В тот вечер, хоть и было поздно, князь Хуайян с суровым видом всё же нашёл на уличном углу торговца, который уже собирался закрывать лавку. Приказав вновь разжечь огонь и нагреть масло, он купил свежеприготовленные горячие жареные пирожные и принёс их домой.
Лю Мянь Тан не могла не признать, что только что снятые с огня пирожные действительно были вкуснее. Их тёплая корочка растягивалась тонкими нитями, когда откусываешь кусок.
Однако еда — это не только вопрос вкуса, иногда важен момент. А тот момент, когда ей хотелось этих пирожных, уже прошёл.
Пока Цуй Синчжоу был на улице, она, не выдержав голода, съела целую тарелку лапши с креветками, что принесла Ли-мама. Теперь она была сыта.
Однако, видя мрачное лицо Цуй Синчжоу, она понимала, что не может просто отказаться от его усилий. Поэтому, стараясь выглядеть благодарной, Мянь Тан аккуратно откусила пару кусочков, а затем протянула ему:
— Попробуй, ты тоже.
Князь Хуайян, глядя на её всё ещё слегка припухшие глаза, ответил с недовольным взмахом руки:
— Ешь сама, кто вообще это ест!
«Эта женщина — настоящий бедствие», — подумал он. Пусть она и не привела в его дом целую армию, её способности доводить его до бешенства были безупречны.
Пока он шёл за пирожками, ночной ветер позволил ему успокоиться.
Подписывать ту бумагу он не собирался. Когда он женился на ней, всё было официально: сваты, подарки, традиции. Почему она вдруг решила, что может так легко уйти?
Князь решил, что раз Лу Вэнь теперь в его руках, она не выйдет из этой ситуации невредимой. Сначала пусть родит его ребёнка, а уж потом можно будет думать дальше.
Лю Мянь Тан, заметив, что он выглядит спокойнее, решилась осторожно спросить:
— Может, ты всё-таки отпустишь четырёх братьев?
Цуй Синчжоу нахмурился и, сдерживая раздражение, холодно сказал:
— Лю Мянь Тан, если ты хочешь жить со мной нормально, ты должна полностью оборвать все связи с прошлым. У них есть доказательства участия в восстании в Восточной области. Как я могу их отпустить?
Она выпрямилась, глядя ему в глаза:
— Значит, ты собираешься убить их?
Он действительно хотел этого. Чем меньше людей знали о её прошлом, тем лучше. Она и сама называла свои поступки юношеской глупостью: в юности, охваченная любовью к Лю Юю, она возглавила целую банду, развевая знамёна мятежа. Это было безрассудно и абсурдно.
Теперь она выросла, вернулась на правильный путь, стала его женой. Зачем ей теперь ворошить прошлое и держать рядом бывших бандитов?
Цуй Синчжоу хотел, чтобы она раз и навсегда порвала с прошлым. Однако Лю Мянь Тан не могла решиться на такой шаг.
— Эти люди — мои находки с улицы. Если бы не я, они бы никогда не стали разбойниками. Человек должен отвечать за свои поступки. Раз это я привела их к такому, я не могу их бросить. Если ты решил их уничтожить, бросай и меня в тюрьму вместе с ними!
Цуй Синчжоу, уставший от споров, поднялся со своего места и произнёс:
— Я иду в кабинет работать. Ты ложись спать, всё обсудим позже.
С этими словами он ушёл в свой кабинет.
Лю Мянь Тан открыла рот, словно собиралась что-то сказать, но в итоге так и не окликнула его.
Раньше она представляла себе, как он отреагирует, когда узнает её секрет. Если честно, сегодняшний день оказался даже лучше, чем она ожидала. Но она не думала, что Цуй Синчжоу отнесётся к ней так мягко, а к её верным братьям — с такой суровостью.
С точки зрения закона, у неё действительно не было права требовать от князя Хуайян послаблений. Братья ведь действительно подстрекали народ Восточной области к восстанию. Лю Мянь Тан стиснула губы, понимая, что единственный способ их спасти — это добиться амнистии.
Тем не менее жизнь в доме начала налаживаться. Цуй Синчжоу больше не держался холодно. Он возвращался домой каждый день и даже проявлял заботу. Единственное условие — не поднимать тему остатков банды с Яньшаня.
Цуй Фу, не подозревая о скрытой напряжённости между супругами, видела, что в доме снова царят мир и гармония. Брат снова стал вежливым и заботливым, а потому старшая сестра могла вздохнуть с облегчением.
Однако, несмотря на то что Цуй Синчжоу держал братьев в заключении, он не смог запретить Мянь Тан навещать их.
Обеспокоенная качеством тюремной еды, она велела Ли-маме приготовить несколько больших коробок, наполнив их мясом, вином и другими угощениями. Убедившись, что всё аккуратно упаковано, она отправилась лично в тюремный лагерь при военном управлении.
Караульные, видимо, получили соответствующий приказ, и её не стали задерживать.
Когда она вошла, трое братьев сохраняли спокойствие, но самый младший, Лу Цюань, увидев принесённую еду, вдруг разрыдался.
— Почему ты плачешь? — спросила она, поражённая его реакцией.
Сквозь слёзы он выдавил:
— Говорят, если в тюрьме дают куриные ножки, — это к худшему. Это еда перед казнью. А тут ещё свинина, говядина, баранина... Разве это не к расчленению?
Его голос дрожал, а остальные трое, уже начавшие есть, замерли. Они с трудом проглотили мясо, которое застряло у них в горле.
Лю Мянь Тан с раздражением подняла куриную ножку и сунула её в широко открытый рот Лу Цюаня со словами:
— Ешь и не выдумывай! Я договорилась с Яньваном (владыкой подземного мира), он сказал, что ты ещё долго проживёшь!
Лу И, положив миску, серьёзно посмотрел на неё:
— Госпожа, зачем вы пришли сюда лично? Мы неправы, что скрыли свои имена, но не нужно подвергать себя опасности из-за нас.
0 Комментарии