Как только за третьей тётей опустилась занавеска, в комнате воцарилась гнетущая тишина.
Мать взглянула на отца с холодной яростью. Её взгляд был полон льда и стали, словно клинок, приставленный к горлу. Отец же смотрел на неё, как загнанный в угол зверь — напряжённый, взбешённый, не желающий уступать.
Невидимая пружина сжалась.
Маленькая фигурка Доу Чжао, спрятавшись за пологом, затаив дыхание, слушала, как родители обрушиваются друг на друга — остро, обидно, без пощады.
— Чжао Гуцю, ты что себе позволяешь? Тебе мало того, как ты меня опозорила? — воскликнул отец.
— Что я себе позволяю? Это я должна спросить у тебя! — вскричала мать. — Взять в наложницы дочь осуждённого чиновника — куда ты дел свои конфуцианские добродетели? Ты что, решил перечеркнуть вековую репутацию семьи Доу, разрушить то, что создавалось поколениями? Ты, может, и не боишься потерять лицо, а я — боюсь!
Отец покраснел, его голос сорвался.
— Мы выросли вместе, и ты знаешь, какой я человек. А сейчас вместо того чтобы поддержать меня, ты мешаешь мне и зовёшь Вторую госпожу, чтобы она увидела, как меня позорят! Какая же ты после этого жена? Думаешь, если я опозорюсь, то ты сама станешь лучше? Не забывай, мы с тобой как плоть и кровь одной плоти! Вот какая ты добродетельная супруга! Хорошо, что твоя мать умерла рано. Если бы она увидела, во что ты превратилась, её сердце бы разорвалось от горя!
— Доу Шиюн! — Мать не смогла сдержать слёз. — Ты можешь упрекать меня, но какое отношение к этому имеет моя мать? Да, мы росли вместе, но разве ты не помнишь, как она к тебе относилась? Разве ты не помнишь, что говорил мне перед свадьбой? Бесстыжий человек! Ты хочешь, чтобы я всё это покрыла? Забудь об этом!
Отец поник, как побитый морозом баклажан. На его лице промелькнуло смущение.
— Я... я не хотел задеть твою мать. Но ты тоже не оставляешь мне выбора. Это всё из-за тебя. — Он замолчал, но через мгновение снова вспыхнул. — Баошань всего лишь сводил меня выпить с певичками, а ты смотрела на него так, будто он вор в храме! Когда он пришёл к нам, ты даже нормального чаю ему не поднесла, перед всеми выставила меня дураком. Все мои однокашники смеются! — Он продолжал раздражённо: — Ты только и умеешь, что упрекать. А о себе подумать? Если бы у тебя был полегче характер, разве мне пришлось бы обращаться к третьему брату?
Мать дрожала от ярости. Слёзы текли по её лицу, и она вытирала их не глядя.
— Вы сами виноваты, и не стоит на меня обижаться! Что полезного сделал Баошань? Кроме как пить, есть, играть в кости и посещать бордели, он больше ничего не умеет. Если бы не покровительство дяди, инспектор образования давно бы лишил его ученой степени! И ты с ним общаешься каждый день. Вы не лучше!
Отец хотел что-то ответить, но не смог найти подходящих слов. Он лишь пробормотал:
— Но... ты тоже не права…
— И что ты хочешь? — перебила его мать, и её голос стал почти ледяным. — Распахнуть двери и с поклоном ввести Ван Инсюэ? Даже если бы я была настолько великодушна, разве Ван Инсюэ достойна такой чести? — Она усмехнулась с горькой издёвкой. — Доу Шиюн, запомни: ты можешь взять себе любую женщину в наложницы, хоть с улицы, но Ван Инсюэ войдёт в этот дом только через мой труп!
— Ты... я... — отец взмахнул рукой, словно хотел что-то сказать, но слова так и не сорвались с его губ. Его рука дрожала в воздухе.
Мать лишь усмехнулась, и в её улыбке читались гордость и внутренняя сила, которые сделали её вдруг выше и значительнее всех в доме.
Доу Чжао была поражена тем, как ссорятся супруги. Она и представить себе не могла, что человек, который всегда казался ей справедливым и рассудительным, на самом деле может быть таким упрямым и злым.
Доу Чжао не могла поверить своим глазам. Она никогда раньше не ссорилась с Вэй Тиньюй. Сначала из-за того, что не смела, а потом потому что считала это ниже своего достоинства.
Отец, опустив голову, тихо произнёс:
— Гуцю, давай больше не будем ссориться. Я во всём виноват. Инсюэ тоже пострадала, это ведь я втянул её в эту ситуацию. Разве девушка из приличной семьи стала бы терпеть подобный позор, если бы не безвыходное положение? Мы уже договорились: Инсюэ уедет на ферму и будет жить там. — Он поднял глаза, в них светилась робкая надежда. — Давай вернём всё, как было. Я буду тебя слушаться. С Баошанем больше никуда…
Как же хорошо!
Доу Чжао едва не выпрыгнула из-за занавески — так ей хотелось ответить от имени матери.
В семейной ссоре нет ничего красноречивее, чем муж, сам идущий на уступки.
Если Ван Инсюэ действительно беременна, а отец, несмотря на свой характер, уже твёрдо решил ввести её в дом, то почему бы не использовать этот шанс, чтобы сохранить достоинство и выторговать лучшее? Пусть отец получит выход, а мать проявит великодушие перед старшими в роду. И даже в будущем сможет этим козырем напомнить ему о своих правах.
Три цели — один шаг.
Даже если зеркало треснуло, оно всё равно остаётся зеркалом. Для посторонних людей оно будет выглядеть целым.
Ван Инсюэ, конечно, страдает.
Можно заставить её подписать договор служанки и отправить жить на ферму. Даже если отец не был полностью искренен, он уже пообещал это и не сможет взять свои слова обратно.
Пока он молчит, Инсюэ придётся терпеть своё низкое положение. Так весь род увидит её настоящий статус в доме Доу.
Если же отец всё же передумает, это тоже не страшно.
Можно будет возить Инсюэ в гости по другим домам. Она ведь из учёной семьи, а теперь добровольно стала наложницей — как после этого её родные будут смотреть людям в глаза?
Что может быть слаще?
.jpg)
){kind=link}
0 Комментарии