В начале учебного года объявили конкурс талантов. Шу Лань, не в силах стерпеть, что на неё могут посмотреть свысока, подала заявку. И лишь перед выступлением она поняла, что ничего достойного показать не может. Тогда Шу Лань и пришла умолять Мэн Тин «подменить персики сливами».
В Хайчэнском округе не было человека, который не знал бы о семье Цзян.
Столетняя фамилия, наследие клана. Почти вся недвижимость на побережье была под их контролем. Новенькие виллы с видом на море, что недавно появились в элитной зоне, — тоже от застройщика Цзян.
Никто не знал точно, что натворил Цзян Жэнь.
Даже если бы это было убийство — с такими деньгами и таким статусом, подобные мужчины встречаются раз в жизни.
Он был единственным наследником, и хоть все понимали, что характер у него ещё тот, всё равно стремились попасть в его орбиту.
Шу Лань была в числе первых, кто хотели это сделать.
Неизвестно, откуда, но она узнала, что глава семьи Цзян до сих пор хранит чувства к покойной жене. Та была настоящей аристократкой: хрупкой, талантливой, холодной, как снег. И даже спустя много лет после её смерти старший господин Цзян так и не женился вновь.
Шу Лань решила: раз мать Цзян Жэня нравилась отцу, стоит попробовать тот же путь: завоевать его через талант.
А Мэн Тин стояла в этом полумраке, чувствуя себя потерянной. Вернувшись к жизни, она была одновременно растеряна и благодарна.
Сейчас, глядя на эту волчицу в овечьей шкуре, что называла себя её сестрой, Мэн Тин не знала, как на неё реагировать.
А что насчёт самого Цзян Жэня?
Она вспомнила мальчишку, что в прошлой жизни перелезал через забор ради неё. Того самого, что бежал за автобусом три километра, лишь бы она обернулась.
Все знали, что у Цзян Жэня приступы ярости, и он не умел держать себя в руках.
Однако Мэн Тин знала больше. Его чувства были… почти патологически навязчивыми.
В этой жизни она не хотела иметь с ним вообще ничего общего.
Она помнила: через несколько лет он убил человека.
С таким лучше не шутить. И если уж не победить — то, по крайней мере, держаться подальше.
— Приглашается ученица второго (одиннадцатого) класса — Шу Лань! — раздался звонкий голос ведущего.
Шу Лань стиснула зубы и резким движением надела на Мэн Тин белую кружевную шляпку. Потом, не стесняясь, она сняла со своей сестры солнцезащитные очки.
В тусклом свете сцены Шу Лань на миг замерла, встретившись взглядом с её яркими, прозрачными глазами.
Кто бы мог подумать, что под очками слепой скрываются глаза, сияющие, как звёзды?
Шу Лань вдруг ощутила странное чувство: смесь злости и странного удовлетворения. Её радовало, что три года все думали, будто Мэн Тин — просто слепая калека.
Слепоту никто не связывает с красотой. У всех в голове — если ты слеп, значит, ущербен, а значит не опасен.
Красота, спрятанная за слепотой, была словно цветок подо льдом: никто даже не пытался заглянуть глубже.
Шу Лань очнулась, поспешно заговорила тихим голосом, по-прежнему уверенная в мягкости и покладистости сестры:
— Сестра, я уже сказала друзьям, чтобы выставили тёплый жёлтый свет, не резкий. Если глаза будут болеть — просто закрой их. Ты ведь помнишь клавиши, да? Всё будет хорошо… Пожалуйста.
Мысль о том, как с каждым днём слабеет отец, мелькнула в голове и будто осела.
Мэн Тин на миг растерялась, будто мысли перестали послушно собираться в единое целое. А в следующий момент Шу Лань уже вытолкнула её на сцену.
Вспыхнул свет, заливая её фигуру.
Шу Лань не обманула: сценическое освещение действительно было приглушённым, тёплого, мягкого оттенка — специально ради неё.
В этом году Мэн Тин только-только перенесла операцию по пересадке роговицы. Почти четыре года она носила тёмные очки и передвигалась с белой тростью. Ещё месяц назад врач говорил, что снимать очки можно будет не раньше, чем через два месяца.
В зале стояла звенящая тишина.
.jpg)
0 Комментарии