Мянь Тан не подозревала, какой переполох вызвала в душе Чжао Цюаня. Зная, что задерживаться здесь опасно, она распорядилась, чтобы братья Лу вместе с остальными поскорее отвели спасённых женщин и детей вниз с горы.
Свет занимавшейся зари уже начинал пробиваться на горизонте. Перед спуском Мянь Тан велела своим спутникам обезглавить всех павших японцев, а их головы насадить на длинные шесты и установить на видном месте у подножия горы.
Это место было излюбленной точкой высадки японских разбойников. Теперь, когда их товарищи придут сюда, они увидят эти трофеи и поймут: тот, кто вторгается в земли Великой Янь, будет уничтожен.
Этот кровавый жест был предупреждением: «Смерть тем, кто посягает на народ Великой Янь!»
После спуска с горы Мянь Тан тихо поговорила с Чжао Цюанем. Она напомнила ему о своём долге благодарности за спасение жизни, но подчеркнула, что не ждёт от него ни подвига, ни больших жертв.
– Однако, – добавила она с лукавой улыбкой, – то, что вы видели на горе, лучше забыть. И уж тем более ничего не говорите об этом Синчжоу. Пусть наша супружеская идиллия останется непоколебимой.
Чжао Цюань, сидя на камне, поспешно кивнул, уверяя, что никому не скажет ни слова.
Когда группа добралась до подножия горы, их встретил Фань Ху с воинами. Увидев, что Мянь Тан вся в крови, Фань Ху перепугался, но, убедившись, что она невредима, немного успокоился. Поднявшись на гору и осмотрев поле боя, он не стал задавать лишних вопросов, хотя понимал, что часть работы явно принадлежала самой княгине.
К тому времени, когда они вернулись в поместье, солнце уже встало.
Чтобы не напугать Цуй Фу, Мянь Тан остановилась в крестьянской хижине, где ей принесли воды для умывания. Она смыла кровь с лица и переоделась в чистую одежду, после чего направилась домой.
Позже, немного отдохнув, она устроила небольшой приём для Чжао Цюаня, чтобы отпраздновать его спасение. На удивление, маркиз сразу согласился помочь в её медицинском шатре, не проявив ни тени недовольства.
– Кажется, он стал другим человеком, – заметила Ли-мама, когда они остались наедине. – Раньше он был таким легкомысленным. А теперь даже говорить стал реже.
Мянь Тан, шутя, ответила:
– Видимо, годы берут своё. Он наконец стал серьёзнее.
Однако перемены в поведении Чжао Цюаня продолжались до возвращения Синчжоу с моря.
Узнав о случившемся с другом, Цуй Синчжоу был потрясён. Он расспрашивал солдат, которые прибыли для поддержки, но те могли лишь подтвердить, что к их прибытию гора уже была усеяна телами врагов.
Вернувшись домой, он спросил у Мянь Тан:
– Я слышал, что Лу Чжун и остальные спасли Чжао Цюаня. Но как десять человек могли без потерь перебить сорок с лишним врагов?
Мянь Тан, не моргнув глазом, ответила:
– Возможно, те сорок были никудышными бойцами. Лу Чжун справился с ними легко.
При этом она улыбнулась своей самой очаровательной, беззаботной улыбкой, которая появлялась у неё всегда, когда она говорила нечто сомнительное.
Цуй Синчжоу не стал дальше допытываться, только улыбнулся и отправился к Чжао Цюаню выпить вина в честь его спасения.
Чжао Цюань, с утра до вечера трудясь в медицинском шатре, чувствовал себя совершенно измотанным. Вечерами, сидя в одиночестве в саду и глядя на закат, он порой задавался вопросом, зачем вообще отправился в Северное море.
Когда его друг Цуй Синчжоу наконец вернулся с моря, Чжао Цюань был переполнен эмоциями. Хотелось сказать многое, но слова застревали в горле.
Синчжоу, не задавая лишних вопросов, распорядился принести свой запасённый северо-западный крепкий алкоголь, чтобы разделить его с другом.
После трёх пиал горячительного у Чжао Цюаня развязался язык. Весь его показной «новообретённый» характер исчез, и он, почти рыдая, подробно рассказал о том, что произошло той ночью в лагере японцев.
Цуй Синчжоу слушал спокойно, но, когда узнал, как Мянь Тан вошла в шатёр главаря японцев лишь в нижнем белье, его лицо мгновенно омрачнело. Он молча залпом выпил ещё одну чашу.
0 Комментарии