— Сян Цзюнь! Сян Цзюнь!
Слуги семенили за своей госпожой, шагавшей размашисто и стремительно. Утирая пот со лба, один из них умоляюще сказал:
— Уже смеркается, вернитесь, прошу вас! Завтра старая госпожа возвращается во дворец, а вы за задание, что велено было переписать, ещё и не брались!
Сян Цзюнь (титул знатной особы; буквально — «госпожа уезда») всё ещё находилась под домашним арестом за проступок, и если завтра она не сдаст письменную работу, наказание только усугубится. А заодно и прислуга попадёт под раздачу, так что отвечать придётся всем.
— Чего вы паникуете? Время ещё есть!
На улице шумела толпа. Тан Були в узком военном одеянии, что подчёркивало её боевой склад, с лёгкой небрежностью то трогала изящные ароматические мешочки и подвески на прилавках, то тянулась за сладкими десертами на палочке с лотка уличного торговца.
— Ну, если совсем не успею переписать, на то же вы и нужны, не так ли? — добавила она весело.
Слуга со вздохом отсчитал две медные монеты и отдал торговцу, жалобно пробормотав:
— Да разве нашими каракулями можно обмануть старую госпожу?..
Не успел он договорить, как сбоку что-то прилетело. Свёрток в потёртой обёртке с глухим стуком упал прямо к ногам Тан Були.
— Кто это тут с глазами не дружит?! — возмущённо воскликнула Тан и подняла взгляд в сторону, откуда прилетел свёрток. Там как раз выталкивали из книжной лавки молодого человека с изящными чертами, одетого бедно, но чисто.
— Раз уж наши пути разошлись, и говорить не о чем, — сухо бросил владелец лавки, перекатывая в ладони два грецких ореха. — В нашем заведении вам не рады. Убирайтесь.
Юноша выглядел лет на двадцать, спина у него была прямая, и двигался он сдержанно, почти торжественно. Он аккуратно расправил выцветшие от стирок одежды в традиционном стиле учёного и спокойно ответил:
— Книгу не одолжили — что ж, ваше право. Но правду я сказать обязан. Подделывать каллиграфию великого Учителя — это обман и преступление. По законам нашего государства за это полагается конфискация имущества и три года каторги. Я отказываюсь участвовать в подобных махинациях, и это правильно.
Голос его звучал ясно и уверенно, каждое слово было отточенным и весомым. От него исходила редкая чистая и правдивая внутренняя сила.
Люди, проходившие мимо, начали останавливаться. Они собирались в круг и переглядывались. Обсуждение назревало.
У хозяина лавки на миг дрогнуло лицо.
Этот юноша часто приходил в лавку. Он заимствовал книги и делал копии. Его почерк мог передавать стили десятков великих каллиграфов, и хозяин, разглядев в нём незаурядный талант, решил использовать его в своих целях. Он предложил деньги, чтобы тот подделал старинные образцы и продал как подлинники.
Но тот не только отказался, а ещё и осмелился вынести правду на всеобщее обозрение!
Хозяин сжал в руке орехи, и, бросив короткий взгляд, дал знак одному из своих помощников. Тот кивнул и, взяв из-под прилавка редкое издание Шести толкований (классический труд), нырнул в толпу, стараясь остаться незамеченным.
Лицо хозяина вновь разгладилось, и он с готовностью перешёл в наступление:
— Да этот человек пришёл к нам с воровскими намерениями! Я, пожалев его за былые заслуги, не стал вызывать чиновников, а он, в ответ на доброту, поливает меня грязью и порочит моё имя!
— Я ничего не крал, — твёрдо сказал юноша.
— Не крал? А это тогда что?!
Помощник лавочника поднял с земли сложенную книгу из рассыпавшегося свёртка, ткнул пальцем в ярко-красную печать с иероглифами «Книжная лавка Ваньцзюань» и заявил:
— И улика, и вор тут же! А ну попробуй, оправдайся!
.jpg)
.jpg)
0 Комментарии