— Пусть будет долгим правление нашего Господина...
И флаг начинал подниматься.
— Пока галька не превратится в валуны...
Флаг достигал середины флагштока.
— И не покроется мхом...
Теперь флаг был на вершине флагштока. Оба стояли по стойке смирно, глядя на флаг, который был особенно впечатляющим в ясные дни, когда дул ветер.
Опускание флага на закате происходило с тем же церемониальным благоговением, но в обратном порядке. Знамя спускалось и занимало свое место в коробке. Национальный флаг не развевался ночью.
Я не знал, почему флаг нужно снимать на ночь. Нация продолжала существовать в темное время суток, и многие люди работали всю ночь – строительные бригады железных дорог, водители такси, бармены, пожарные и ночные сторожа: мне казалось несправедливым, что таким людям отказывали в защите флага. Или, может, это не имело большого значения, и никто на самом деле не заботился об этом – кроме меня. Впрочем, и мне это было не особенно важно. Это просто случайно пришло мне в голову.
Правила распределения комнат предусматривали размещение перво- и второкурсников в двухместных комнатах, а третьекурсников и старшекурсников – в одноместных. Двухместные комнаты были немного длиннее и уже девяти на двенадцать футов, с окном в алюминиевой раме на стене напротив двери и двумя столами у окна, расположенными так, чтобы жильцы комнаты могли заниматься спиной к спине. Слева от двери стояла стальная двухъярусная кровать. Мебель была прочной и простой и включала пару шкафчиков, маленький журнальный столик и встроенные полки. Даже самый доброжелательный наблюдатель с трудом мог бы назвать эту обстановку поэтичной. На полках большинства комнат находились такие предметы, как транзисторные радиоприемники, фены, электрические чайники и плиты, растворимый кофе, чайные пакетики, сахарные кубики и простая посуда для приготовления лапши быстрого приготовления. На стенах висели плакаты из журналов для взрослых или украденные афиши порнофильмов. У одного парня была фотография спаривающихся свиней, но это было далеко не обычным, в отличие от обычных голых женщин, поп-певиц или актрис. Книжные полки на столах держали учебники, словари и романы.
Грязь в этих чисто мужских комнатах была ужасающей. Плесневелые мандарины прилипали ко дну мусорных корзин. Пустые банки, использованные в качестве пепельниц, были забиты окурками, и когда они начинали тлеть, их заливали кофе или пивом и оставляли испускать кислый запах. Черноватая грязь и кусочки неразличимой материи прилипали ко всем чашкам и тарелкам на полках, а полы были усыпаны обертками от лапши быстрого приготовления, пустыми пивными банками и выброшенными крышками от чего угодно. Никому не приходило в голову подмести и выбросить эти вещи в мусор. Любой ветер, пронесшийся через комнату, поднимал бы клубы пыли. У каждой комнаты был свой ужасный запах, но компоненты этого запаха всегда были одинаковы: пот, телесные запахи и мусор. Грязная одежда скапливалась под кроватями, и, поскольку никто не удосуживался регулярно проветривать матрасы, эти пропитанные потом подушки испускали запахи, от которых невозможно было избавиться. Оглядываясь назад, кажется удивительным, что в этих кучах грязи не возникало смертельных эпидемий.
Моя комната, с другой стороны, была такой же чистой, как морг. Пол и окна были безупречно чистыми, матрасы проветривались каждую неделю, все карандаши стояли в держателях, а занавески стирались раз в месяц. Мой сосед по комнате был чистоплотным фанатиком. Никто из других жильцов общежития не верил мне, когда я рассказывал им о занавесках. Они не знали, что занавески можно стирать. Они скорее верили, что занавески были полупостоянными частями окна.
— С этим парнем что-то не так, — говорили они, называя его нацистом или штурмовиком.
У нас даже не было плакатов. Нет, у нас была фотография канала в Амстердаме. Я повесил обнаженную фотографию, но мой сосед по комнате снял ее.
— Эй, Ватанабэ, — сказал он, — мне... мне не очень нравится такого рода вещи, — и вместо этого повесил фото канала. Я не был особенно привязан к обнаженной фотографии, поэтому не возражал.
— Что за чёрт это? — был универсальный вопрос о фотографии Амстердама, когда кто-нибудь из парней заходил в мою комнату.
— О, Штурмовик любит мастурбировать, глядя на это, — сказал я.
Я имел в виду это как шутку, но они все восприняли меня всерьез – так серьезно, что я сам начал в это верить.
Все сочувствовали мне за то, что у меня такой сосед по комнате, как Штурмовик, но меня это действительно не слишком беспокоило. Он оставлял меня в покое, пока я держал свою часть комнаты в чистоте, и на самом деле, иметь его в качестве соседа по комнате делало мою жизнь во многих отношениях легче. Он делал всю уборку, заботился о проветривании матрасов, выносил мусор. Он мог понюхать и предложить мне помыться, если я был слишком занят, чтобы принять ванну несколько дней. Он даже указывал, когда мне пора идти к парикмахеру или подстричь носовые волосы. Единственное, что меня беспокоило, это то, как он распылял облака инсектицида, если замечал в комнате одну муху, потому что тогда мне приходилось укрываться в соседней грязной куче.
Штурмовик изучал географию в национальном университете. Как он сказал мне при первой встрече:
— Я изучаю к-к-карты.
— Тебе нравятся карты? — спросил я.
— Да. Когда я закончу, я буду работать в Институте геодезии и делать к-к-карты.
){kind=link}
0 Комментарии