Правитель Хуго, Сыма Цзяо, с детства страдал бессонницей и часто видел беспорядочные сны. Чаще всего это были образы красного неба, крови и огня, иногда — мрачные дворцы с тяжёлыми цепями, давящими на плечи, что вызывало глубокое чувство подавленности.
Эти сны были такими же неприятными, как и лекции его учителей: долгие нравоучения с презрительными взглядами, от которых оставалось лишь раздражение.
Однако, иногда в его снах появлялась женщина.
Бывало, что она сидела у ручья и босыми ногами касалась воды. Её рука срывала свежий зелёный лист и она небрежно водила им по прозрачной воде. Солнечный свет играл на её щиколотках, длинных ресницах, щеках и пальцах, поднимающих брызги.
Во сне Сыма Цзяо испытывал непривычное ощущение спокойствия, даже тепла. Ему казалось, что через этот сон он может ощутить прохладу ручья.
Иногда она лежала среди мягких подушек, похожая на сладкий финик, завернутый в кондитерский сахар. Её тело словно источало лёгкий сладковатый аромат. В такие моменты она переворачивалась и, высунув руку, опускала её за край постели. Сыма Цзяо во сне осторожно поднимал её руку и перебирал её пальцы один за другим.
Бывало, что во сне она плакала. Её слёзы казались такими реальными, как будто он причинил ей боль, и это наполняло его душу такой тоской, от которой не было спасения.
С возрастом лицо женщины становилось всё более чётким и живым. Но вопрос, кто она такая, беспокоил его долгие годы.
— Кто ты?
— Ляо Тинъянь. Я Ляо Тинъянь.
С момента их встречи она всегда оставалась Ляо Тинъянь.
Сыма Цзяо стоял перед ней, поглаживая её подбородок и щёки. Его прохладные пальцы осторожно касались её лица, а взгляд выражал интерес и исследование.
Ляо Тинъянь, наконец, перестала плакать и, вернувшись из своего состояния радости от долгожданной встречи, сидела, подняв голову, и смотрела на него. Это было похоже на то, как смотришь на цветок, который расцвёл после долгого ожидания. Хотя буря эмоций утихла, волны всё ещё омывали берег её сердца.
Если бы рядом не было столько людей, она, вероятно, не удержалась бы и прикоснулась к его лицу.
«Хм… так», — подумала она, внимательно всматриваясь. — «Сейчас этот Император ещё юн, ему шестнадцать, и он выглядит намного моложе, чем тот Сыма Цзяо, которого я знала раньше. Тот был взрослым мужчиной, зрелым и уверенным в своих действиях, а этот выглядит таким молодым и наивным».
Его глаза остались прежними, но без веков воспоминаний они были чистыми и круглыми. Линии лица стали мягче, меньше угловатости, а нос и губы выглядели мило.
Ляо Тинъянь едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться. Она ощутила, как вернулась в подростковый возраст, когда девушки встречают своего первого возлюбленного. Какой же он милый! Даже несмотря на то, что когда-то был настоящим негодяем, это не могло испортить его сегодняшней очаровательности.
Какая же у него гладкая кожа!
Не выдержав, Ляо Тинъянь всё же протянула руку и погладила его лицо.
— … — Сыма Цзяо был ошеломлён.
Этот плачущий перед ним прекрасный образ был возвращён им, и он думал, что теперь сам может касаться её лица. Но что происходит? Почему она так естественно трогает его? Кто из них двоих должен быть пугающим тираном — он или она?
— Ты трогаешь лицо Императора? — недоумённо спросил он.
— …
Ляо Тинъянь хотела бы ответить: «Честно говоря, Ваше Величество, я уже трогала и не такие места, так что твоё лицо — это ещё пустяки».
Сыма Цзяо был удивлён тем, что это его даже не разозлило. Вместо этого он задал ей ещё один странный вопрос:
— Ты, похоже, совсем не боишься меня?
«Что? А я должна была показать, что боюсь?» — подумала Ляо Тинъянь. Она не знала, как именно этот юный тиран наводил страх на окружающих, и теперь понятия не имела, с чего начать. Признаться, за эти годы её актёрские навыки совсем не улучшились, и она сомневалась, что сможет убедительно сыграть перед Сыма Цзяо.
— Ты, наверное, не слышала, что я убил множество людей? — продолжил он.
— Ух ты… — с наигранным удивлением отозвалась Ляо Тинъянь.
Сыма Цзяо был недоволен её реакцией. Он решил, что она, должно быть, слишком молода и, возможно, росла в благополучии и не знала, как устроен этот мир. Она явно не представляла, как он убивал.
Тогда он сел рядом с ней, положил руку на стол, и, сделав знак своим слугам уйти, посмотрел на Ляо Тинъянь с вызывающим взглядом.
— Однажды я снял кожу с человека, который осмелился ругать меня, и повесил его на воротах дворца. Под дождём и на ветру его тело превратилось в белые кости.
Ляо Тинъянь: «Да, это, конечно, страшно… если не вспоминать о том, как ты без колебаний вырезал целые семьи, уничтожил ядро Небесной обители Гэнчэнь и сжёг множество демонов, превратив их в удобрение для своих садов».
Сыма Цзяо понял, что его рассказ не произвёл впечатления. Он дважды тихо усмехнулся и поднял её подбородок, после чего снова пытался напугать её:
— Ты не боишься, что, если ты разозлишь меня, я сделаю с тобой то же самое? Я не тот, кто жалеет красивых женщин.
Да, Ляо Тинъянь прекрасно это знала. Когда-то, попав в его башню на Трёхсвятой горе, она наблюдала, как он безжалостно убивал самых красивых женщин. Для Сыма Цзяо не имело значения, кого убивать — мужчин или женщин.
Эти воспоминания, которые она частично восстановила после его смерти, снова вернулись к ней. Видимо, его самопожертвование оставило на ней слишком сильное впечатление.
Теперь, увижев его шестнадцатилетним юнцом, который пытался запугать её, Ляо Тинъянь не могла не улыбнуться.
Ляо Тинъянь решила, что лучше немного подыграть его величеству, ведь всё же это был довольно пугающий Император.
— Ой, как страшно, — она слегка задрожала, но скорее от сдерживаемого смеха.
0 Комментарии