— Здесь живут сотрудники и их семьи, — сказала Рейко.
— У нас есть почти всё, что нужно, не выходя в город, — сказала она, пока мы шли. — Что касается еды, как я уже говорила, мы практически самодостаточны. Яйца мы получаем из нашего курятника. У нас есть книги и пластинки, спортивные залы, наш собственный магазин, и каждую неделю к нам приезжают парикмахеры и косметологи. По выходным у нас даже показывают фильмы. Если нам что-то особенно нужно, мы можем попросить сотрудника купить это в городе. Одежду заказываем по каталогам. Жить здесь не проблема.
— Но вы не можете ходить в город?
— Нет, это нам не разрешено. Конечно, если есть что-то особенное, например, поход к зубному врачу, это другое дело, но, как правило, мы не можем ходить в город. Каждый человек здесь свободен уйти, но если ты ушёл, то не можешь вернуться. Мосты сожжены. Нельзя уйти на пару дней в город и вернуться. Это логично, иначе все бы так делали.
За деревьями мы подошли к пологому склону, вдоль которого стояли двухэтажные деревянные дома, и в них было что-то странное. Сказать, что именно, трудно, но это было первое, что я почувствовал, увидев их. Моё ощущение было похоже на то, что мы чувствуем, когда видим нереальность, изображённую приятным образом. Мне пришло в голову, что это могло бы быть, если бы Уолт Дисней сделал анимационную версию картины Мунка. Все дома были одинаковой формы и цвета, почти кубические, с идеальной симметрией слева направо, с большими входными дверями и множеством окон. Дорога извивалась среди них, как учебная трасса автошколы. Перед каждым домом был ухоженный цветущий кустарник. Место было пустым, и все окна были занавешены.
— Это называется Район С. Здесь живут женщины. Мы! В десяти домах по четыре квартиры, по два человека в каждой. Всего 80 человек, но сейчас нас только 32.
— Тихо, правда?
— Ну, сейчас никого нет, — сказала Рейко. — Мне дали особое разрешение свободно передвигаться, но все остальные занимаются своими делами. Кто-то занимается спортом, кто-то садоводством, кто-то на групповой терапии, кто-то собирает дикие растения. Каждый сам составляет своё расписание. Давай посмотрим, чем занимается Наоко? Думаю, она должна была работать над покраской и обоями. Не помню. Есть несколько работ, которые заканчиваются только к пяти.
Рейко вошла в здание, обозначенное как «С-7», поднялась по лестнице в конце коридора и открыла дверь справа, которая была незаперта. Она показала мне квартиру — приятное, хоть и простое, четырёхкомнатное жилье: гостиная, спальня, кухня и ванная. Здесь не было лишней мебели или ненужного декора, но место не выглядело суровым. В нём не было ничего особенного, но находиться там было как с Рейко: можно было расслабиться и отпустить напряжение. В гостиной стояли диван, стол и кресло-качалка. Ещё один стол был на кухне. На обоих столах были большие пепельницы. В спальне были две кровати, два стола и шкаф. Маленький ночной столик стоял между кроватями с настольной лампой и книгой в мягкой обложке, перевёрнутой лицом вниз. Кухня была оборудована маленькой электрической плитой, сочетающейся с холодильником, и предназначена для простого приготовления пищи.
— Ванной нет, только душ, но он довольно впечатляющий, не правда ли? Ванные и прачечные — общие.
— Это почти слишком впечатляюще. В моей комнате в общежитии есть потолок и окно.
— Ах, но ты не видел здесь зим, — сказала Рейко, коснувшись моей спины, чтобы направить меня к дивану, и села рядом со мной. — Они длинные и суровые. Ничего, кроме снега и снега и ещё больше снега, куда ни посмотри. Становится сыро и холодно до костей. Мы проводим зиму, расчищая снег. В основном сидишь внутри, где тепло, слушаешь музыку, разговариваешь или вяжешь. Если бы у тебя не было такого пространства, ты бы задохнулся. Ты увидишь, если приедешь сюда зимой.
Рейко глубоко вздохнула, словно представляя зиму, затем сложила руки на коленях.
— Это будет твоей кроватью, — сказала она, похлопывая по дивану. — Мы будем спать в спальне, а ты здесь. Думаю, всё будет хорошо, не так ли?
— Я уверен, что всё будет хорошо.
— Ну вот и отлично, — сказала Рейко. — Мы вернёмся около пяти. У нас с Наоко есть дела до этого времени. Ты не против остаться здесь один?
— Вовсе нет. Буду учить немецкий.
Когда Рейко ушла, я вытянулся на диване и закрыл глаза. Лежа там, погружённый в тишину, я вдруг вспомнил, как мы с Кидзуки однажды поехали кататься на мотоцикле. Это тоже была осень, вспомнил я. Осень сколько лет назад? Да, четыре. Я вспомнил запах кожаной куртки Кидзуки и шум, который издавал его красный мотоцикл Yamaha 125cc. Мы поехали далеко на побережье и вернулись тем же вечером, уставшие. Ничего особенного по дороге не случилось, но я хорошо это помнил. Резкий осенний ветер завывал у меня в ушах, и, глядя в небо, держась за куртку Кидзуки, я чувствовал, что могу быть унесён в космос.
Я долго лежал там, позволив своему уму блуждать от одного воспоминания к другому. По какой-то странной причине, лежание в этой комнате вызывало в памяти старые воспоминания, которые я редко или никогда не вспоминал раньше. Некоторые из них были приятными, но другие несли в себе след печали.
Сколько времени прошло? Я был так погружен в этот поток воспоминаний (а это был поток, как родник, бьющий из скал), что не заметил, как Наоко тихо открыла дверь и вошла. Я открыл глаза, и вот она передо мной. Я поднял голову и какое-то время смотрел ей в глаза. Она сидела на подлокотнике дивана и смотрела на меня. Сначала я подумал, что она может быть образом, созданным моими воспоминаниями. Но это была настоящая Наоко.
— Спишь? — прошептала она.
— Нет, — ответил я, — просто думаю. Я сел и спросил: — Как ты?
— Хорошо, — сказала она с лёгкой улыбкой, как далёкий, бледный пейзаж. — У меня не так много времени. Мне не полагается быть здесь сейчас. Я сбежала на минутку и должна сразу вернуться. Тебе не кажется, что мои волосы ужасные?
0 Комментарии