Шаохао бросил взгляд на стражников. Чжун Жун всё ещё крепко держался за одежду Цзюньди, но его насильно оттащили и вывели из зала.
Плач Чжун Жуна всё ещё доносился извне, в то время как в зале воцарилась тишина, и никто не произнёс ни слова.
Увидев напряжённую обстановку, А-Хэн тихо приказал Банься:
— Быстро, принеси Цзю Яо.
Служанка принесла малышку к Цзюньди Цзю Яо, которая сладко спала в её объятиях. Цзюньди наклонился и долго смотрел на ребёнка. Его пальцы нежно скользнули по её детскому личику, в его взгляде читалась безграничная нежность. Все вокруг начали льстиво говорить:
— Как похожа на дедушку!
Цзюньди поднял голову и обратился к Шаохао:
— Кажется, только вчера дворцовые девушки принесли тебя ко мне и подздравляли меня с рождением сына. Они говорили о том, как ты на меня похож. Такой маленький, вызывающий лишь жалость и любовь. Я был так счастлив, что не знал, что делать и боялся даже обнять тебя, чтобы не причинить вред. Но вот уже прошло столько времени... Всё изменилось!
Все засмеялись, и только А-Хэн не смогла улыбнуться.
Цзюньди, выглядевший уставшим, махнул рукой, приказав служанке унести ребёнка. Он сказал дворцовым людям:
— Я устал, вернусь в Ци Юань.
Люди опустились на колени, чтобы проводить его.
Шаохао проводил А-Хэн до выхода из дворца. А-Хэн внимательно посмотрел на него и поняла, почему тот не жалел средств на пышное празднование дня рождения малышки. Вероятно, именно так Шаохао хотел выразить свою любовь к дочери.
На третий день весь народ праздновал вместе. Они зажигали фонари, сделанные своими руками, и пускали их по реке, желая принцессе Гаосина здоровья и мирной жизни, а также молились о счастье и спокойствии для всего Гаосина.
А-Хэн собственноручно изготовила лотосовый фонарь. Она вложила в него все свои молитвы о благополучии и счастье для дочери.
Когда наступил вечер, Шаохао и А-Хэн поднялись на городскую стену. Внизу собралось бесчисленное количество людей, которые ожидали увидеть фонарь, сделанный Консоршей для принцессы.
Шаохао улыбнулся и сказал:
— Сегодня я, как и вы, просто отец, мечтающий о благополучии своей дочери. Спасибо вам за то, что пришли, чтобы разделить со мной этот моментом и что молитесь за мою дочь.
Народ Гаосина взорвался громкими овациями.
А-Хэн держал в ладонях лотосовый фонарь из ледяного шелка, а Шаохао зажег его. Свет становился всё ярче и ярче, словно голубой лотос расцветал прямо в руках А-Хэн. Он освещал эту пару, создавая впечатление, будто они не из этого мира, а из рая.
Шаохао наклонился, чтобы взять на руки малышку Цзю Яо, и направился к краю городской стены. А-Хэн осторожно несла лотосовый фонарь и шагала рядом с ним.
Чи Ю стоял среди толпы и смотрел вверх на городскую стену.
Среди темноты ночи внизу он смотрел вверх. Ему было трудно разглядеть их семью. Виднелся только голубой лотос, взмывающий ввысь. Его туманный свет проблескивал сквозь высеченные балки и расписные столбы. Мужчина был красивым и величественным, женщина — мягкой и нежной, а тень маленького ребёнка в объятиях отца вертелся и не угомонялся. Это создавало умиротворяющую и красивую картину.
Народ Гаосина смотрел на них, не отрываясь, пока голубой свет не удалился вдаль, и они не исчезли среди небесных дворцов. Только тогда толпа начала рассеиваться.
Но Чи Ю стоял неподвижно, словно не поверил в увиденное. Однако, когда Шаохао зажёг фонарь, в тот миг яркости, он чётко увидел нежность и глубокие чувства во взгляде А-Хэн.
Чи Ю проснулся только вчера в водах Северного Мина. Посмотрев на ярко-синее небо, он почувствовал, как его тело наполнилось силой и энергией. Его силы значительно возросли после пережитого несчастья. Он не знал, сколько проспал, но отчётливо помнил, как перед сном А-Хэн крепко держала его за руку и нежно смотрела на него.
Чи Ю не смог сдержать свой смех. Он вскочил на спину своего верного скакуна Сяояо и почти хвастливо сказал ему:
— Я возвращаюсь домой! В твоём доме может быть и просторно, но там только ты один, а мой дом хоть и мал, но зато там есть А-Хэн!
Он мчался, пронзая небеса и земли. В горах и водах отражался его смех.
Когда он увидел море цветущих персиков на горе Цзюли, его сердце наполнилось теплом, и он не стал ждать, пока Сяояо приземлится, а прыгнул, устремившись в цветущий сад.
— А-Хэн, А-Хэн! Я вернулся! Я дома!
Бамбуковый домик был пустынным и холодным, занавески из бирюзовых ракушек были порваны и висели кое-как, на небесно-голубых шторах — пятна от птичьего помета. Огород выглядел заброшенным, перепутанным сорняками, и лишь благодаря каменным грядкам можно было понять, что это вообще был огород. Бамбуковый забор был заброшен и обрушился наполовину, красные розы разрослись хаотично и даже перегородили проход к дому.
Только ветряные колокольчики под карнизом ещё звенели, их звук был печальным и одиноким.
Чи Ю стоял, глядя на свой «дом», сердце его было в смятении. Сколько же он спал? С А-Хэн что-то случилось?
Он бросился к персиковым деревьям, цветущим во всей красе. Но под деревом никого не было, только строка кроваво-красных букв: «Чэнъэнь». Дворец, где обитал Шаохао, самый великолепный дворец под небесами.
— Я не верю! — Чи Ю махнул рукой, и персиковое дерево вырвалось с корнями. Он вскочил на Сяояо и помчался в Гаосин.
По пути он видел, что везде было празднично и весело. Все обсуждали великолепное празднование дня рождения дочери Шаохао.
Чи Ю облегчённо вздохнул, когда подумал, что Шаохао снова женился. Он спросил у прохожего:
— Женой Шаохао стала девушка из какого клана?
— Из клана Сюань Юаня, — ответил собеседник, посмотрев на него, как на чудака.
Сердце Чи Ю упало.
«Опять взял жену из клана Сюань Юаня? Неужели с А-Хэн что-то случилось...»
Он не осмеливался думать дальше.
Собеседник засмеялся:
— Всем известно, у Шаохао только одна жена из клана Сюань Юаня, принцесса Сюань Юаня! Их дочь стала старшей принцессой!
Чи Ю словно поразила молния, в его ушах зазвенело. Неважно, сколько фактов было перед его глазами, он отказывался верить. А-Хэн своими руками украшала их бамбуковый дом, своими устами говорила ему, что это их дом.
Но у подножия городской стены он своими глазами увидел, как Шаохао и А-Хэн, держа на руках дочь, смеялись и принимали поздравления от всех жителей. Их семейное счастье резало его глаза, и впервые он осознал, что есть то, чего он никогда не сможет дать А-Хэн.
Неужели это причина, по которой А-Хэн его покинула?
Плач Чжун Жуна всё ещё доносился извне, в то время как в зале воцарилась тишина, и никто не произнёс ни слова.
Увидев напряжённую обстановку, А-Хэн тихо приказал Банься:
— Быстро, принеси Цзю Яо.
Служанка принесла малышку к Цзюньди Цзю Яо, которая сладко спала в её объятиях. Цзюньди наклонился и долго смотрел на ребёнка. Его пальцы нежно скользнули по её детскому личику, в его взгляде читалась безграничная нежность. Все вокруг начали льстиво говорить:
— Как похожа на дедушку!
Цзюньди поднял голову и обратился к Шаохао:
— Кажется, только вчера дворцовые девушки принесли тебя ко мне и подздравляли меня с рождением сына. Они говорили о том, как ты на меня похож. Такой маленький, вызывающий лишь жалость и любовь. Я был так счастлив, что не знал, что делать и боялся даже обнять тебя, чтобы не причинить вред. Но вот уже прошло столько времени... Всё изменилось!
Все засмеялись, и только А-Хэн не смогла улыбнуться.
Цзюньди, выглядевший уставшим, махнул рукой, приказав служанке унести ребёнка. Он сказал дворцовым людям:
— Я устал, вернусь в Ци Юань.
Люди опустились на колени, чтобы проводить его.
Шаохао проводил А-Хэн до выхода из дворца. А-Хэн внимательно посмотрел на него и поняла, почему тот не жалел средств на пышное празднование дня рождения малышки. Вероятно, именно так Шаохао хотел выразить свою любовь к дочери.
На третий день весь народ праздновал вместе. Они зажигали фонари, сделанные своими руками, и пускали их по реке, желая принцессе Гаосина здоровья и мирной жизни, а также молились о счастье и спокойствии для всего Гаосина.
А-Хэн собственноручно изготовила лотосовый фонарь. Она вложила в него все свои молитвы о благополучии и счастье для дочери.
Когда наступил вечер, Шаохао и А-Хэн поднялись на городскую стену. Внизу собралось бесчисленное количество людей, которые ожидали увидеть фонарь, сделанный Консоршей для принцессы.
Шаохао улыбнулся и сказал:
— Сегодня я, как и вы, просто отец, мечтающий о благополучии своей дочери. Спасибо вам за то, что пришли, чтобы разделить со мной этот моментом и что молитесь за мою дочь.
Народ Гаосина взорвался громкими овациями.
А-Хэн держал в ладонях лотосовый фонарь из ледяного шелка, а Шаохао зажег его. Свет становился всё ярче и ярче, словно голубой лотос расцветал прямо в руках А-Хэн. Он освещал эту пару, создавая впечатление, будто они не из этого мира, а из рая.
Шаохао наклонился, чтобы взять на руки малышку Цзю Яо, и направился к краю городской стены. А-Хэн осторожно несла лотосовый фонарь и шагала рядом с ним.
Чи Ю стоял среди толпы и смотрел вверх на городскую стену.
Среди темноты ночи внизу он смотрел вверх. Ему было трудно разглядеть их семью. Виднелся только голубой лотос, взмывающий ввысь. Его туманный свет проблескивал сквозь высеченные балки и расписные столбы. Мужчина был красивым и величественным, женщина — мягкой и нежной, а тень маленького ребёнка в объятиях отца вертелся и не угомонялся. Это создавало умиротворяющую и красивую картину.
Народ Гаосина смотрел на них, не отрываясь, пока голубой свет не удалился вдаль, и они не исчезли среди небесных дворцов. Только тогда толпа начала рассеиваться.
Но Чи Ю стоял неподвижно, словно не поверил в увиденное. Однако, когда Шаохао зажёг фонарь, в тот миг яркости, он чётко увидел нежность и глубокие чувства во взгляде А-Хэн.
Чи Ю проснулся только вчера в водах Северного Мина. Посмотрев на ярко-синее небо, он почувствовал, как его тело наполнилось силой и энергией. Его силы значительно возросли после пережитого несчастья. Он не знал, сколько проспал, но отчётливо помнил, как перед сном А-Хэн крепко держала его за руку и нежно смотрела на него.
Чи Ю не смог сдержать свой смех. Он вскочил на спину своего верного скакуна Сяояо и почти хвастливо сказал ему:
— Я возвращаюсь домой! В твоём доме может быть и просторно, но там только ты один, а мой дом хоть и мал, но зато там есть А-Хэн!
Он мчался, пронзая небеса и земли. В горах и водах отражался его смех.
Когда он увидел море цветущих персиков на горе Цзюли, его сердце наполнилось теплом, и он не стал ждать, пока Сяояо приземлится, а прыгнул, устремившись в цветущий сад.
— А-Хэн, А-Хэн! Я вернулся! Я дома!
Бамбуковый домик был пустынным и холодным, занавески из бирюзовых ракушек были порваны и висели кое-как, на небесно-голубых шторах — пятна от птичьего помета. Огород выглядел заброшенным, перепутанным сорняками, и лишь благодаря каменным грядкам можно было понять, что это вообще был огород. Бамбуковый забор был заброшен и обрушился наполовину, красные розы разрослись хаотично и даже перегородили проход к дому.
Только ветряные колокольчики под карнизом ещё звенели, их звук был печальным и одиноким.
Чи Ю стоял, глядя на свой «дом», сердце его было в смятении. Сколько же он спал? С А-Хэн что-то случилось?
Он бросился к персиковым деревьям, цветущим во всей красе. Но под деревом никого не было, только строка кроваво-красных букв: «Чэнъэнь». Дворец, где обитал Шаохао, самый великолепный дворец под небесами.
— Я не верю! — Чи Ю махнул рукой, и персиковое дерево вырвалось с корнями. Он вскочил на Сяояо и помчался в Гаосин.
По пути он видел, что везде было празднично и весело. Все обсуждали великолепное празднование дня рождения дочери Шаохао.
Чи Ю облегчённо вздохнул, когда подумал, что Шаохао снова женился. Он спросил у прохожего:
— Женой Шаохао стала девушка из какого клана?
— Из клана Сюань Юаня, — ответил собеседник, посмотрев на него, как на чудака.
Сердце Чи Ю упало.
«Опять взял жену из клана Сюань Юаня? Неужели с А-Хэн что-то случилось...»
Он не осмеливался думать дальше.
Собеседник засмеялся:
— Всем известно, у Шаохао только одна жена из клана Сюань Юаня, принцесса Сюань Юаня! Их дочь стала старшей принцессой!
Чи Ю словно поразила молния, в его ушах зазвенело. Неважно, сколько фактов было перед его глазами, он отказывался верить. А-Хэн своими руками украшала их бамбуковый дом, своими устами говорила ему, что это их дом.
Но у подножия городской стены он своими глазами увидел, как Шаохао и А-Хэн, держа на руках дочь, смеялись и принимали поздравления от всех жителей. Их семейное счастье резало его глаза, и впервые он осознал, что есть то, чего он никогда не сможет дать А-Хэн.
Неужели это причина, по которой А-Хэн его покинула?
0 Комментарии