Во время летних каникул университет вызвал полицейский отряд для подавления беспорядков. Они сломали баррикады и арестовали студентов внутри. В этом не было ничего нового. Это происходило повсюду, и многие университеты тогда занимались тем же самым. Университеты не так легко «разбирались на части». В них были вложены огромные капиталы, и они не собирались распадаться только потому, что несколько студентов вышли из-под контроля. На самом деле, те студенты, которые запечатали кампус, тоже не хотели разобрать университет. Всё, чего они действительно хотели, — это изменить баланс сил внутри университетской структуры, что мне было совершенно безразлично. И поэтому, когда забастовка была наконец подавлена, я ничего не почувствовал.
В сентябре я пришёл в кампус, ожидая увидеть руины. Место было нетронуто. Книги в библиотеке не были вывезены, кабинеты преподавателей не были разрушены, офис по делам студентов не был сожжён дотла. Я был ошеломлён. Что, чёрт возьми, они делали за баррикадами?
Когда забастовка была разогнана, и лекции начались под охраной полиции, первыми, кто занял места в аудиториях, были те сволочи, которые возглавляли забастовку. Как будто ничего не произошло, они сидели, записывая конспекты и отвечая "здесь", когда брали перекличку. Я считал это невероятным. В конце концов, забастовка всё ещё продолжалась. Не было никакого объявления о её завершении. Всё, что произошло, это то, что университет вызвал полицейский отряд и разрушил баррикады, но сама забастовка должна была продолжаться. Эти сволочи кричали, как сумасшедшие, во время забастовки, осуждая студентов, которые выступали против неё (или просто выражали сомнения), иногда даже устраивая для них суды кенгуру. Я специально посещал этих бывших лидеров и спрашивал, почему они посещают лекции вместо того, чтобы продолжать забастовку, но они не могли дать мне прямого ответа. Что они могли сказать? Что они боятся потерять оценки из-за отсутствия? Подумать только, что эти идиоты кричали о демонтаже университета! Что за шутка. Ветер немного изменился, и их крики стали шёпотом.
«Эй, Кидзуки», — подумал я, — «ты ничего не пропустил. Этот мир — кусок дерьма. Сволочи получают хорошие оценки и помогают создать общество по своему отвратительному образу и подобию».
Некоторое время я посещал лекции, но отказывался отвечать на перекличке. Я знал, что это бессмысленный жест, но мне было так плохо, что я не мог поступить иначе. Всё, что я сумел сделать, это ещё больше изолировать себя от других студентов. Оставаясь молчаливым, когда называли моё имя, я заставлял всех чувствовать себя неуютно на несколько секунд. Никто из других студентов не разговаривал со мной, и я не разговаривал ни с кем из них.
Ко второй неделе сентября я пришёл к выводу, что университетское образование бессмысленно. Я решил рассматривать его, как период обучения техникам борьбы со скукой. У меня не было ничего особенно важного, что я хотел бы достичь в обществе, что требовало бы немедленного прекращения учёбы, и поэтому я каждый день ходил на лекции, делал записи и проводил свободное время в библиотеке, читая или что-то ища.
И хотя вторая неделя сентября уже наступила, не было ни следа Штурмовика. Это было не просто необычно, это было потрясающе. Университет снова начал работать, и было немыслимо, чтобы Штурмовик пропускал лекции. Тонкий слой
пыли покрыл его стол и радио. Его пластиковый стакан и зубная щётка, банка с чаем, спрей от насекомых и так далее стояли аккуратным рядом на его полке.
Я держал комнату в чистоте в его отсутствие. За последние полтора года я приобрёл привычку к аккуратности, и без него у меня не было другого выбора, кроме как самому следить за порядком. Я ежедневно подметал пол, протирал окно каждые три дня и раз в неделю проветривал матрас, ожидая, когда он вернётся и скажет мне, какую отличную работу я проделал.
Но он так и не вернулся. Однажды я вернулся с лекций и обнаружил, что все его вещи исчезли, а его табличка с именем снята с двери. Я пошёл в комнату старосты общежития и спросил, что произошло.
— Он выписался из общежития, — сказал он. — Пока что ты будешь один в комнате.
Я не мог добиться от него объяснения, почему Штурмовик исчез. Это был человек, который больше всего на свете любил контролировать всё и держать остальных в неведении.
Постер Штурмовика с айсбергом какое-то время оставался на стене, но я в конце концов снял его и заменил на Джима Моррисона и Майлза Дэвиса. Это сделало комнату немного больше похожей на мою собственную. Я потратил немного денег, которые сэкономил на работе, чтобы купить небольшой стерео. По ночам я пил в одиночестве и слушал музыку. Иногда я думал о Штурмовике, но мне нравилось жить одному.
В 11:30 утра в один из понедельников после лекции по Еврипиду на курсе истории драмы я прогулялся десять минут до маленького ресторана и пообедал омлетом и салатом. Заведение находилось на тихой улочке и было немного дороже, чем студенческая столовая, но там можно было расслабиться, и они знали, как приготовить хороший омлет. «Они» были супругами, которые редко разговаривали друг с другом, плюс одна официантка на полставки. Пока я сидел там и ел у окна, вошла группа из четырёх студентов, два мужчины и две женщины, все довольно аккуратно одетые. Они заняли столик у двери, некоторое время изучали меню и обсуждали свои варианты, пока один из них не сообщил официантке о своих решениях.
Прежде чем я заметил, одна из девушек стала посматривать в мою сторону. У нее были очень короткие волосы, тёмные солнцезащитные очки и белое хлопковое мини-платье. Я понятия не имел, кто она, поэтому продолжил обедать, но вскоре она выскользнула из своего кресла и подошла к моему столику. Положив руку на край моего стола, она сказала:
— Ты Ватанабэ, да?
0 Комментарии