— Хотя я его старший брат, мне кажется, я никогда по—настоящему не помогал ему. Другие люди всегда говорят, что он бессердечный и жестокий, не такой хороший, как я. Но они не знают, что именно благодаря ему я могу быть достойным Старшим Молодым мастером Сяо сегодня. И он, и я понимаем это. — Он горько улыбнулся. — Теперь я глубоко сожалею, что отец не позволил мне пройти военную подготовку тогда. Если бы я не стал гражданским чиновником, возможно, именно я нес бы сегодня бремя семьи Сяо. Тогда Хуайцзинь не был бы неправильно понят другими.
— Мы все знаем о добрых намерениях Хуайцзиня, — тихо сказала Бай Жунвэй. — Отец и мать тоже поймут это.
Сяо Цзин, глядя на мемориальные доски в зале предков, произнес:
— В детстве Хуайцзинь не был близок с матерью и часто сбегал из дома, но в глубине души он хранил образ матери.
— Моя мать была очень робкой и легко пугалась, и больше всего боялась грома. Когда гремел гром, Хуайцзинь находил предлог, чтобы зайти в комнату матери. Она забывала о раскатах грома и погружалась в мысли о том, как общаться с ним. Когда дождь заканчивался, Хуайцзинь уходил.
— Поначалу я не понимал его мотивов. Однажды во время грозы мы оба были на улице, и он вдруг сказал, что у него дома срочное дело. Вернувшись, он заявил, что хочет съесть сладости с османтусом. Пока мать готовила их для него, я вдруг осознал, что этот мальчик просто беспокоился о том, что мать испугается грома, и специально придумал предлог, чтобы вернуться домой.
Бай Жунвэй, выслушав это, улыбнулась и покачала головой:
— Хуайцзинь — это...
— К сожалению, мать так и не узнала о подлинных чувствах Хуайцзиня к ней, — с горечью произнёс Сяо Цзин. — Быть может, если бы она знала, всё сложилось бы иначе.
Бай Жунвэй крепко сжала его руку:
— Дух матери на небесах всё поймёт.
— Он был рядом с матерью и при жизни, и после её ухода. Когда бы он ни приходил в поместье, если на улице бушевала гроза и шёл дождь, он всегда шёл в зал предков, чтобы побыть с матерью, — с лёгкой улыбкой произнёс Сяо Цзин. — Это тайна, которую я никому не рассказывал. Думаю, Хуайцзинь не хотел бы, чтобы об этом узнали другие.
Сяо Цзюэ был слишком горд; он делал всё это, словно нежный весенний дождь, молча, не стремясь к каким—либо результатам. Но если вдуматься, то именно с ним обошлись наиболее несправедливо.
— Вот почему вы сказали, что если бы он был сегодня в Шуоцзине, то непременно пришёл бы в зал предков, чтобы сопроводить маму, — осенило Бай Жунвэй.
— Он такой человек, — улыбнулся Сяо Цзин.
Дым от курильницы растворился в воздухе, не оставив следов. Люди из прошлого ушли, и их невысказанные тревоги и нежные чувства уже никогда не найдут своего объяснения.
— Жуйи, вы должны понять, — Бай Жунвэй взяла Сяо Цзина за руку и произнесла мягко:
— Хуайцзинь делает всё возможное, чтобы защитить вашу семью. Теперь, когда Хуайцзинь далеко, в провинции Лян, сторонники министра Сюя всё ещё считают семью Сяо источником проблем. Вы должны быть сильными и не допустить, чтобы усилия Хуайцзиня оказались напрасными.
Сяо Цзин вздрогнул, затем улыбнулся и ответил:
— Я, конечно, понимаю.
— Я понимаю, что вы испытываете глубокие чувства к Хуайцзиню, — сказала Бай Жунвэй с теплотой в голосе. — Но я также понимаю и вас. Хуайцзинь сталкивается с множеством испытаний, но разве вы не испытываете того же? Министр Сюй открыто и тайно стремится подавить семью Сяо, выискивая ваши слабые места. Вам предстоит проявить осторожность в суде — это нелегко.
— Не стоит беспокоиться, — ответил Сяо Цзин с улыбкой. — Самые трудные времена уже позади.
Бай Жунвэй на мгновение задумалась, а затем тоже улыбнулась.
— Вы правы.
Дождь не прекращался, заливая внутренний двор поместья. В это же время, за тысячи вёрст отсюда, в гарнизоне Лянчжоу, кто—то задумчиво созерцал пейзаж за окном. Его чёрные волосы, подобно гладкому прохладному шёлку, ниспадали на плечи, а выражение лица оставалось столь же холодным.
Издалека доносились звуки флейты Сяо, исполняющей мелодию родного города. Прислушавшись, он едва заметно улыбнулся. В этой улыбке было что—то от самоиронии и одиночества. Спустя мгновение он закрыл окно, оставив ночь за пределами комнаты.
Свет лампы внутри медленно мерцал, отражаясь в его зрачках, подобных звёздам. На столе стоял длинный деревянный поднос, на котором были рассыпаны зёрна риса, а между ними были воткнуты маленькие флажки из красной ткани, отмечая различные места.
Шэнь Хан, Лян Пин и другие военные инструкторы находились в комнате, собравшись вокруг стола и наблюдая за движениями Сяо Цзюэ.
— Командир, это все места, где можно установить флаги? Не слишком ли много?
— Не так уж и много, — произнёс молодой человек, облик которого словно был высечен из нефрита. В его руке покоился камень Го, и, указывая на самый высокий из красных флагов, он добавил:
— Через семь дней на горе Байюэ состоится Состязание флагов.
[Бедный дядя o(TヘTo)]
){kind=link}
0 Комментарии