— Не лучше ли найти кого-то, кто умеет писать и считать? — с улыбкой спросила Доу Чжао. — Гоушэн с трудом пишет своё имя. Я думаю, что Бояну будет лучше с Цуй Шисанем — он ведь учится в уездной школе, не так ли?
Доу Чжао знала, что бабушка не одобряет вмешательство семьи Цуй в дела рода Доу. Она опасалась, что люди начнут говорить, будто Цуй пытаются извлечь выгоду из родства. Однако, по сравнению с Чжао Лянби, Цуй Шисань подходил больше. К тому же, раз уж она решила больше не выходить замуж в этой жизни, следовало найти путь для Цуй Шисаня.
Услышав это, бабушка ненадолго задумалась.
Доу Цицзюнь был проницательным человеком. Он сразу понял, что Доу Чжао пытается укрепить положение семьи Цуй, и, разумеется, отказывать не было никакого резона.
— Ну и решено, — с улыбкой согласился он. — Попросим четвёртую тётю прислать Цуй Шисаня через пару дней. После Праздника двойной девятки я начну заниматься этим делом.
Доу Чжао с улыбкой согласилась. Если бы бабушка продолжала спор, это могло бы показаться мелочным, поэтому она решила сменить тему. Вместо этого все заговорили о предстоящей поездке в храм Дафасы, чтобы встретить рассвет:
—...среди ночи нас разбудил звук гонгов и барабанов. Кто-то привёл детского актёра, и прямо перед залом началось представление «Ханьский царь Ци» . Мы наблюдали за представлением вместе с монахами и паломниками. Когда начало светать, все направились к башне Шуанъянь, чтобы полюбоваться восходом солнца. Однако, когда мы спустились вниз, тот человек уже исчез. Как жаль, ведь это могло быть интересное знакомство...
Доу Цицзюнь с сожалением покачал головой.
У Шань, напротив, был явно недоволен:
— Он был одет вызывающе, с ним были мальчики и куртизанки. Не похож он на порядочного человека. Лучше бы мы не знакомились.
— А вот и нет, — не согласился Доу Цицзюнь. — Он разговаривал складно, держался изящно, а его походка была спокойной и ровной — видно, что это незаурядный человек.
— Всё, всё, — рассмеялся Доу Чжэнчан. — Зачем портить настроение из-за незнакомца? Завтра же мы идём в Фаюаньсы?
— А что вы там забыли? — с любопытством спросила Доу Чжао.
— Там растёт столетняя османтусовая слива. В прошлом году в неё ударила молния, и дерево обгорело. Но недавно нам сказали, что появились новые побеги. Мы хотим взглянуть на это чудо.
Доу Чжао весело рассмеялась.
— Несколько дней назад Боянь рассказывал отцу, что вы все усердно готовитесь к экзаменам. А теперь оказывается, вы просто говорили неправду? — с недоумением произнесла Доу Чжао.
— Ну, какое-то время мы действительно занимались, — поспешно ответил У Шань. — Но в последние дни наставник клановой школы Доу уехал в гости и дал нам семь дней отдыха. Вот мы и решили потратить их с пользой.
Доу Чжао почувствовала зависть.
Бабушка предложила:
— А давайте и мы завтра отправимся в Фаюаньсы!
У Шань поспешил напомнить:
— Фаюаньсы находится на вершине горы, и от подножия до главного зала девятьсот девяносто девять ступеней. Если вы пойдёте, я могу нанять для вас паланкин.
— Не нужно, не нужно, — рассмеялась бабушка. — Что такое эти девятьсот девяносто девять ступеней? Я ещё могу взобраться.
На следующий день Доу Цицзюнь и остальные отнеслись к этому предложению с недоверием, но на всякий случай приказали двум носильщикам следовать за ними с пустыми паланкинами.
Однако Доу Чжао, шагая в ногу с бабушкой, уверенно поднялась на вершину горы. В то время как юноши из её рода и семьи У, тяжело дыша, остановились у поворота, она, не в силах сдержать улыбку, рассмеялась. Её смех, словно жемчужины на нефрите, привлёк внимание настоятеля, который с приветливой улыбкой стоял у главного зала.
Внезапно раздался удивлённый возглас:
— О?
Доу Чжао обернулась и замерла. Неподалёку, под кипарисом, стоял молодой человек лет пятнадцати-шестнадцати. Его лицо было идеальным, а взгляд чистым и живым. Он был одет в синевато-зелёную шёлковую мантию, на голове его красовался белый нефритовый шпиль, а на поясе висели мешочек с благовониями, подвеска из жадеита и веер. Его поза была спокойной и сдержанной, но в ней читалось благородство, присущее людям из столицы.
За его спиной стояли двое мальчиков лет двенадцати-тринадцати, оба с красивым и учёным видом, явно не из простых семей.
Заметив, что Доу Чжао смотрит на него, молодой человек улыбнулся и почтительно сложил руки в приветствии. Его манеры были безупречны.
Доу Чжао не смогла сдержать улыбку и слегка кивнула в ответ.
Однако, кажется, бабушке это не понравилось.
Настоятель поспешно произнес:
— Этот молодой господин пришёл сюда ещё вчера, до вашего письма.
Он хотел сказать, что было бы невежливо выгнать его сейчас.
Бабушка, впрочем, не стала придираться. Она улыбнулась, кивнула и осталась ждать вместе с Доу Чжао остальных у зала.
Тем временем юноша обратился к настоятелю:
— Простите, не могли бы вы указать, где находится османтусовая слива, которая вновь дала побеги?
Оказалось, что он тоже пришёл сюда ради этого дерева.
Доу Чжао навострила уши.
— Сразу за залом Великой Мудрости, — с улыбкой ответил настоятель. — Сейчас кто-нибудь вас отведёт.
Юноша поблагодарил и, сопровождаемый слугой и двумя мальчиками, скрылся за задним залом.
Доу Цицзюнь и остальные, наконец, поднялись, с трудом выпрямляя спины и потирая поясницы.
— Я сдаюсь! — тяжело дыша, произнес Доу Дэчан. — Тётя Цуй каждый день работает в огороде, и это очевидно, что у неё есть сила. Но как Четвёртая сестра смогла подняться сюда, если она целыми днями либо вышивает, либо пишет за столом?
Доу Чжао с торжествующей улыбкой возразила:
— А кто сказал, что вышивка и письмо — это не работа?
[1] В
традиционной китайской культуре паломники и благочестивые люди часто устраивали
театральные представления перед храмами как подношение богам или буддам,
особенно в крупных монастырях. Детские труппы исполняли классические пьесы, в
том числе на исторические сюжеты, такие как «Ханьский царь Ци». Представление
могло происходить прямо перед главным залом храма, даже ночью, и сопровождалось
игрой на барабанах и гонгах. Это было частью храмовых празднеств и собраний
верующих.
.jpg)
){kind=link}
0 Комментарии