Цуй Синчжоу, выслушав обвинения Мянь Тан со слезами в глазах, не смягчился ни на каплю:
– У тебя тонкая талия, длинные ноги – я это знаю, этого достаточно. Зачем в день церемонии показывать это другим? А что платье стало чуть шире – разве ты не выглядишь всё так же изящно в нём?
Беременность порой приносит самые разные изменения, но в большинстве случаев женщины становятся более чувствительными.
Мянь Тан в последнее время тоже не могла сдерживать слёзы. Поэтому, когда Цуй Синчжоу по-своему переделал её свадебное платье, она не смогла удержаться и начала плакать – слёзы текли одна за другой.
Когда Мянь Тан сидела молча, её хрупкий облик всегда вызывал ощущение нежности. А сейчас, когда на её фарфоровых щеках застыли капли слёз, она выглядела настолько жалкой, что любой бы растрогался.
Её молчание, переплетённое с тихими слезами, разило сильнее, чем тысячи боевых лошадей, топчущих поле.
Цуй Синчжоу сохранял строгое выражение лица, стараясь выдержать это молчаливое обвинение. Однако спустя некоторое время он всё же не выдержал. Нахмурившись, он громко крикнул в сторону двери:
– Эй! Немедленно найдите этого портного и пусть вернёт платью первоначальный вид!
Закончив кричать, он повернулся, чтобы проверить, подействовали ли его слова на Мянь Тан. Однако она всё ещё тихо плакала, словно ничего не изменилось.
Цуй Синчжоу поднял брови и с упрёком произнёс:
– Хватит уже! Если будешь плакать дальше, времени на пошив другого платья просто не останется!
Мянь Тан уже не могла сдерживать своей печали. Она вспоминала времена, когда жила на Северной улице и считала мужа своим небожителем. Тогдашний супруг, Цуй Цзю, был человеком с широкой душой, словно бескрайние степи. Он никогда не вмешивался в её дела, и это вызывало у неё лишь чувство благодарности за столь терпеливого и благородного мужа.
Но сейчас всё изменилось. Тот великодушный супруг словно исчез, а князь, её нынешний муж, всё сильнее и сильнее ограничивал её свободу.
Мянь Тан даже подумала: если он узнает её тайну, связанную с Лу Вэнем, то, скорее всего, она окажется в цепях в частной темнице. Так семейный позор не выйдет наружу, а сама она окончательно утратит свободу.
Эта мысль только усилила её печаль, и, подобно героине трагической пьесы на сцене, она разразилась ещё более горькими слезами, а затем даже всхлипнула вслух.
Цуй Синчжоу терпел молчаливую истерику жены, скрепя зубами, но, в конце концов, нахмурился, обнял её и, мягко похлопывая по спине, холодно произнёс:
– Я всего лишь велел переделать платье, а ты устроила такую бурю, будто небо рухнуло!
Мянь Тан, всхлипывая, ответила:
– Раньше, на Северной улице, ты даже внимания на такие мелочи не обращал. Неужели теперь собираешься контролировать каждый мой шаг?
Цуй Синчжоу насмешливо приподнял бровь.
– Раньше я не только не вмешивался, но даже не спал с тобой. Хочешь снова вернуться к той жизни?
Мянь Тан неожиданно засмеялась, не выдержав:
– А что? Мне нравилась та уважительная дистанция – как вежливость, когда подают друг другу еду на подносе...
Цуй Синчжоу почувствовал, что его поймали на словах. Недолго думая, он наклонился и крепко укусил её за щёку, всё ещё мокрую от слёз.
Её лицо, слегка округлившееся от обильного питания в последние месяцы, выглядело ещё более привлекательным, а на ощупь было мягким. Мянь Тан, ощущая щекотку от укуса, воскликнула:
– Ай-яй-яй! – и, недолго думая, тоже укусила его за ухо.
Их лёгкая перепалка переросла в нежные поцелуи.
Обнимая такого красивого мужчину, Мянь Тан полностью растворялась в этом моменте. Цуй Синчжоу, с его свежей юношеской энергией и мужественностью, казался ей олицетворением идеала. Она обнимала его так крепко, словно не хотела отпускать навечно.
Её грусть начала испаряться. Ради такого мужчины, даже если однажды она окажется в цепях, это будет стоить того...
Так спор о свадебном платье завершился.
Цуй Синчжоу был занят не только подготовкой к свадьбе, но и организацией поездки в столицу. Из-за беременности Мянь Тан и её слабого здоровья он оставался дома дольше, чем обычно. Однако сейчас ему часто приходилось лишь забегать на обед, проводить немного времени с женой и снова спешить по делам.
Когда он ушёл, в комнату вошла недавно вернувшаяся Ли-мама с чашей укрепляющего супа. Подавая его, она наставительно проговорила:
– Госпожа, теперь вы носите под сердцем ребёнка. Нельзя так часто плакать! Вот состаритесь, зрение ухудшится, будете жалеть, что не берегли себя.
Мянь Тан давно не слышала увещеваний Ли-мамы и даже соскучилась по ним. Её блюда, хоть и простые, всегда имели неповторимый вкус, которого не могли достичь повара княжеского двора.
Именно из-за её беременности Цуй Синчжоу решил вернуть Ли-маму в дом, чтобы та помогала заботиться о Мянь Тан.
Теперь она могла наслаждаться любимыми супами и отваром. На этот раз, услышав замечания Ли-мамы, Мянь Тан послушно кивнула и сказала:
– Хорошо.
Ли-мама, глядя на хозяйку Хуайсан, не могла сдержать улыбки. За свою жизнь она служила многим хозяйкам, но ни одна из них не приносила ей такого удовлетворения, как эта девушка.
Ведь всё, что связано с манерами и грацией Мянь Тан, было её заслугой. Вчера знатные дамы из округа приехали заранее вручить подарки, и госпожа, сопровождая старшую княгиню, показала себя настолько достойно, что даже затмила саму княгиню. Казалось, что именно она, а не княгиня Чу, настоящая хозяйка княжеского дома!
Мянь Тан, неспешно потягивая укрепляющий суп, спросила у Ли-мамы о старых делах в княжеской усадьбе, уделяя особое внимание вопросам, связанным с госпожой Цинь и пятым господином.
Ли-мама, как старший член дома, знала всё об этих историях.
0 Комментарии