— Ну, а что ты собираешься делать после окончания учебы? — спросил я его.
Жуя кусок корюшки, он покачал головой.
— Что я могу сделать? Я занимаюсь масляной живописью! Начни беспокоиться о таких вещах, и никто не будет изучать масляную живопись! Этим не зарабатываешь себе на жизнь. А она говорит: «Почему бы тебе не вернуться в Нагасаки и не стать учителем рисования?» Она собирается стать учителем английского языка.
— Тебе больше не так нравится она, да?
— Это так, — признался Ито. — И кто на свете захочет быть учителем рисования? Я не собираюсь проводить всю свою чёртову жизнь, обучая подростков-монстров рисованию!
— Это не по делу, — сказал я. — Не думаешь ли ты, что вам следует расстаться? Для обоих это будет лучше.
— Конечно, думаю. Но не знаю, как ей это сказать. Она планирует провести жизнь со мной. Как, черт возьми, я могу сказать: «Эй, нам нужно расстаться. Ты мне больше не нравишься?»
Мы пили Chivas безо льда, и когда у нас закончилась корюшка, мы нарезали огурцы и сельдерей и макали их в мисо. Когда мои зубы хрустели огуречными ломтиками, я вспомнил отца Мидори, что напомнило мне, насколько плоской и безвкусной стала моя жизнь без Мидори, и это привело меня в скверное настроение. Незаметно для себя она стала огромной частью моей жизни.
— Есть девушка? — спросил Ито.
— Да, — ответил я, а затем, сделав паузу, добавил, — но я не могу быть с ней в данный момент.
— Но вы понимаете чувства друг друга, верно?
— Я люблю так думать. В противном случае, какой смысл? — сказал я с улыбкой.
Ито тихо говорил о величии Моцарта. Он знал Моцарта вдоль и поперек, как деревенский мальчик знает свои горные тропы. Его отец любил эту музыку и приучил его к ней с самого детства. Я не знал так много о классической музыке, но, слушая этот концерт Моцарта с умными и искренними комментариями Ито («Вот - эта часть», «Как насчет этого?»), я почувствовал, как успокаиваюсь впервые за долгое время. Мы смотрели на полумесяц, висевший над парком Инокашира, и допили наш Chivas Regal до последней капли. Великолепный виски.
Ито предложил мне остаться на ночь, но я сказал, что мне нужно кое-что сделать, поблагодарил его за виски и ушел из его квартиры до девяти. По пути домой я позвонил Мидори из телефонной будки. К моему удивлению, она ответила.
— Прости, — сказала она, — но я не хочу сейчас с тобой разговаривать.
— Я знаю, знаю. Но я не хочу, чтобы наши отношения закончились так. Ты один из немногих моих друзей, и мне больно не видеть тебя. Когда я смогу с тобой поговорить? Скажи мне хотя бы это.
— Когда захочу с тобой поговорить, — ответила она.
— Как ты? — спросил я.
— Нормально, — сказала она и повесила трубку.
В середине мая пришло письмо от Рейко.
Спасибо за то, что так часто пишешь. Наоко очень нравятся твои письма. И мне тоже. Ты не против, если я их читаю?
Прости, что долго не могла ответить. По правде говоря, я чувствую себя немного уставшей, и хороших новостей мало. У Наоко дела идут неважно. На днях приезжала ее мать из Кобе. Мы вчетвером — она, Наоко, доктор и я — провели долгий разговор и пришли к выводу, что Наоко нужно на некоторое время переехать в настоящую больницу для интенсивного лечения, а затем, возможно, вернуться сюда в зависимости от результатов. Наоко говорит, что хотела бы остаться здесь и выздороветь, и я знаю, что буду скучать по ней и беспокоиться за нее, но факт в том, что становится все труднее и труднее ее контролировать здесь. Большую часть времени она в порядке, но иногда ее эмоции становятся крайне нестабильными, и в такие моменты мы не можем спускать с нее глаз. Невозможно предсказать, что она может сделать. Когда у нее бывают интенсивные эпизоды, связанные с голосами, она полностью замыкается в себе.
Именно поэтому я сама согласна, что лучше всего для Наоко будет некоторое время получать терапию в специализированном учреждении. Мне больно это говорить, но это все, что мы можем сделать. Как я уже говорила тебе раньше, терпение — это самое важное. Мы должны продолжать распутывать клубок по нитке, не теряя надежды. Каким бы безнадежным ни казалось ее состояние, рано или поздно мы найдем ту самую свободную нить. Если ты в кромешной тьме, все, что можно сделать, это сидеть смирно, пока глаза не привыкнут к темноте.
К тому времени, как ты получишь это письмо, Наоко уже должна переехать в ту больницу. Прости, что не сказала раньше, пока не было принято окончательное решение, но все произошло очень быстро. Новая больница действительно хорошая, с отличными врачами. Я напишу ниже адрес: пожалуйста, пиши Наоко туда. Они будут держать меня в курсе ее прогресса, так что я буду сообщать тебе новости. Надеюсь, они будут хорошими. Я знаю, что это будет трудно для тебя, но не теряй надежды. И даже если Наоко больше нет здесь, пожалуйста, пиши мне время от времени.
До свидания.
Этой весной я написал огромное количество писем: одно в неделю Наоко, несколько Рейко и еще несколько Мидори. Я писал письма в лекционном зале, писал письма за своим столом дома с Чайкой на коленях, писал письма за пустыми столами во время перерывов в итальянском ресторане. Казалось, что пишу письма, чтобы удержать вместе кусочки моей распадающейся жизни.
Мидори я писал:
Апрель и май были для меня болезненными, одинокими месяцами, потому что я не мог с тобой поговорить. Я никогда не знал, что весна может быть такой болезненной и одинокой. Лучше бы было три февраля, чем такая весна. Я знаю, что уже поздно говорить это, но твоя новая прическа выглядит замечательно. Очень мило. Сейчас я работаю в итальянском ресторане, и повар научил меня отличному рецепту приготовления спагетти. Я бы хотел приготовить их для тебя в ближайшее время.
0 Комментарии