Юй Линси до конца так и не поняла, что происходит.
Нин Инь — это Нин Инь. Так же, как и она, переродившись, осталась Юй Линси. Душа не может раздвоиться и существовать в одном мире в двух обличьях.
— Значит, ты собрался вовсе не спать? — с тревогой спросила она. — Человек может продержаться без сна от силы десять дней. Потом — либо безумие, либо смерть. Если ты сам себя доведёшь до гибели, что тогда? Разве это не значит потерять всё?
Он действительно не спал уже сутки. Его лицо осунулось, под глазами залегли тени. Однако в его чёрных глазах по-прежнему горел осознанный блеск.
— Если предположить, что здешний Нин Инь вернётся, — сказал он спокойно, — мы с ним непременно начнём бороться за контроль над телом.
Он словно даже рад этой перспективе, словно ждал её. В его голосе звучала не колкая бравада, а уверенное принятие исхода:
— Как думаешь, Линси, сможем ли мы встретиться… в сознании?
Юй Линси попыталась представить, что будет, если два разных Нин Иня столкнутся лицом к лицу…
Нет. Лучше не продолжать эту мысль. Это уже слишком безумно.
Нин Инь взял одну веточку алого осеннего османтуса из вазы и стал машинально перебирать её, поглаживая раздвоенный кончик стебля.
— Если верить моим расчётам, — сказал он спокойно, — всё пошло иначе с того момента, как ты вернулась в этот мир. Судьба изменилась. Подобно ветке, что на определённом участке пустила два разных отростка.
Он сломал одну из этих развилок и небрежно бросил:
— Моя ветвь сломана. Почему бы не отобрать другую и сделать её своей?
Яркие лепестки рассыпались у него между пальцами, медленно осыпая на пол.
Юй Линси долго молчала.
Потом, обдумав всё сказанное, она медленно произнесла:
— То есть ты хочешь, прежде чем вернуться обратно… убить «себя», чтобы остаться здесь?
— Верно, — кивнул он.
— А если ты останешься… что будет с тем миром, где ты жил?
Он не ответил.
Долгое молчание.
В какой-то миг на его лице, безупречном и ледяном, промелькнуло выражение, отдалённо похожее на печаль.
— В том мире… тебя больше нет.
Он воткнул сломанную веточку обратно в фарфоровую вазу и запрокинул голову, прислонясь к изголовью:
— Я не могу потерять тебя дважды, Линси.
Он прикрыл глаза, его губы изогнулись в полуулыбке, но голос остался хриплым, как ветер в пересохшем колодце: тусклым, упрямым, словно его воля давно срослась с болью.
Если бы он мог, то стал бы для неё даже тенью, лишь бы остаться рядом.
— А если ты так и не будешь спать, постоянно сражаясь с самим собой… — голос Юй Линси задрожал, — что тогда делать мне? А если однажды ты не проснёшься, что тогда будет со мной?
Глаза её наполнились слезами. Она сказала это очень тихо:
— Я тоже не хочу терять тебя во второй раз, Нин Инь.
Он смотрел на неё. В его взгляде сгущалась тьма, густая, как чернила, и такая же невыразимая.
Весь его эгоизм, вся внутренняя жажда, все преступления, которых он не стыдился — всё разбивалось об это одно, дрожащим голосом сказанное предложение.
«А что тогда делать мне?»
И вот тогда она поняла. Поняла, откуда в нём это безумное упрямство, это одержимое желание остаться.
— Открой свой ароматический мешочек, — сказала она вдруг. — Там ты найдёшь всё, что я хотела сказать тебе… всегда.
Она глубоко вдохнула и сдержанно предложила:
— Открой.
Прошло несколько мгновений, прежде чем Нин Инь перевёл взгляд на талию, расстегнул ленту и раскрыл ароматический мешочек.
Внутри — два красных боба и свернутая бумажная полоска.
В счастье двойного рождения, не жалею, что встретила тебя
.jpg)
.jpg)
0 Комментарии