Чжоу Юньцин сосредоточенно продолжал писать. На её слова он не ответил.
Он вообще был равнодушен ко всему, что не касалось книг и законов. Зато как только речь заходила о праве, этот юноша превращался в настоящего лектора, способного говорить часами.
Тан Були невольно снова вспомнила свой сон. У неё в голове не укладывалось: «Неужели этот чопорный и бесчувственный человек и вправду мог оказаться тем, кто во сне… прямо в спальне… разрушал устои морали?»
Она подперла подбородок рукой и уставилась на него. Смотрела она долго, а потом не выдержала и спросила:
— Слушай, а у тебя жена или хотя бы наложница есть?
— Нет, — даже не поднимая глаз, ответил он.
— А невеста? Или девушка какая?
— Нет.
Сколько бы она ни пыталась вытянуть из него что-то личное, ответ был один и тот же: «Нет».
Неожиданно Тан Були снова вспомнила тот странный сон. Да он и впрямь не похож на человека, жаждущего плотских удовольствий. И как же тогда…?
Прогоняя из головы подозрительные образы, она закашлялась и решила подойти с другой стороны:
— Скажи вот… если, ну, допустим, муж женщины совершил преступление, и она сама попадает под следствие. И вот она идёт к следователю, просит быть милосердным… а потом… ну…
Она вновь кашлянула, а под тяжёлым взглядом Чжоу Юньцина быстро добавила:
— Потом как-то так получилось, что они оказались в одной постели. Вот… как это по закону называется?
Услышав знакомую тему, Чжоу Юньцин сразу оживился:
— Женщина действовала добровольно?
— Наверное… то есть, возможно, да.
— Тогда это прелюбодеяние.
Он выдал ответ с полной серьёзностью:
— Согласно законам империи, за это положено по двадцать ударов палками и три года каторги. А если женщина пыталась таким способом подкупить чиновника, и он, в свою очередь, сфальсифицировал дело, — тогда наказание ужесточается. Он лишается звания и отправляется в ссылку на тысячу ли.
— … —
Тан Були замерла с открытым ртом.
Однако сдаваться она не собиралась:
— А если… ну вдруг… этот чиновник — ты?
— Не может такого быть, — отрезал он.
На этот раз Чжоу Юньцин ответил без малейшего колебания, с твёрдостью, не допускающей возражений:
— Если бы я был тем, кто ведёт расследование, я поступил бы по закону. Женщину, попытавшую подкупить меня, велел бы выгнать вон.
Тан Були вдруг почувствовала странную обиду и досаду.
Однако как спорить с этим, если она сама же всё и выдумала? Сон был бредом, не поддающимся логике, и спорить всерьёз было бы попросту глупо.
Она прищурилась и сказала:
— Не верю. Ты будто совсем не интересуешься женщинами.
— Так и есть, — спокойно подтвердил он.
Чем сильнее он отличался от образа из её сна, тем больше ей казалось, что он специально притворялся этаким недотрогой.
А Тан Були, как известно, была не из тех, кто оставит вопрос без ответа. Любопытство её легко не унять. Уж если зацепило, будет копать до конца.
— А вот так?
Она подошла вплотную к столу, склонилась над ним и легонько подула ему в лицо.
На ней была её тёмно-красная военная форма, на поясе висели золотой плетёный кнут и бубенчики. Вся её фигура, манеры и взгляд были, как летнее солнце: жаркие, властные, ни на кого не похожие.
У Чжоу Юньцина вздрогнули ресницы, но кисть продолжала двигаться по бумаге.
— А если так?
Тан Були положила ладонь поверх его руки.
Его пальцы были длинные, тонкие, с лёгкими мозолями от постоянного письма. При всей его сдержанности, рука у него была по-мужски красивой.
И вот тут он замер. Кисть остановилась. Он поднял на неё свои глаза.
Они были светло-янтарными, а в свете дня казались почти прозрачными и даже холодными, как горная вода. От их взгляда перехватывало дыхание.
— А так?
И прежде чем Тан Були сумела себя остановить, она вдруг поцеловала его в щёку.
Хотя «поцеловала» — это громко сказано. Она скорее неловко ткнулась, как будто случайно стукнулась носом, что, собственно, и произошло. Девушка ударилась, её нос заныл от боли.
По бумаге растянулась длинная клякса от недописанного иероглифа.
В это мгновение в комнату ворвался порыв ветра, задев листы бумаги, развешанные по стенам. Те зашелестели, словно струны в пустоте. В воздухе поплыл пряный запах туши.
Чжоу Юньцин остолбенел. Лицо — спокойно, как поверхность воды, но мышцы живота вдруг резко напряглись.
Тан Були только теперь поняла, что натворила. Розовый жар за долю секунды покинул её лицо, и на смену пришло одно — неловкость.
Они встретились взглядами. Вокруг всё замерло.
Она резко отпрянула, выпрямилась, отступила на шаг и со всей силы провела ладонью по губам.
А после Тан Були с шумом вылетела из комнаты.
.jpg)
0 Комментарии