Мин И покачала головой, спокойно, но с холодной трезвостью:
— Маршруты я знаю. Все тропы, переулки, даже тайные тоннели. Но при той бдительности, с какой нас теперь стерегут, выбраться из Чаояна будет почти невозможно. Особенно для Цзи Боцзая — незаметно его никто не выпустит.
После завершения состязания они и часа не дали отдышаться: несколько высокопоставленных чиновников немедленно явились и — под благовидным предлогом — увели его. Их настрой был очевиден: удержать Цзи Боцзая любой ценой.
Цинь Шанъу стоял рядом, нахмурившись, с тяжёлым выражением лица.
— Если мы не сможем вернуть его с собой… — произнёс он негромко, — то последствия для всех нас будут весьма… мрачными.
Слухи о его родстве с правящей семьёй Чаояна уже разлетелись по дворцу, вызывая и панику, и интриги. Но в глазах Му Сина — он всё ещё их ученик, их гордость, воспитанник академии Юаньшиюань. Столько было вложено в него — сил, времени, надежд… Если они вернутся с пустыми руками, как они смогут объясниться перед Да Сы?
Пока эти двое обсуждали судьбоносное, Луо Цзяоян, наконец, начал приходить в себя после своей ярости из-за проигрыша. Его лицо было всё ещё мрачным, но взгляд стал осмысленным.
— Постойте… — он резко повернулся к ним. — Что вы имеете в виду? Мы не сможем забрать Цзи Боцзая обратно в Му Син?
— Представь себе, — с грустью в голосе сказала Мин И, — если бы в твоих руках оказалась несравненная реликвия, при этом ещё и связанная с твоей семьёй… Ты бы вот так просто отдал её чужим?
Она вздохнула и добавила с горечью:
— Уверена, сейчас весь Чаоян ломает голову, как бы покрепче привязать к себе Цзи Боцзая.
Она не ошиблась. Как только состязание подошло к концу, его без лишних церемоний препроводили прямиком во дворец. В главном зале Да Сы лично вручил ему щедрые награды — медали, титулы, обещания. Формально вопрос о наследовании власти ещё не был решён, но судя по настрою — трон Чаоян в будущем определённо предназначался именно ему.
На церемонии рядом с Да Сы вновь восседала наложница Янь, лицо её светилось ликующей гордостью. Словно все унижения и изгнание остались в прошлом, будто прошлогодний дождь.
А вот у супруги Мэн на лице застыло холодное презрение. Губы тонкой полоской, брови — дугой.
— Посмотрим ещё, — усмехнулась она с ядом в голосе, — сумеете ли вы приручить этого хищника. Одно дело заманить, другое — удержать.
Да Сы метнул в её сторону предостерегающий взгляд, но наложница Янь и не подумала смутиться — напротив, её улыбка стала только шире:
— Люди приходят за тем, где им выгодно. И пусть кровь между нами обветшала, пусть он не зовёт меня матерью, — наш город способен дать ему то, чего не даст ни один другой. Ради будущего Чаоян он останется. А вы, супруга, что же — негодуете лишь потому, что ваш сын, увы, так и не дождался выхода на этот помост?
— Эти награды — кому они вообще нужны? — не выдержала супруга Мэн, раздражённо фыркнув. — Бросили кость, и радуйтесь?
В зале сразу повисло напряжение. Да Сы медленно обернулся к ней, и лицо его потемнело:
— В последнее время ты слишком своевольна. Возвращайся во свои покои и побудь в уединении… хотя бы полмесяца.
Супруга Мэн тут же побледнела, низко склонившись перед ним:
— Прошу, не гневайтесь, ваше величество. Я лишь беспокоюсь о Чаояне…
Но её страх был не только за город. Она знала — этот человек, воспитанный среди чужаков в Му Сине, вырос на суровых законах той земли. Он унаследовал не только лицо наложницы Янь, но и её беспощадную холодность. А вдруг однажды он повернётся к ним спиной? Как можно возложить будущее Чаоян на того, в чьей верности нет уверенности?
Да Сы, не сказав больше ни слова, резко отвернулся и, не глядя в её сторону, обратился к Цзи Боцзаю:
— Твоя новая резиденция ещё в процессе обустройства. Пока остановись в павильоне Фанхуачжу. Надеюсь, тебе там будет удобно.
Цзи Боцзай кивнул вежливо, но, словно случайно, бросил встревоженный взгляд:
— А гости из Му Сина… когда они смогут вернуться домой?
Улыбка, появившаяся на губах Да Сы, была вежливой, но скрытно насмешливой:
— Наш Чаоян нынче особенно прекрасен. Я нарочно попросил их остаться подольше, пусть отдохнут, насладятся местными видами. После дня рождения наложницы Янь мы их торжественно проводим — не раньше.
Он нарочно наблюдал за выражением лица Цзи Боцзая, когда произносил это, надеясь уловить хоть тень колебания. Но тот, как ни странно, почти не выказал эмоций. Разве что на миг смутился, словно пытаясь что-то прикинуть в уме, а затем просто сложил руки в вежливом поклоне и спокойно согласился.
Мин Ли не стал настаивать. Он понимал — Цзи Боцзай прежде принадлежал Му Сину. Внезапный переход под крыло Чаояна — не только политический поворот, но и личное потрясение. Появлялась неловкость перед прежними соратниками, особенно если все они жили под одной крышей. Поэтому он с видимым великодушием сказал:
— Фанхуачжу невелик. Сражение уже завершилось, потому скоро перенесём наставника Циня и остальных гостей в гостевой павильон.
И вот тогда, только тогда, в глазах Цзи Боцзая промелькнуло настоящее облегчение. Он не стал скрывать лёгкую радость, но после короткой паузы, словно вспомнив о чём-то важном, осторожно добавил:
— Одно только… Позвольте оставить при мне Мин И. Она хорошо знает здешние места, да и… мне привычно её общество.
«Близко знакомы?» — в головах присутствующих немедленно зазвенел тревожный колокольчик. Несколько придворных тут же нахмурились: что это за близость такая? Но, поразмыслив, они пришли к выводу — даже к лучшему. Пусть остаются рядом: легче будет следить, легче будет направлять.
Да Сы рассмеялся, будто, не заметив подспудного напряжения, и щедро кивнул:
— Хорошо. А ещё дарю тебе семь… нет, пусть будет восемь девушек. Все — лучшие из лучших.
