Юй Линси говорила с теплотой, как будто раскладывала перед ним маленькие сокровища своей души. Она раскрыла последний отсек — и оттуда потянулся аромат пара.
— А вот и юансяо*, — сказала она. — В Праздник фонарей принято есть их — чтобы семья была в кругу, и всё было цело и светло.
Она подала одну из пиал Нин Иню, в глазах её играла улыбка.
Даже если он не понимал радости от семейных застолий — она всё равно хотела поделиться с ним этой частичкой тепла.
Нин Инь, хоть и не любил липкую еду, но эту пиалу с юансяо, посыпанную цветами душистого османтуса, съел медленно и до последней ложки.
Карета ехала около получаса. Свет фонарей за окнами становился всё ярче и насыщеннее, отражаясь в пологах.
Когда Линси приподняла занавеску, ей в лицо ударила волна света и шума — они уже подъехали к городским стенам, за которыми начиналась ярмарка фонарей. На многие ли вокруг раскинулась сверкающая река света — и в этом сиянии словно застыло столетие столичной жизни, не потерявшее блеска.
Они с Нин Инем когда-то пообещали друг другу провести вечер фонарей вместе. Обещание из двух жизней, сквозь бури и разлуки, наконец исполнилось.
— Подожди, — сказала Линси, — здесь людно, да и слишком много глаз. Надень вот это.
Юй Линси достала заранее приготовленную половинку театральной маски и, выпрямившись, примерила её к лицу Нин Иня.
Когда чёрная маска закрыла его вытянутые красивые глаза и приподнятые брови, перед глазами всплыл совсем другой образ — того юноши, которого когда-то унижали и заставили быть табуретом, в тот день, когда они встретились перед входом в Царстве Желаний. Та растерянность, то отчаяние были ещё свежими в её памяти.
Она вдруг осознала, что, возможно, именно эта маска напомнила ему о прошлом, которое он предпочёл бы забыть. С лёгкой заминкой, не выдавая волнения, Линси сказала:
— Я могу велеть принести другую…
Не успела она договорить, как он взял её за руку:
— Чего боишься?
— Боюсь, что тебе не понравится, — откровенно ответила Линси.
Он тихо усмехнулся и легко сжал её шею пальцами. Уж кто-кто, а Нин Инь не отличался излишней чувствительностью. Душа у него была хищная, недоверчивая, но не хрупкая.
Да и вообще, если вещь от Линси — даже если это раскалённое клеймо, он бы и его надел без раздумий.
Убедившись, что он действительно не против, Юй Линси выпрямилась и аккуратно закрепила маску.
Когда она потянулась к завязкам, ей пришлось чуть нагнуться ближе, и её грудь мягко коснулась лица Нин Иня. Тёплый и притягательный аромат коснулся его дыхания.
Он чуть шевельнул губами, а потом провёл кончиком носа по её ключице.
Контраст горячего дыхания и прохладного прикосновения был таким резким, что вызывал щекотку. У Линси дрогнула рука, и она чуть не завязала узел мёртвой хваткой. В спешке Линси кое-как затянула завязки и, хмурясь, отстранилась.
А он, как ни в чём не бывало, вытянул руку с длинными сильными пальцами и поправил съехавшую маску.
На улицах, одна за другой, тянулись лавки. Висели фонари: от цветов и фруктов до зверей, чего только не было. А ещё огромные лодки-фонари, качаясь на глади воды, плавали по каналам столицы. Всё вокруг сияло невероятной сказочной красотой.
Юй Линси держала в одной руке фонарик в форме апельсина, а в другой — свежекупленный танхулу (карамелизированный боярышник на палочке). Откусив кусочек, она сморщилась. Кисло до слёз.
Как и ожидалось, на ночной ярмарке всё вперемешку, а такие лакомства — сплошной обман.
Сдержав искушение поддразнить, она скосила взгляд на идущего рядом мужчину, заложившего руки за спину, и с улыбкой протянула угощение:
— Хочешь? Очень сладкое.
*Юансяо (元宵, yuánxiāo) — это традиционный китайский десерт, особенно важный во время Праздника фонарей, символизирующий семейное воссоединение и завершение новогодних праздников. На картинке ниже представлен вариант с чёрным кунжутом:
.jpg)
0 Комментарии