Летом в Гаосине жара была невыносимой. Малышка Цзю Яо была активной и не переносила жару. Она часто бывала с А-Хэн в саду И Цин, чтобы посидеть в тенёчке.
В саду обитало множество птиц, за которыми в последние годы никто не ухаживал, так что они стали полностью дикими. Цзю Яо, ещё не достигнув роста журавля, уже осмеливалась ловить их. Журавль клюнул её, но она, плача, всё равно держала его за шею и не отпускала.
А-Хэн обычно сидела с книгой в сторонке и не вмешивалась. Неважно, упала ли Цзю Яо гоняли ли её птицы, А-Хэн только наблюдала. Так Цзю Яо, которая едва научилась говорить, уже поняла, что если она упала, то нужно подниматься самой; если решила тронуть хищную птицу, будь готова к ответной атаке — всему в жизни нужно противостоять самостоятельно.
После многочисленных укусов Цзю Яо научилась различным способам защиты и стала настоящей хозяйкой сада И Цин. Журавли, утки и цапли убегали от неё, а такие хищные птицы, как орлы, ястребы и соколы стали считать её другом и играли вместе с ней.
Однажды А-Хэн, сидя на камне у ручья, с улыбкой наблюдала за играми Цзю Яо.
Вдруг за её спиной послышались шаги. Она удивлённо обернулась и увидела быстро приближающуюся старуху. А-Хэн не понимала, к какому дворцу она принадлежала.
Подойдя к А-Хэн, старуха опустилась на колени со словами:
— Цзюньди хочет видеть вас.
Через мгновение А-Хэн осознала, что этот Цзюньди — не Шаохао, а тот, который проживает на пятой горе. Она знала, что Шаохао очень не любил говорить об этом, поэтому она начала молча размышлять. Старушка с силой ударилась головой о землю и умоляла её:
— Времени у Его Величества осталось немного.
Услышав приближающиеся шаги, старушка поспешно встала и исчезла в густом лесу.
Две служанки подошли к А-Хэн и сказали: — Мы, видимо, на мгновение отвлеклись, и кто-то проник сюда.
А-Хэн улыбнулась:
— Вы, наверное, ошиблись. Мне тоже иногда мерещатся людские фигуры среди деревьев.
После того как служанки ушли, А-Хэн подняла Цзю Яо, которая играла с орлом и ловила рыбу, и спросила:
— Пойдём к дедушке, хорошо?
Цзю Яо в восторге захлопала в ладоши со словами:
— Дедушка! Хочу к дедушке!
Хотя она и не понимала, что такое «дедушка».
А-Хэн позвала Леяна и А-Сяня, чтобы отправиться к пятому пику.
Вход к пятой горе охранялся строго, и войти туда было непросто. А-Хэн пришлось воспользоваться предполагаемым распоряжением Шаохао:
— Малышка Цзю Яо очень хочет увидеть дедушку, Его Величество позволило мне привести её к нему.
К счастью, все знали о любви Шаохао к его жене и не сомневались в А-Хэн, также как и в том, что Шаохао безгранично любил свою дочь и выполнил бы любое её желание.
Охранник засомневался:
— По указу Его Величества, кроме него самого, никому не разрешено сюда входить.
А-Хэн сняла с шеи Цзю Яо нефритовый амулет. Малышка накануне вырвала его у Шаохао, а тот, увидев её радость, разрешил ей играть с ним. А-Хэн бросила его охраннику и спросила:
— Вы сомневаетесь в том, что я говорю от его имени?
Охранники в панике опустились на колени, а Цзю Яо, увидев, что мать остановилась, нетерпеливо завертелась и закричала:
— Дедушка, дедушка! Хочу к дедушке!
Охранники переглянулись и поспешно пропустили их.
А-Хэн с Цзю Яо на руках вошла в сад Ци.
Сад Ци получил своё название благодаря натуральному источнику ледяной воды на вершине горы, который называется Цичи. Один из императоров, восхитившись Цичи, построил здесь сад и создал несколько искусственных прудов. Вода из источника была направлена в эти пруды, а вынутая при этом земля использовалась для создания искусственных островков. Это образовало уникальный пейзаж с островами в прудах и прудами на островах.
У прудов рос плющ, а павильоны, галереи и арки были связаны между собой многочисленными переходами. Если кто-то проходил мимо, тот мог любоваться вздымающимися вверх крышами. Цветущие растения и отражение воды создавали особенную атмосферу. Каждое здание имело своё имя, отражающее его суть, и украшало пейзаж. А-Хэн не могла не восхититься: могущество может быть достигнуто за одно поколение, но культуру нужно накапливать веками. По сравнению с дворцами Сюань Юаня, дворцы Гаосина казались не богатыми новобранцами, а настоящей элитой. Неудивительно, что представители высшего общества презирают незнатных.
Цзюньди жил в павильоне Хунляо. Две старые служанки ухаживали за ним. Увидев А-Хэн, они тут же, вытирая слёзы, опустились на колени. А-Хэн передала малышку Цзю Яо двум старым служанкам с просьбой отвести её погулять.
Цзюньди лежал на постели и погрузился в глубокий сон. Он выглядел ещё старше, чем в последний раз: его щёки впали, а волосы обесцветились. А-Хэн окликнула его:
— Отец-император.
Цзюньди открыл глаза и слабо улыбнулся:
— Ты действительно пришла? Видимо, всё-таки кто-то знает, что такое «честь и долг».
А-Хэн не понимала, ведь «яд», которого она подготовила, должен был уже рассеяться, но состояние Цзюньди только ухудшалось. Она опустилась на колени у постели и взяла его руку, чтобы исследовать болезнь. После полного цикла своей энергии по его телу она ощутила шок и гнев — в его теле был новый яд, уже неизлечимый.
Увидев её лицо, Цзюньди сказал с улыбкой:
— Я давно знал, что мне недолго осталось. Не беспокойся, я и так уже давно живу, как мёртвый.
Слёзы скатились из глаз А-Хэн. С тех пор, как она вошла в семью Гаосина, Цзюньди всегда был к ней добрым. Он считал её близким человеком, а теперь она превратила его из обаятельного молодого человека в истощённого старца.
Цзюньди продолжил:
— Я позвал тебя, потому что не могу отпустить одно дело. Не совсем подобает просить тебя об этом, но Шаохао слишком строго наблюдает, и только ты можешь свободно сюда заходить.
— Отец-император, я сделаю всё, что в моих силах.
— Всё уже предрешено, никто не может изменить ситуацию. Но Яньлун и Чжун Жун всё ещё не понимают. Шаохао обещал мне пощадить Яньлуна, если я приду на день рождения Сяо Яо, но я ему не верю. Он держит их в заложниках, чтобы шантажировать меня. Я боюсь, после моей смерти он убьёт их. Можешь ли ты спасти Яньлуна и его сына? — Цзюньди дрожащей рукой потянулся под подушку. А-Хэн помогла ему достать кусок ткани, на котором кровью были написаны слова.
— Вручи это письмо, написанное кровью, Яньлуну.
Цзюньди с трудом снял с руки нефритовый перстень, который в руках А-Хэн превратился в коробку из водяного нефрита. Внутри оказалась отрубленная ладонь, защищённая водяным нефритом Гуйсюя. Благодаря защите и живительной энергии Цзюньди, она выглядела, как только что отсечённая от тела.
В саду обитало множество птиц, за которыми в последние годы никто не ухаживал, так что они стали полностью дикими. Цзю Яо, ещё не достигнув роста журавля, уже осмеливалась ловить их. Журавль клюнул её, но она, плача, всё равно держала его за шею и не отпускала.
А-Хэн обычно сидела с книгой в сторонке и не вмешивалась. Неважно, упала ли Цзю Яо гоняли ли её птицы, А-Хэн только наблюдала. Так Цзю Яо, которая едва научилась говорить, уже поняла, что если она упала, то нужно подниматься самой; если решила тронуть хищную птицу, будь готова к ответной атаке — всему в жизни нужно противостоять самостоятельно.
После многочисленных укусов Цзю Яо научилась различным способам защиты и стала настоящей хозяйкой сада И Цин. Журавли, утки и цапли убегали от неё, а такие хищные птицы, как орлы, ястребы и соколы стали считать её другом и играли вместе с ней.
Однажды А-Хэн, сидя на камне у ручья, с улыбкой наблюдала за играми Цзю Яо.
Вдруг за её спиной послышались шаги. Она удивлённо обернулась и увидела быстро приближающуюся старуху. А-Хэн не понимала, к какому дворцу она принадлежала.
Подойдя к А-Хэн, старуха опустилась на колени со словами:
— Цзюньди хочет видеть вас.
Через мгновение А-Хэн осознала, что этот Цзюньди — не Шаохао, а тот, который проживает на пятой горе. Она знала, что Шаохао очень не любил говорить об этом, поэтому она начала молча размышлять. Старушка с силой ударилась головой о землю и умоляла её:
— Времени у Его Величества осталось немного.
Услышав приближающиеся шаги, старушка поспешно встала и исчезла в густом лесу.
Две служанки подошли к А-Хэн и сказали: — Мы, видимо, на мгновение отвлеклись, и кто-то проник сюда.
А-Хэн улыбнулась:
— Вы, наверное, ошиблись. Мне тоже иногда мерещатся людские фигуры среди деревьев.
После того как служанки ушли, А-Хэн подняла Цзю Яо, которая играла с орлом и ловила рыбу, и спросила:
— Пойдём к дедушке, хорошо?
Цзю Яо в восторге захлопала в ладоши со словами:
— Дедушка! Хочу к дедушке!
Хотя она и не понимала, что такое «дедушка».
А-Хэн позвала Леяна и А-Сяня, чтобы отправиться к пятому пику.
Вход к пятой горе охранялся строго, и войти туда было непросто. А-Хэн пришлось воспользоваться предполагаемым распоряжением Шаохао:
— Малышка Цзю Яо очень хочет увидеть дедушку, Его Величество позволило мне привести её к нему.
К счастью, все знали о любви Шаохао к его жене и не сомневались в А-Хэн, также как и в том, что Шаохао безгранично любил свою дочь и выполнил бы любое её желание.
Охранник засомневался:
— По указу Его Величества, кроме него самого, никому не разрешено сюда входить.
А-Хэн сняла с шеи Цзю Яо нефритовый амулет. Малышка накануне вырвала его у Шаохао, а тот, увидев её радость, разрешил ей играть с ним. А-Хэн бросила его охраннику и спросила:
— Вы сомневаетесь в том, что я говорю от его имени?
Охранники в панике опустились на колени, а Цзю Яо, увидев, что мать остановилась, нетерпеливо завертелась и закричала:
— Дедушка, дедушка! Хочу к дедушке!
Охранники переглянулись и поспешно пропустили их.
А-Хэн с Цзю Яо на руках вошла в сад Ци.
Сад Ци получил своё название благодаря натуральному источнику ледяной воды на вершине горы, который называется Цичи. Один из императоров, восхитившись Цичи, построил здесь сад и создал несколько искусственных прудов. Вода из источника была направлена в эти пруды, а вынутая при этом земля использовалась для создания искусственных островков. Это образовало уникальный пейзаж с островами в прудах и прудами на островах.
У прудов рос плющ, а павильоны, галереи и арки были связаны между собой многочисленными переходами. Если кто-то проходил мимо, тот мог любоваться вздымающимися вверх крышами. Цветущие растения и отражение воды создавали особенную атмосферу. Каждое здание имело своё имя, отражающее его суть, и украшало пейзаж. А-Хэн не могла не восхититься: могущество может быть достигнуто за одно поколение, но культуру нужно накапливать веками. По сравнению с дворцами Сюань Юаня, дворцы Гаосина казались не богатыми новобранцами, а настоящей элитой. Неудивительно, что представители высшего общества презирают незнатных.
Цзюньди жил в павильоне Хунляо. Две старые служанки ухаживали за ним. Увидев А-Хэн, они тут же, вытирая слёзы, опустились на колени. А-Хэн передала малышку Цзю Яо двум старым служанкам с просьбой отвести её погулять.
Цзюньди лежал на постели и погрузился в глубокий сон. Он выглядел ещё старше, чем в последний раз: его щёки впали, а волосы обесцветились. А-Хэн окликнула его:
— Отец-император.
Цзюньди открыл глаза и слабо улыбнулся:
— Ты действительно пришла? Видимо, всё-таки кто-то знает, что такое «честь и долг».
А-Хэн не понимала, ведь «яд», которого она подготовила, должен был уже рассеяться, но состояние Цзюньди только ухудшалось. Она опустилась на колени у постели и взяла его руку, чтобы исследовать болезнь. После полного цикла своей энергии по его телу она ощутила шок и гнев — в его теле был новый яд, уже неизлечимый.
Увидев её лицо, Цзюньди сказал с улыбкой:
— Я давно знал, что мне недолго осталось. Не беспокойся, я и так уже давно живу, как мёртвый.
Слёзы скатились из глаз А-Хэн. С тех пор, как она вошла в семью Гаосина, Цзюньди всегда был к ней добрым. Он считал её близким человеком, а теперь она превратила его из обаятельного молодого человека в истощённого старца.
Цзюньди продолжил:
— Я позвал тебя, потому что не могу отпустить одно дело. Не совсем подобает просить тебя об этом, но Шаохао слишком строго наблюдает, и только ты можешь свободно сюда заходить.
— Отец-император, я сделаю всё, что в моих силах.
— Всё уже предрешено, никто не может изменить ситуацию. Но Яньлун и Чжун Жун всё ещё не понимают. Шаохао обещал мне пощадить Яньлуна, если я приду на день рождения Сяо Яо, но я ему не верю. Он держит их в заложниках, чтобы шантажировать меня. Я боюсь, после моей смерти он убьёт их. Можешь ли ты спасти Яньлуна и его сына? — Цзюньди дрожащей рукой потянулся под подушку. А-Хэн помогла ему достать кусок ткани, на котором кровью были написаны слова.
— Вручи это письмо, написанное кровью, Яньлуну.
Цзюньди с трудом снял с руки нефритовый перстень, который в руках А-Хэн превратился в коробку из водяного нефрита. Внутри оказалась отрубленная ладонь, защищённая водяным нефритом Гуйсюя. Благодаря защите и живительной энергии Цзюньди, она выглядела, как только что отсечённая от тела.
0 Комментарии