Чжоу Цзыхун, полулёжа рядом, долго молча смотрел на неё. В свете лампы её лицо казалось особенно хрупким. Даже во сне она будто держала щит: мышцы плеч всё ещё чуть напряжены, меж бровей всё ещё таится тень.
Как так вышло, — думал он, — что такая девушка, с такой силой и гордостью, живёт с таким бременем? Даже во сне не отпускает страха…
Разве Цзи Боцзай, такой могущественный, когда-нибудь давал ей подлинное чувство безопасности?
В груди что-то глухо защемило. Он медленно поднял руку, хотел убрать выбившуюся прядь волос с её губ…
И вдруг — раздался крик снаружи:
— Господин! Госпожа! Снаружи — опять пожар!
Мин И почти мгновенно села, словно подброшенная пружиной — напряжённые нервы сжались в висках, от боли в голове потемнело в глазах.
Первым, кто отреагировал, был Чжоу Цзыхун. Он без слов протянул руки и мягко закрыл её уши своими ладонями.
Тепло его кожи, спокойное давление пальцев словно погасили боль — отгородили её не только от шума, но и от тревоги. Мин И непонимающе приоткрыла глаза и увидела, как Чжоу Цзыхун смотрит на неё спокойно и безмятежно, едва шевеля губами:
— Спите.
Спать? — она слабо качнула головой. — Там же пожар! Как тут спать?!
Но он уже лёгким движением прижал её обратно к подушке, подоткнул края одеяла и плотно укрыл. Голос его, когда он окликнул:
— Сы Ци.
Из-за ширмы вошёл его личный слуга, склонился в поклоне:
— Это был поджог. Виновные уже обезврежены, огонь потушен. Просим господина и госпожу вернуться ко сну.
— И того, кто орал громче всех, тоже заберите. Выясните, кто он и что за человек, — спокойно добавил Чжоу Цзыхун.
— Как прикажете.
Дверь отворилась, потом снова закрылась. В комнате воцарилась тишина, только ровное дыхание и тонкий аромат туши и древесины. Мин И моргнула, потом ещё раз, и, всё ещё полусонно, хрипловато пробормотала:
— Ты ведь… всего лишь учёный. Юань не владеешь. А надёжности в тебе больше, чем во всех прочих…
— Спите, — тихо сказал он, не отвечая на её слова. И продолжил осторожно массировать ей виски — мягко, размеренно, с чуть заметным нажимом, точно зная, где напряжение сильнее всего.
Тёплые подушечки пальцев, терпеливое прикосновение… Мин И вздохнула. Что-то внутри неё дрогнуло — не боль, но и не покой. Что-то похожее на понимание.
Вдруг ей стало совершенно ясно, что чувствовал Цзи Боцзай.
Мужчин в этом мире — тысячи. И у каждого есть своя прелесть: кто-то, красив, кто-то умен, кто-то умеет молчать в нужный момент, а кто-то — говорить то, что хочется слышать. И если у неё есть сила и возможность, что же ей мешает впустить в свою жизнь многих?
Зачем довольствоваться одним сердцем, если мир полон лиц, которые умеют любить по-разному?
Все они, конечно, когда-нибудь постареют. Иссохнут, погаснут, потеряют блеск во взгляде. Но тогда она просто найдёт других — таких же. Молодых, живых, похожих. И всё повторится.
Чувства не исчезают. Они просто меняют форму, облик, дыхание. Это — круговорот, а не утрата.
Да, неплохо. Даже очень неплохо, — подумала она и в душе — с лёгкой иронией — похлопала себя по плечу.
А потом, всё ещё прислонившись к плечу Чжоу Цзыхуна, с его ладонью на виске и ровным дыханием рядом, она вновь погрузилась в сон. На этот раз — глубокий, спокойный и, возможно, без снов.
Цзи Боцзай, накинув поверх халата тонкий плащ, сидел в тени внутреннего сада, играя в вэйци с Цинь Шанъу.
Цинь Шанъу, подавляя зевоту, укоризненно пробормотал:
— Такая поздняя ночь… тебе что, и впрямь не хочется спать?
— Видимо, днём отоспался… — отозвался Цзи Боцзай спокойно, даже не отрывая взгляда от доски.
Да тебе не хочется, но другим-то — хочется! — мысленно возмутился Цинь Шанъу. Он уже готов был встать и отправиться спать, но, взглянув на бледное, всё ещё не оправившееся лицо своего ученика, сжал губы. Сердце не дало.
— Ты теперь правитель шести городов, — тихо сказал он. — Всё в твоих руках. Чего бы ты ни пожелал — тебе принесут. Зачем же вот так изводить себя?
Чего бы ты ни пожелал… а что он мог пожелать? Женщин? Богатства?
Скучно. Пресно. Пусто.
Он уже очистил весь род Бо от виновных. Каждый, кто был причастен к падению семьи Бо, — уничтожен. Он даже установил их табличку в недавно отстроенном храме предков.
Он исполнил всё, что должен был исполнить. Закрыл все счета.
И всё равно — чувствовал лишь пустоту. Звенящую, глухую.
Даже известие о смерти великого да сы Му Сина не вызвало в нём ничего. Ни торжества, ни облегчения. Ни тени радости.
Он жил только ради мести. Его спасла семья Бо, и за одну спасённую жизнь он отдал всё, что мог отдать.
Но… что потом?
Когда всё исполнено, все враги павшие, все обеты исполнены — что остаётся?
Он поднял взгляд и посмотрел на север. До главного дворца Чаояна — всего десять ли. Звериная повозка домчит за время одной ароматической свечи. Пешком — полчаса. А если встать на летящий меч — и вовсе за полсвечи доберётся.
Так близко. И в то же время — непроходимо далеко.
Он не мог заставить себя сделать даже шаг в ту сторону.
В этот момент послышались быстрые шаги — во двор вбежал Не Сю. Он мельком взглянул на Цинь Шанъу, тот молча поднялся и отступил в сторону.
Цзи Боцзай напрягся, спина выпрямилась, губы плотно сомкнулись.
— Не удалось остановить? — тихо, но сжатым, напряжённым голосом спросил он.
