— Очень, очень интересно.
— Она заставляет тебя связывать её, завязывать ей глаза и облизывать каждый дюйм её тела. Затем она заставляет тебя вставлять в неё странные вещи, и она принимает невероятные позы, как акробатка, а ты фотографируешь её на Polaroid.
— Звучит весело.
— Она жаждет этого постоянно, поэтому делает всё, что может придумать. И думает об этом каждый день. У неё полно свободного времени, поэтому она постоянно планирует: «Хм, в следующий раз, когда Ватанабэ придёт, мы сделаем это, или то». Вы ложитесь в постель, и она сходит с ума, пробуя все эти позы и трижды достигает оргазма в каждой. И она говорит тебе: «Разве у меня не сенсационное тело? Ты не сможешь быть удовлетворён молодыми девушками больше. Молодые девушки не сделают этого для тебя, правда? Или этого. Тебе нравится? Но не кончай ещё!»
— Ты слишком много смотришь порно, — сказал я со смехом.
— Ты так думаешь? Я немного беспокоилась об этом. Но я обожаю порнофильмы. В следующий раз возьми меня с собой, хорошо?
— Хорошо, — сказал я. — В следующий раз, когда ты будешь свободна.
— Правда? Я не могу дождаться. Пойдём на настоящий фильм про СМ, с плётками и, типа, когда девушку заставляют писать на глазах у всех. Это моё любимое.
— Сделаем.
— Знаешь, что мне больше всего нравится в порно-кинотеатрах?
— Понятия не имею.
— Когда начинается сцена секса, слышишь звук «Глот!», когда все одновременно сглатывают, — сказала Мидори. — Мне нравится этот «Глот!». Он такой милый!
Вернувшись в больничную палату, Мидори снова принялась болтать с отцом, а он либо бурчал в ответ, либо молчал. Около одиннадцати жена мужчины на соседней кровати пришла сменить ему пижаму, почистить фрукты и так далее. У неё было круглое лицо, и она казалась приятным человеком, и она и Мидори болтали о всякой мелочи. Пришла медсестра с новой капельницей и немного поговорила с Мидори и женой, прежде чем уйти. Я смотрел по сторонам, глядя в окно на линии электропередач. Время от времени на них садились воробьи. Мидори разговаривала с отцом, вытирала пот с его лба, помогала ему выплюнуть мокроту в салфетку, общалась с женой соседнего пациента и медсестрой, время от времени бросая замечания в мою сторону, и проверяла капельницу.
В 11:30 пришёл врач, поэтому мы с Мидори вышли в коридор, чтобы подождать. Когда он вышел, Мидори спросила его, как дела у её отца.
— Ну, он только что вышел из операции, мы держим его на обезболивающих, так что он довольно истощён, — сказал врач. — Мне нужно ещё два-три дня, чтобы оценить результаты операции. Если всё прошло хорошо, всё будет в порядке, а если нет, то нам придётся принимать решения в тот момент.
— Вы не собираетесь снова вскрывать ему голову, не так ли?
— Я не смогу сказать, пока не придёт время, — ответил врач. — Кстати, у тебя очень короткая юбка!
— Нравится, да?
— А как ты ходишь по лестницам? — спросил доктор.
— Ничего особенного. Просто иду, не пряча ничего, — ответила Мидори.
Медсестра засмеялась за спиной врача.
— Невероятно. Тебе бы следовало прийти к нам и позволить открыть твою голову однажды, чтобы понять, что у тебя там происходит. Сделай одолжение и пользуйся лифтами, пока ты в больнице. У меня и так хватает пациентов. Я слишком занят.
После обхода врача было время обеда. Медсестра ходила из палаты в палату, толкая тележку с едой. Отцу Мидори принесли пюре, фрукты, варёную рыбу без костей и овощи, превращенные в некую желеобразную массу. Мидори перевернула его на спину и подняла с помощью ручки у изножья кровати. Она кормила его супом с ложки. После пяти или шести глотков он отвернулся и сказал:
— Больше не могу.
— Ты должен съесть хотя бы это, — настаивала Мидори.
— Позже, — ответил он.
— Ты безнадёжен. Если не будешь нормально есть, никогда не восстановишь силы, — сказала она. — Ты ещё не хочешь в туалет?
— Нет.
— Эй, Ватанабэ, пойдём в кафетерий.
Я согласился пойти, хотя на самом деле не особо хотел есть. Кафетерий был забит врачами, медсёстрами и посетителями. Длинные ряды стульев и столов заполняли огромное, безоконное подземное помещение, где каждый рот казалось, что-то ел или говорил — вероятно, о болезнях, и голоса эхом разносились, как в туннеле. Время от времени система оповещения прерывала этот гул вызовами врача или медсестры. Пока я занимал стол, Мидори купила два комплексных обеда и принесла их на алюминиевом подносе. Крокеты с кремовым соусом, картофельный салат, нашинкованная капуста, варёные овощи, рис и мисо-суп: всё это было выложено на подносе в таких же белых пластиковых тарелках, какие использовали для пациентов. Я съел около половины и оставил остальное.
Мидори, казалось, наслаждалась своей едой до последнего кусочка.
— Ты не голоден? — спросила она, отпивая горячий чай.
— Не особо, — ответил я.
— Это из-за больницы, — сказала она, оглядывая кафетерий. — Такое всегда бывает, когда люди не привыкли к этому месту. Запахи, звуки, затхлый воздух, лица пациентов, стресс, раздражение, разочарование, боль, усталость — всё это давит на желудок и убивает аппетит. Но как только ты привыкаешь, проблем больше нет. К тому же, невозможно ухаживать за больным человеком, если сам не ешь нормально. Это правда. Я знаю, о чём говорю, потому что прошла через это с дедушкой, бабушкой, матерью, а теперь с отцом. Никогда не знаешь, когда придётся снова это делать, так что важно есть, когда можешь.
){kind=link}
0 Комментарии