— Я лесоруб, — сказала Мидори, почесывая возле носа. — У меня никогда не получается быть шикарной. Иногда пробую в шутку, но это никогда не приживается. Ещё какие-то замечания?
— Девушки не курят Marlboro, — сказал я.
— Какая разница? Один вкус хуже другого. — Она перевернула красную пачку Marlboro в руках. — Я начала курить в прошлом месяце. Не то чтобы я безумно хотела табака. Просто почувствовала, что хочу.
— Почему? — спросил я.
Она сложила руки на столе и подумала немного.
— Какая разница? Ты не куришь?
— Бросил в июне, — сказал я.
— Почему?
— Это было утомительно. Ненавижу, когда сигареты заканчиваются посреди ночи. Мне не нравится, когда что-то контролирует меня таким образом.
— Ты очень четко знаешь, что тебе нравится, а что нет, — сказала она.
— Возможно, — сказал я. — Может, поэтому люди меня не любят. Никогда не любили.
— Потому что ты это показываешь, — сказала она. — Ты ясно даешь понять, что тебе все равно, нравишься ты людям или нет. Это злит некоторых. — Она говорила почти шепотом, положив подбородок на руку. — Но мне нравится с тобой разговаривать. У тебя такой необычный способ общения. «Мне не нравится, когда что-то контролирует меня таким образом».
Я помог ей помыть посуду. Стоя рядом с ней, я вытирал посуду, которую она мыла, и ставил всё на рабочую поверхность.
— Значит, твоя семья сегодня не дома? — спросил я.
— Моя мать в могиле. Она умерла два года назад.
— Да, я это слышал.
— Моя сестра на свидании со своим женихом. Наверное, они поехали на машине. Её парень работает в какой-то автомобильной компании. Он обожает машины. А я их не люблю.
Мидори замолчала и продолжила мыть. Я замолчал и продолжил вытирать.
— А ещё есть мой отец, — сказала она через некоторое время.
— Верно, — сказал я.
— Он уехал в Уругвай в июне прошлого года и с тех пор там.
— Уругвай?! Почему Уругвай?
— Он думал о том, чтобы поселиться там, веришь или нет. У одного из его старых армейских друзей есть ферма там. Вдруг мой отец объявляет, что тоже едет туда, что нет предела его возможностям в Уругвае, и садится на самолет, и всё. Мы пытались его остановить, говорили: «Зачем тебе ехать в такое место? Ты не знаешь языка, едва ли когда-нибудь покидал Токио». Но он не слушал. Потеря матери была для него настоящим шоком. Она свела его с ума. Вот насколько он её любил. Правда.
Мне нечего было сказать в ответ. Я смотрел на Мидори с открытым ртом.
— Как думаешь, что он сказал мне и моей сестре, когда наша мать умерла? «Я бы предпочел потерять вас обеих, чем её». Это выбило меня из колеи. Я не могла сказать ни слова. Ты понимаешь, о чем я? Нельзя так говорить. Хорошо, он потерял женщину, которую любил, свою спутницу жизни. Я понимаю боль, грусть, горе. Мне жаль его. Но нельзя говорить дочерям, что «лучше бы вы умерли вместо неё». Это слишком ужасно. Ты согласен?
— Да, понимаю тебя.
— Это рана, которая никогда не заживет, — сказала она, покачав головой. — Но всё равно, это замечательно, когда двое любят друг друга, не так ли? Я имею в виду, для мужчины любить свою жену настолько сильно, что он может сказать своим дочерям, что они должны были умереть вместо неё.
— Возможно, если ты так говоришь.
— А потом он бросает нас и уезжает в Уругвай.
Я продолжал вытирать посуду молча. После последней тарелки Мидори убрала всё обратно в шкафы.
— Так, ты слышала что-нибудь от своего отца? — спросил я.
— Одну открытку. В марте. Но что он пишет? «Здесь жарко» или «Фрукты не такие вкусные, как я ожидал». Вещи такого рода. Что за бред! Одна глупая картинка с ослом! Он сошел с ума! Он даже не сказал, встретил ли он того парня — своего друга или кого-то там. В конце он добавил, что когда устроится, то пришлет за мной и моей сестрой, но с тех пор ни слова. И он никогда не отвечает на наши письма.
— Что бы ты сделала, если бы твой отец сказал: «Приезжайте в Уругвай»?
— Я бы поехала и посмотрела, по крайней мере. Это могло бы быть интересно. Моя сестра говорит, что она категорически откажется. Она не переносит грязные вещи и грязные места.
— Уругвай грязный?
— Кто знает? Она думает, что так и есть. Что дороги полны ослиного дерьма, кругом кишат мухи, туалеты не работают, а повсюду ползают ящерицы и скорпионы. Возможно, она видела такой фильм. Она тоже не переносит мух. Всё, что она хочет, это кататься по красивым местам на шикарных машинах.
— Да ладно.
— Я имею в виду, что плохого в Уругвае? Я бы поехала.
— Так кто же управляет магазином?
— Моя сестра, но она ненавидит это. У нас есть дядя по соседству, который помогает и делает доставки. И я помогаю, когда у меня есть время. Книжный магазин — это не тяжёлый труд, так что мы справляемся. Если станет слишком трудно, продадим его.
— Ты любишь своего отца?
Мидори покачала головой.
— Не особо.
— Как же ты можешь последовать за ним в Уругвай?
— Я верю в него.
— Веришь в него?
— Да, я не особо его люблю, но верю в своего отца. Как я могу не верить в человека, который бросил свой дом, детей, работу и сбежал в Уругвай из-за шока от потери жены? Понимаешь, о чём я?
Я вздохнул.
— Вроде как, но не совсем.
Мидори засмеялась и похлопала меня по спине.
— Не бери в голову, — сказала она. — Это не так уж важно.
Тем воскресным днём произошло много странного. Возле дома Мидори вспыхнул пожар, и когда мы поднялись на бельевую террасу на третьем этаже посмотреть, мы как-то поцеловались. Звучит глупо, но так всё и получилось.
Мы пили кофе после еды и разговаривали об университете, когда услышали сирены. Они становились всё громче и казалось, что их становилось больше. Многие люди пробегали мимо магазина, некоторые кричали. Мидори подошла к комнате с видом на улицу, открыла окно и выглянула.
— Подожди здесь минутку, — сказала она и исчезла.
После этого я услышал, как кто-то быстро поднялся по лестнице.
0 Комментарии