С появлением в княжеском дворце старшей княгини Чу всё преобразилось.
Хотя ранее за всеми делами, связанными с беременностью и предстоящими родами, присматривала Ли-мама, старшая княгиня Чу всё же лично расспросила о каждом аспекте.
Князь Хуайян, любимец двора, регулярно получал щедрые подарки. А Императрица Си, оправившись после родов, даже лично навестила княгиню в их доме, чтобы продемонстрировать своё расположение.
Когда старшая княгиня Чу увидела, как непринуждённо и дружелюбно беседуют Императрица и Лю Мянь Тан, её сердце немного оттаяло.
Похоже, жизнь Мянь Тан в столице далеко не так плоха, как о ней судачили в Чжэньчжоу.
Однако наедине она всё же вызвала Цуй Синчжоу, чтобы расспросить его о слухах о прошлом невестки.
Ответ сына был неожиданно прямолинейным:
– Да, она действительно была разбойницей.
Старшая княгиня Чу с трудом перевела дыхание, но прежде чем успела что-либо сказать, Цуй Синчжоу продолжил:
– Если бы она была обычной женщиной, то вряд ли смогла бы справиться с таким большим хозяйством княжеского дворца. У неё есть смелость и ум, она помогает мне нести бремя. Мать, вам повезло иметь такую невестку!
Старшая княгиня Чу только покачала головой, указывая на сына пальцем:
– Как же я провинилась в прошлой жизни, чтобы родить такого упрямого сына? Такая важная вещь, а ты держал это в тайне… Она правда исправилась?
Цуй Синчжоу спокойно ответил:
– В юности она была на неверном пути, оказавшись под чужим влиянием. Теперь, находясь со мной, она учится добру. Мать, лучше никогда не упоминать об этом при ней.
Осознавая способности сына и невестки, старшая княгиня Чу, известная своей мягкостью, не могла ничего возразить. Она понимала, что если бы не решительность и организаторский талант Мянь Тан, княжеский дворец мог бы пасть во время тех страшных событий.
Однако слова её сестры, Лян Чу, не давали ей покоя:
«Если она действительно была разбойницей, то кто знает, не она ли сама организовала нападение на дворец, чтобы потом предстать спасительницей и завоевать расположение семьи?»
Старшая княгиня несколько раз открывала рот, чтобы высказать свои сомнения, но так и не решилась. В конце концов, Мянь Тан носила ребёнка Цуй Синчжоу, а подобные подозрения были слишком опасными.
Позже она поделилась своими тревогами с дочерью, Цуй Фу.
– Мать, – устало ответила Цуй Фу, – разве вы думаете, что она так уж хотела попасть в наш дом, чтобы затевать подобное? Вы знаете, что ваш сын когда-то преследовал её от северо-западных земель до Сичжоу, почти силой добиваясь её согласия?
Цуй Фу, часто посещавшая литературные собрания, не раз слышала от господина Ли Гуанцая о том, как князь упорно добивался своей будущей жены.
Старшая княгиня Чу, впервые услышав эту историю, застыла с удивлением. Она и представить не могла, что её высокомерный сын мог так унизиться ради женщины.
Цуй Фу глубоко вздохнула:
– Иногда я завидую ей. Когда-то я тоже влюбилась. Молодой поэт под цветущими абрикосовыми деревьями писал мне стихи, и наши руки случайно соприкоснулись… Это было сладкое чувство первой любви.
Она замолчала, прежде чем продолжить:
– Но я понимала, что он из слишком бедной семьи, а потому рано отдалилась от него и приняла решение отца выйти за Го И. Всё остальное – просто холодные, пустые дни.
Теперь, оглядываясь назад, Цуй Фу не могла не задаться вопросом: смогла бы она, как Мянь Тан, выстоять и не подчиниться судьбе? Смогла бы и она не упустить человека, который любил её?
Она завидовала смелости Мянь Тан. По крайней мере, эта женщина никогда не поступала против своей воли.
Вспомнив, как несколько дней назад Ли Гуанцай в саду спросил её, готова ли она выйти за него замуж, Цуй Фу чувствовала укол сожаления за своё промедление.
«Но время упущено. Такие чувства принадлежат прошлому. Если я соглашусь, что потом? Будут слухи, будут проблемы. А что, если он сам пожалеет о своём решении?»
Кроме того, у неё был Цзинь-эр. Если он против её замужества, как она могла не считаться с его мнением?
Погрузившись в мысли о своей судьбе, Цуй Фу лишь тяжело вздохнула.
Мянь Тан знала, что старшая княгиня Чу наверняка будет расспрашивать о слухах. Поэтому, обсуждая с Цуй Синчжоу имена для их будущего ребёнка, она поинтересовалась:
– И что сказала мать?
Цуй Синчжоу, усмехнувшись, ответил:
– Что она может сказать? Конечно же, переживает, что твой живот слишком большой и роды могут быть сложными.
Лю Мянь Тан погладила свой живот и тяжело вздохнула:
– Даже не знаю, когда же это закончится. Последние дни мне тяжело даже дышать. Ли-мама говорит, что если ребёнок ещё несколько дней будет оставаться внутри, то он станет ещё больше…
Цуй Синчжоу сжал её руку и, глядя прямо в глаза, сказал:
– Не смей так думать. Всё будет хорошо. И ты, и ребёнок останетесь живы и здоровы.
Едва он успел договорить, как Лю Мянь Тан побледнела и вскрикнула:
– Больно!
Цуй Синчжоу подумал, что сжал её руку слишком сильно, и тут же отпустил. Однако Мянь Тан продолжала корчиться от боли, её лицо исказилось, она не могла говорить из-за схваток. Наконец, отдышавшись, она прошептала:
– Скорее… кажется, я начинаю рожать!
Цуй Синчжоу на мгновение замер, а затем, очнувшись, громко позвал слуг.
Весь княжеский двор тут же пришёл в движение. Слуги, акушерки и врачи начали готовиться к приёму родов. Хотя воды уже отошли, до момента родов оставалось ещё время.
.jpg)
.jpg)
.jpg)
0 Комментарии