Взгляд Цзюньди был спокойным, а на его лице играла умиротворённая улыбка, как будто он, любуясь цветами, уснул. А-Хэн, с улыбкой сквозь слёзы, прошептала:
— Вот оно что, «красота персика».
Шаохао не понял, и А-Хэн сказала:
— Помнишь? Отец-император пригласил меня в Чэнъэнь, чтобы показать персики, и как раз начал рассказывать об этом редком персиковом дереве, когда ты ворвался и прервал нас. Отец с улыбкой пригласил тебя любоваться цветами вместе и сказал, что рассказывал тебе в детстве, как называлось это дерево, но ты не слушал и просил его только заключить Яньлуна под стражу... С тех пор отец был заключён здесь. Боюсь, он так и не смог насладиться этим деревом. Сейчас отец сказал мне, что это — «персик красавицы».
Шаохао посмотрел на персиковое дерево, гордо расцветающее на ветру. Конечно, он помнил имя персика красавицы. В том году ему было пять лет, когда отец нарисовал картину с персиковыми цветами и изобразил на ней его мать. Персики назвали в честь матери, а отец, держа его за руку, написал рядом стих в память о ней.
А-Хэн тихо произнесла:
— Отец уже простил тебя.
Цзюньди, ранее испытывая глубокую ненависть к Шаохао за отравление и даже использовал мучительную смерть в качестве наказания для жены Шаохао. В последний момент, когда он смотрел из окна на это дерево и его цветы, он отпустил всё.
Он улыбнулся и сказал А-Хэн, что это — персик красавицы. В последний момент своей жизни он вспоминал не о власти и не о мести, а о всей красоте, которую когда-то имел. Он забыл о раздоре отца и сына и помнил только дни, когда они вместе смеялись, любуясь цветами.
Шаохао, глядя на персики, побледнел и затрясся. Он внезапно бросился в дом и упал на колени у постели, а голову опустил на руку Цзюньди. Спустя время, стал слышен его едва уловимый плач.
А-Хэн, обняв Цзю Яо, шла и плакала. Малышка, вытирая слёзы матери, повторяла то, что говорила мать, когда утешала её:
— Мама, малышка, не плачь!
Кукушка, сидящая на ветке персика, вглядевшись в Шаохао, преклонившегося перед постелью, неустанно повторяла: «Не горюй, не горюй...» Если бы в жизни не было горечи, может, и плакать было бы не за что, но каждый человек испытывает чувства, и все эти чувства — это горечь, а самая большая горечь — любить и не быть любимым в ответ.
Той же ночью А-Хэн тайно проникла в подземелье под горой Пяти богов.
Подземелье было построено из драконьих костей. Оно использовало земную энергию горы Пяти Богов специально для удержания богов и демонов, обладающих магической силой. Строение состояло из трёх уровней: чем глубже, тем сильнее была духовная сила заключённых. На третьем уровне, на самом деле, было всего несколько особ, достойных содержания здесь.
А-Хэн огляделась по сторонам. Она и не знала, где именно держали Яньлуна.
Вдруг она услышала прерывистые звуки музыки и, несмотря на то, что произведение было неизвестным, было необычайно приятным.
Подойдя поближе, А-Хэн увидела Яньлуна с распущенными волосами, сидящего на полу. Перед ним лежали обломки чаш разного размера, и он, держа в единственной оставшейся руке нефритовую погремушку, стучал по ним. Разные размеры чаш издавали разные звуки и вместе они образовали мелодию.
А-Хэн остановилась и внимательно слушала, вспоминая прошлые века. Под тенью зелёных деревьев и красных цветов Яньлун в шелковой одежде подошёл к ней и обаятельно улыбнулся ей. С лёгкостью и блеском в глазах он уступал ей во всём, не жалея унизить себя ради слова Силина Гунцзы.
Рождённый в роскоши, с несравненной внешностью и ранним талантом к музыке, он стал известен своим уникальным искусством звукового нападения, способным разгромить армию одной лишь мелодией. Наверное, он также мечтал о блеске и славе, о быстрых скакунах и стремительных победах. Но если Яньлун родился, зачем тогда Шаохао? На троне место только одному, и кто не станет королём, тот станет изгнанником.
Закончив играть, Яньлун поднял голову и взглянул на пришедшую, не произнеся ни слова. Он только улыбнулся и опёрся о стену, посмотрев на А-Хэн.
А-Хэн подошла к двери темницы. Её губы пересохли, и она не могла вымолвить ни слова.
Яньлун насмешливо спросил:
— Неужели Консорша пришла сюда посреди ночи только чтобы увидеть, как я опозорен?
А-Хэн передала Яньлуну нефритовый перстень с отрубленной ладонью и письмо на шёлке от Цзюньди. В тусклом свете темницы Яньлун быстро прочитал текст, после чего задумчиво провёл пальцами по кровавым буквам. Слёзы бесшумно скатились по его щекам.
— Когда отец ушёл?
— Сегодня днём.
Яньлун крепко сжал письмо и опустил голову так, чтобы его лица не было видно. Было только заметно, как его тело тряслось от сдерживаемых эмоций.
Спустя некоторое время он поднял голову и спросил:
— Он ушёл спокойно?
А-Хэн подумала и ответила:
— Вне его окна цвело персиковое дерево. Его последние слова были: «Это называется персик красавицы».
Яньлун тихо улыбнулся:
— Отец всегда был таким... В детстве, когда наставники заставляли меня усердно заниматься, и не желали, чтобы я отвлекался даже на сон, отец водил меня в сад и учил узнавать разные виды золотых рыбок. С таким количеством цветов вокруг, думаю, отец не чувствовал себя слишком плохо.
Глаза А-Хэн покрылись слезами:
— Мне пора идти. Есть что-нибудь, чего ты хотел бы?
Яньлун открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом покачал головой и молча отвернулся. Его руки невольно задвигались, как будто он играл на цине. Для пьяницы день без вина — как год, а Яньлун без музыки не мог жить даже дня. Но его инструменты были, как оружие для богов, и пока судьба его другой руки оставалась неизвестной, Шаохао не позволил бы ему прикоснуться к музыкальным инструментам.
А-Хэн выскользнула из подземелья и не успела она пройти и нескольких шагов, как увидела под небесным сводом, усыпанным звёздами, Шаохао в белом одеянии. Он стоял на ветру.
Когда А-Хэн поняла, что её заметили, она решительно сняла шёлковый платок, который закрывал её лицо и спросила:
— Ты всегда имеешь план?
Шаохао безразлично ответил:
— Не я предусмотрел все, а ты была слишком невнимательна. Подземелье под горой Пяти Богов было построено ещё при Паньгу и было расширено семью поколениями императоров. Оно надёжнее самого дворца. Если бы я не позволил тебе войти, как бы ты смогла проникнуть туда?
А-Хэн настороженно спросила:
— Что ты задумал?
Когда Шаохао увидел её встревоженный вид, он почувствовал боль, но его лицо оставалось холодным, и он распорядился:
— Принесите лучшие музыкальные инструменты во дворец и отправьте их в темницу. Пусть Яньлун выберет.
— Есть! — несколько фигур скрылись в тени, отдав честь своему Императору.
— Вот оно что, «красота персика».
Шаохао не понял, и А-Хэн сказала:
— Помнишь? Отец-император пригласил меня в Чэнъэнь, чтобы показать персики, и как раз начал рассказывать об этом редком персиковом дереве, когда ты ворвался и прервал нас. Отец с улыбкой пригласил тебя любоваться цветами вместе и сказал, что рассказывал тебе в детстве, как называлось это дерево, но ты не слушал и просил его только заключить Яньлуна под стражу... С тех пор отец был заключён здесь. Боюсь, он так и не смог насладиться этим деревом. Сейчас отец сказал мне, что это — «персик красавицы».
Шаохао посмотрел на персиковое дерево, гордо расцветающее на ветру. Конечно, он помнил имя персика красавицы. В том году ему было пять лет, когда отец нарисовал картину с персиковыми цветами и изобразил на ней его мать. Персики назвали в честь матери, а отец, держа его за руку, написал рядом стих в память о ней.
А-Хэн тихо произнесла:
— Отец уже простил тебя.
Цзюньди, ранее испытывая глубокую ненависть к Шаохао за отравление и даже использовал мучительную смерть в качестве наказания для жены Шаохао. В последний момент, когда он смотрел из окна на это дерево и его цветы, он отпустил всё.
Он улыбнулся и сказал А-Хэн, что это — персик красавицы. В последний момент своей жизни он вспоминал не о власти и не о мести, а о всей красоте, которую когда-то имел. Он забыл о раздоре отца и сына и помнил только дни, когда они вместе смеялись, любуясь цветами.
Шаохао, глядя на персики, побледнел и затрясся. Он внезапно бросился в дом и упал на колени у постели, а голову опустил на руку Цзюньди. Спустя время, стал слышен его едва уловимый плач.
А-Хэн, обняв Цзю Яо, шла и плакала. Малышка, вытирая слёзы матери, повторяла то, что говорила мать, когда утешала её:
— Мама, малышка, не плачь!
Кукушка, сидящая на ветке персика, вглядевшись в Шаохао, преклонившегося перед постелью, неустанно повторяла: «Не горюй, не горюй...» Если бы в жизни не было горечи, может, и плакать было бы не за что, но каждый человек испытывает чувства, и все эти чувства — это горечь, а самая большая горечь — любить и не быть любимым в ответ.
Той же ночью А-Хэн тайно проникла в подземелье под горой Пяти богов.
Подземелье было построено из драконьих костей. Оно использовало земную энергию горы Пяти Богов специально для удержания богов и демонов, обладающих магической силой. Строение состояло из трёх уровней: чем глубже, тем сильнее была духовная сила заключённых. На третьем уровне, на самом деле, было всего несколько особ, достойных содержания здесь.
А-Хэн огляделась по сторонам. Она и не знала, где именно держали Яньлуна.
Вдруг она услышала прерывистые звуки музыки и, несмотря на то, что произведение было неизвестным, было необычайно приятным.
Подойдя поближе, А-Хэн увидела Яньлуна с распущенными волосами, сидящего на полу. Перед ним лежали обломки чаш разного размера, и он, держа в единственной оставшейся руке нефритовую погремушку, стучал по ним. Разные размеры чаш издавали разные звуки и вместе они образовали мелодию.
А-Хэн остановилась и внимательно слушала, вспоминая прошлые века. Под тенью зелёных деревьев и красных цветов Яньлун в шелковой одежде подошёл к ней и обаятельно улыбнулся ей. С лёгкостью и блеском в глазах он уступал ей во всём, не жалея унизить себя ради слова Силина Гунцзы.
Рождённый в роскоши, с несравненной внешностью и ранним талантом к музыке, он стал известен своим уникальным искусством звукового нападения, способным разгромить армию одной лишь мелодией. Наверное, он также мечтал о блеске и славе, о быстрых скакунах и стремительных победах. Но если Яньлун родился, зачем тогда Шаохао? На троне место только одному, и кто не станет королём, тот станет изгнанником.
Закончив играть, Яньлун поднял голову и взглянул на пришедшую, не произнеся ни слова. Он только улыбнулся и опёрся о стену, посмотрев на А-Хэн.
А-Хэн подошла к двери темницы. Её губы пересохли, и она не могла вымолвить ни слова.
Яньлун насмешливо спросил:
— Неужели Консорша пришла сюда посреди ночи только чтобы увидеть, как я опозорен?
А-Хэн передала Яньлуну нефритовый перстень с отрубленной ладонью и письмо на шёлке от Цзюньди. В тусклом свете темницы Яньлун быстро прочитал текст, после чего задумчиво провёл пальцами по кровавым буквам. Слёзы бесшумно скатились по его щекам.
— Когда отец ушёл?
— Сегодня днём.
Яньлун крепко сжал письмо и опустил голову так, чтобы его лица не было видно. Было только заметно, как его тело тряслось от сдерживаемых эмоций.
Спустя некоторое время он поднял голову и спросил:
— Он ушёл спокойно?
А-Хэн подумала и ответила:
— Вне его окна цвело персиковое дерево. Его последние слова были: «Это называется персик красавицы».
Яньлун тихо улыбнулся:
— Отец всегда был таким... В детстве, когда наставники заставляли меня усердно заниматься, и не желали, чтобы я отвлекался даже на сон, отец водил меня в сад и учил узнавать разные виды золотых рыбок. С таким количеством цветов вокруг, думаю, отец не чувствовал себя слишком плохо.
Глаза А-Хэн покрылись слезами:
— Мне пора идти. Есть что-нибудь, чего ты хотел бы?
Яньлун открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом покачал головой и молча отвернулся. Его руки невольно задвигались, как будто он играл на цине. Для пьяницы день без вина — как год, а Яньлун без музыки не мог жить даже дня. Но его инструменты были, как оружие для богов, и пока судьба его другой руки оставалась неизвестной, Шаохао не позволил бы ему прикоснуться к музыкальным инструментам.
А-Хэн выскользнула из подземелья и не успела она пройти и нескольких шагов, как увидела под небесным сводом, усыпанным звёздами, Шаохао в белом одеянии. Он стоял на ветру.
Когда А-Хэн поняла, что её заметили, она решительно сняла шёлковый платок, который закрывал её лицо и спросила:
— Ты всегда имеешь план?
Шаохао безразлично ответил:
— Не я предусмотрел все, а ты была слишком невнимательна. Подземелье под горой Пяти Богов было построено ещё при Паньгу и было расширено семью поколениями императоров. Оно надёжнее самого дворца. Если бы я не позволил тебе войти, как бы ты смогла проникнуть туда?
А-Хэн настороженно спросила:
— Что ты задумал?
Когда Шаохао увидел её встревоженный вид, он почувствовал боль, но его лицо оставалось холодным, и он распорядился:
— Принесите лучшие музыкальные инструменты во дворец и отправьте их в темницу. Пусть Яньлун выберет.
— Есть! — несколько фигур скрылись в тени, отдав честь своему Императору.
0 Комментарии