Княгиня от изумления не могла закрыть рот. Она смотрела на Мянь Тан, не в силах поверить, что её невестка могла так с ней разговаривать.
Цуй Фу, которая обычно защищала мать, раньше бы уже бросила грозный взгляд на Мянь Тан и отчитала бы её. Однако на этот раз она словно не заметила произошедшего. Склонив голову, она продолжала дуть на горячий суп, сосредоточенно и с таким усердием, будто могла заниматься этим вечность.
Княгиня знала, что Мянь Тан всегда была прямолинейной, но при этом умела притворяться вежливой и покорной. Никогда прежде она не позволяла себе таких резких высказываний, что теперь стало совершенно невыносимым.
И что ещё хуже — Мянь Тан больше не называла её «матушка». Неужели она больше не признаёт её своей свекровью?
Княгиня, уязвлённая словами Мянь Тан, залилась слезами и с жалобным видом смотрела на невестку.
Мянь Тан, завершив свои резкие высказывания, была готова к тому, что вдовствующая княгиня накинется на неё с обвинениями в неуважении.
Однако вместо гневного порицания её свекровь приняла вид обиженной жены, молча роняя слёзы.
Это неожиданное поведение лишило Мянь Тан последних сил для споров. Напоминание о матери, умершей, когда она была ещё ребёнком, вызвало в её памяти образ женщины, обнимавшей её в молчаливой печали.
Увидев такую же тихую скорбь у вдовствующей княгини, Мянь Тан растерялась. Не зная, что делать, она бросила умоляющий взгляд на Цуй Фу, надеясь на то, что та вмешается.
Однако Цуй Фу лишь чуть поудобнее устроилась на стуле и продолжила дуть на свой горячий суп, словно ничего не происходило.
Не имея другого выхода, Мянь Тан смягчила тон:
— Старшая княгиня, вы только выздоровели. Пожалуйста, не плачьте, чтобы не ухудшить состояние. Я просто пыталась объяснить логику ситуации, а не желала вам зла…
Княгиня наконец заговорила со всхлипом:
— Ты… ты даже не называешь меня «матушкой». Разве ты больше меня не признаёшь? Выходит, я только обуза для вас… — и вновь разрыдалась.
Мянь Тан обречённо выдохнула и проговорила:
— Матушка… Вы же знаете, что я потеряла память. Если я делаю что-то не так, просто скажите мне, и я исправлюсь…
Княгиня с укором ответила:
— Раньше ты была ко мне намного теплее. Когда же ты поправишься? Пусть Чжао Цюань даст тебе больше лекарств!
В этот момент Цуй Фу наконец подняла голову, закончила дуть на суп и мягко произнесла, протягивая ложку матери:
— На самом деле Мянь Тан не особо изменилась. Она просто перестала говорить обиняками. Матушка, больше не интересуйтесь делами семьи Лян. Мы будем считать, что таких родственников у нас больше нет.
Слова дочери успокоили старшую княгиню, и она постепенно перестала всхлипывать. Однако вскоре она добавила ещё одно поручение: с завтрашнего дня Ли-мама снова начнёт учить Мянь Тан этикету.
В это время в комнату вошёл слуга с докладом: «Госпожа пятого господина пришла навестить вдовствующую княгиню».
Лян Силань оказалась гораздо сдержаннее своей матери. С момента её прибытия и до самого ухода она ни разу не упомянула про Лян Чу, отправленную в деревню. Она исполнила долг невестки, отдала дань уважения вдовствующей княгине и больше ни о чём не говорила.
Мянь Тан, вспомнив слова Цуй Синчжоу о том, что Лян Силань после возвращения в Чжэньчжоу почти не общалась с родными и избегала светских мероприятий, отнеслась к ней довольно дружелюбно.
В течение долгого разговора Мянь Тан задавала вопросы о последних делах пятого господина и интересовалась, когда же у них появится прибавление в семье. Лян Силань несколько раз пыталась попрощаться, но Мянь Тан не отпускала её, продолжая расспросы.
Наконец, когда разговор завершился, Лян Силань с мрачным лицом покинула княжеский дворец. Вернувшись домой, она сразу направилась в свои покои. Убедившись, что служанки и горничные покинули комнату, она подошла к одной из картин на стене, отодвинула её и постучала по деревянной панели за ней.
В этот момент в стене внезапно открылась скрытая дверь, и из неё на инвалидной коляске выехал Цуй Синди, который, как предполагалось, должен был быть в Сянчжоу и заниматься закупкой товаров для торговли.
Лян Силань, с мрачным выражением лица, нетерпеливо заговорила:
— Что теперь делать? Мне кажется, Лю Мянь Тан начала нас подозревать! Ты даже не посоветовался со мной и использовал мою мать, как пешку. Теперь отец бросил её в деревенской лачуге, где она терпит невыносимые унижения. Следующая на очереди я?
Цуй Синди сохранил своё привычное спокойствие и мягко спросил:
— А что именно она у тебя спрашивала?
Когда Лян Силань пересказала их разговор, он усмехнулся:
— То, что она спрашивала, — это хорошо. Значит, она ничего не смогла найти. Если бы она молчала, тогда тебе действительно стоило бы беспокоиться. Твоя мать — глупая женщина. Даже если её обнаружили, все подумают, что её просто использовали, но никогда не свяжут это с тобой, её родной дочерью. Разве можно было найти кого-то более подходящего для этой роли?
Он протянул руку, пытаясь коснуться её, но Лян Силань отшатнулась и, сев на кровать, гневно воскликнула:
— Ты обещал мне другое! Ты говорил, что компенсируешь всё, что я потеряла. А твоя «компенсация» — это отдаление от семьи Лян и использование моей матери?
Глаза Цуй Синди помрачнели, но он всё ещё сохранял на лице вежливую улыбку:
— Если бы не непредвиденные обстоятельства на севере, разве ты не была бы сейчас женой князя Хуайян? Я никогда не забывал своих обещаний. Однако твоя мать — настоящая дурочка. Она своими действиями сорвала мой план и не смогла задержать Цуй Синчжоу в Чжэньчжоу. Кто в этом виноват?
Лян Силань затряслась от ярости и, вскочив, замахнулась, чтобы дать ему пощёчину. Однако Цуй Синди перехватил её руку с такой силой, что она вскрикнула от боли.
Медленно вставая с коляски, он твёрдо произнёс, глядя ей прямо в глаза:
— Никогда больше не пытайся меня ударить. Тех, кто предаст меня, я заставлю заплатить в тысячу раз больше.
0 Комментарии