завораживающей силой, а А-Сянь принадлежал к самому музыкальному клану среди лис. Так как он питался пэнтао и пил нефрит, его духовная сила была мощной. Его искренние слёзы вызвали такое всеобщее сострадание, что даже деревья склонились в трауре, и весь мир погрузился в печаль.
Стражи клана Шэньнуна уже окружили их, но слёзы А-Сяня заставили их потерять самообладание. Сначала они ещё могли противостоять, используя силу духа, но у кого в душе нет скрытой печали о потере? Голос А-Сяня вызвал в них всплеск глубоко хранимой боли и напомнил о прошлых прощаниях, каждое из которых наложилось друг на друга. Скопившаяся боль образовала реку, которая вызвала непреодолимую тоску, и они начали горько плакать.
По всей Долине Эха раздалась песнь, от которой заныли небо и земля. Даже такие могущественные боги, как Хоу Ту и Гун Гун, не осмеливались сделать и шагу. Они оставались на своих позициях и наблюдали за Чи Ю.
Чи Ю, сидя на большом камне, поманил к себе Гун Гуна и Хоу Ту. Они колебались, но затем приземлились перед ним. Чи Ю, глядя на плачущих вокруг стражей, сказал:
— Долина Эха похожа на естественный звуковой массив. Стражи, не подозревая этого, активировали его своей духовной силой. Чем больше они горюют и плачут, тем больше их печаль, и так до истощения сил и смерти.
Цвет лиц Гун Гуна и Хоу Ту изменился. Если они утратят более сотни стражей, защищающих гору Шэньнун, то это будет непоправимо.
Гун Гун поклонился Чи Ю:
— Наша задача — охранять гору Шэньнун, просим вас проявить милосердие.
Чи Ю ответил:
— Я хочу видеть Яньди.
Гун Гун выразил сомнение:
— Мне нужно запросить разрешение у Чжу Жуна.
Чи Ю с усмешкой:
— Чжу Жун, наверное, уже поручил тебе заботиться о делах горы Шэньнун. Если хочешь запросить разрешение, иди. У меня нет дела, могу подождать, но могут ли эти стражи? Собираешься смотреть на то, как они умрут от слёз здесь?
Гун Гун колебался. Он обменялся взглядами с Хоу Ту, который обладал красотой женщины. Тот очень мягко сказал:
— Поступим по указанию Гун Гуна. — Затем он добавил: — Яньди приказал не принимать никого, но Чи Ю — его единственный ученик.
Гун Гун взглянул на окружающих их стражей, рыдающих от отчаяния, и вздохнул. Он обратился к Чи Ю:
— Я могу только обещать отвести тебя на Цзицзинь, чтобы попросить аудиенции у Яньди. Но сможет ли Яньди принять тебя сегодня — уже не в моей власти.
Чи Ю склонился в благодарности:
— Слово Гун Гуна стоит тысячи золотых! — Он схватил А-Сяня за острое ушко, что-то шепнул ему, и глаза А-Сяня медленно засияли, а его плач вдруг прекратился. Лис повернул голову к Чи Ю, который торжественно заверил его, сказав:
— Я обещаю!
Уголки рта А-Сяня тут же изогнулись вверх, образуя довольную улыбку в виде полумесяца.
А-Хэн, которая держала А-Сяня за другое острое ушко, сокрушенно произнесла:
— Как ты можешь быть таким наивным? Веришь всему, что он говорит?
А-Сянь заскулил, прижимая голову к А-Хэн. Его пушистый лисий хвост мёл ей по лицу, а глаза сияли, как два изогнутых месяца.
А-Хэн только и могла бессильно покачать головой.
С прекращением плача А-Сяня, эффект эха утих. Гун Гун собрал всю свою духовную силу и издал несколько могучих тигриных рёвов в Долине Эха. Все стражи встрепенулись и прекратили плач.
А-Хэн, услышав рёв Гун Гуна, внутренне поразилась. Она внимательно посмотрела на этого военачальника, всегда находившегося в тени Чжу Жуна, и вдруг поняла, почему Чи Ю сказал, что слово Гун Гуна — золото.
Гун Гун и Хоу Ту сопроводили Чи Ю и А-Хэн на Цзицзинь, где они собирались попросить аудиенции. Старик с белой бородой, подметавший перед дворцом, поднял голову и безразлично произнес:
— Яньди сказал, что Гун Гун и Хоу Ту останутся здесь, а Чи Ю пусть идёт на Малый Лунный Пик к нему.
Выражение лиц Гун Гуна и Хоу Ту изменилось. Чи Ю поклонился им в прощание.
0 Комментарии