Да сы прищурился и медленно произнёс:
— Я дам тебе повозку на летающем звере и дозволю держать жезл полномочий. Независимо от метода, приведи Мин И обратно в Му Син.
— Чиновник повинуется, — без промедления ответил Сыту Лин.
Он собрал свои пожитки, прихватил с собой Фу Юэ, и вдвоём они поднялись на летящую повозку, направляясь в сторону Чаояна.
Спустя более года разлуки, всё, что Сыту Лин знал о сестре Мин, он черпал из слухов. Говорили, что Цзи Боцзай безмерно ею дорожит, что они неразлучны — сражались плечом к плечу, вместе взяли Чжуюэ, делили опасности и победы. Ходили даже упорные слухи: новой императрицей непременно станет Мин И.
Сыту Лин сидел в повозке, устремлённой сквозь клубящиеся над Цинъюнем облака, и лишь покачал головой, то ли с сожалением, то ли с тревогой.
Императору не свойственно иметь чувства. И его сестра Мин… по сей день, вероятно, даже не догадывается о всей правде.
…
Цзи Боцзай бережно смазывал лекарством свежую ссадину у неё на плечевом суставе, когда внезапно в груди у него сжалось, будто от дурного предчувствия. Он быстро перебинтовал рану, но не отстранился — наоборот, мягко прижал Мин И к себе, заключив в объятия, будто стремился заглушить ту необъяснимую тревогу теплом её тела.
Мин И приподняла брови, немного удивлённо: — Что такое?
Он тихо выдохнул, задержав дыхание, прежде чем ответить: — Ничего… Просто подумал, как же мне повезло — что ты рядом.
Помолчав, он добавил, глядя ей в глаза: — На пути к трону мне пришлось прибегать ко многим средствам… не всегда чистым. Но клянусь, тебя я больше никогда не стану втягивать в свои игры. Поэтому… что бы ни случилось дальше, дашь ли ты мне ещё один шанс?
Слова прозвучали с такой тяжестью, словно он исповедался в невиданном преступлении. Мин И усмехнулась, немного склонив голову набок: — Великий император, и вдруг такой робкий? Неужели умеет волноваться?
— Да, умеет, — просто ответил он, не отводя взгляда.
Позади оставались битвы, пролитая кровь, свергнутые враги. Впереди же — ещё не покорённый Му Син. И та история, которая так и не получила завершения. Всё ещё тянущаяся нить, которую нельзя было оборвать. Цзи Боцзай ощущал, как внутри сгущается неуверенность — и лишь сильнее сжал её ладонь, как будто в этом касании искал опору.
А Мин И… она просто чуть улыбнулась. Её сердце не забилось тревожно. Пока нет.
Мин И уже привыкла к тому, что каждый день Цзи Боцзай, словно втайне от самого себя, принимался в сотый раз выговаривать всё то, что, казалось бы, не требовало слов: что он любит её, что она — его единственная опора, что всё, что он делает, он делает ради неё. И пусть эти речи иной раз казались ей чуть наивными или излишне трепетными — она знала, что в них не было фальши.
Он действительно её любил. Какими бы тревожными ни были вести с фронта, как бы остро ни стояли вопросы власти или управления — он никогда не повышал голос при ней. И каждый раз, едва возвращаясь в покои, первым делом приказывал пополнить её личный сундук золотыми слитками и шелками. Каждую ночь он засыпал, прижавшись к ней, и стоило ей лишь немного пошевелиться, как он, всё ещё в полусне, крепче сжимал её в объятиях, бормоча тихо и тревожно: «Куда ты?..»
Мин И, не привыкшая с юности к такой заботе, к подобной безусловной любви, в сердце своём ощущала тёплую полноту. Она была довольна. Даже, пожалуй, счастлива.
Но в тот день Не Сю подошёл и шепнул Цзи Боцзаю что-то тихо и коротко. На мгновение на его лице проскользнула тень раздражения, почти незаметная, но она уловила её. И всё же, обернувшись к ней, он вновь был спокоен и мягок, его глаза улыбались.
— В другой раз сходим на улицу, ладно? — спросил он ласково. — Из Му Сина срочно пришли дела, нужно разобраться.
— Конечно, — с лёгкой улыбкой кивнула Мин И.
Она проводила его взглядом, следя, как он торопливо исчезает за поворотом, и лишь когда его силуэт окончательно растворился за красной аркой переднего зала, обернулась к тётушке Сюнь с живым блеском в глазах.
— Пойдёмте, — сказала она, весело поднимая подол платья, — сходим на улицу сами.
Тётушка Сюнь всполошилась, шагнула вперёд, преграждая путь:
— Как же так можно, вы ведь теперь…
На полуслове она запнулась.
Теперь… кто она теперь? Хозяйка Чаояна? Цзи Боцзай уже полмесяца как объявил себя императором, но о том, чтобы возвести Мин И в ранг императрицы, он до сих пор ни разу не заикнулся. А ведь в этом дворце с ней уже обращались как с законной супругой повелителя — и в почёте, и в уважении, но формально… у неё нет имени. Нет титула.
Мин И, заметив, как замялась тётушка Сюнь, только легко усмехнулась:
— Я ведь выхожу одна, без почётного эскорта. Никаких фанфар, никаких знаков — тихо вышла, тихо вернулась. И потом… в этом городе теперь нет никого, кто посмел бы причинить мне вред. Чего вам бояться, тётушка?
Тётушка Сюнь опустила взгляд, вытерла уголки глаз, будто от ветра, и пробормотала:
— Тогда… тогда я хотя бы пришлю с вами пару девочек. Так будет спокойнее.
— Хорошо, — кивнула Мин И с лёгкой улыбкой. — Подожду у ворот.
Она мягко хлопнула в ладоши, разворачиваясь, и, пока тётушка Сюнь торопливо удалялась, то и дело оборачиваясь с беспокойством, Мин И вдруг сорвалась с места и бегом кинулась к выходу.
Её юбка цвета туманного бамбука взлетела в воздухе, будто волна, подхваченная весенним ветром, и, смеясь, она исчезла за алыми вратами, не дожидаясь ни сопровождения, ни разрешения.
