Сквозь клубящуюся белую мглу он видел сон.
Во сне он плыл в широкой и глубокой реке, полной злобных хищных пираний. Их было так много, и все они — с алыми глазами, с обнажёнными зубами — рвались к нему, истекая жаждой крови.
Единственным щитом ему служил плотный барьер из юаня, который он с трудом удерживал, обволакивая себя целиком, пока медленно, почти не ощущая прогресса, пытался подобраться к берегу.
Но, видимо, его сила была всё ещё слишком мала.
Барьер стремительно истончался, юань вытекала, словно вода сквозь решето. До берега оставалось ещё далеко, а щит уже лопался под напором — и первая рыба вцепилась зубами ему в руку.
Боль, резкая и настоящая, как будто не сон вовсе, полоснула от плеча до затылка, пробежала по позвоночнику, вонзилась в череп.
Он с яростью отшвырнул тварь, метнув её прочь, и снова, из последних сил, вызывал юань, вновь и вновь создавая новый щит.
Слишком слабо. Всё слишком слабо.
Потому что он — недостаточно силён.
Потому что он — не может позволить себе слабость.
…
Между тем во внешнем дворе царил настоящий хаос.
Мощная, почти ощутимая черная юань, принявшая облик тёмного дракона, с яростным рёвом кружила над главным двором. От неё исходил такой шквал убийственной энергии, что слуги и служанки в панике разбегались по углам, прикрывая головы, будто от урагана. Даже тётушку Сюнь и Не Сю охватила тревога — оба бегали туда-сюда, теряя самообладание:
— Где же лекарь Янь?! — выкрикнули они, чуть ли не в один голос.
Один из младших слуг, которого послали за лекарем, вернулся в слезах:
— Я ходил! Я спросил! Лекарь Янь сейчас у да сы в внутреннем дворе пульс слушает… Сказали, вернётся только через час…
Час?! Да к тому времени, глядишь, весь двор в пепел обратится.
— Что же теперь делать? — прошептала тётушка Сюнь, обернувшись в отчаянии.
Но, взглянув на Мин И, она внезапно замерла.
Та не выглядела испуганной. На её лице — не паника, не растерянность, а… глубокая, напряжённая сосредоточенность. Брови были чуть сведены, как будто она о чём-то серьёзно задумалась.
— Ваш господин… — вдруг тихо произнесла Мин И. — Он раньше… не был ли кем-то… над кем издевались?
Слова повисли в воздухе.
Не Сю и тётушка Сюнь одновременно обернулись к ней, и в их взгляде промелькнула странная смесь растерянности и подозрения.
— Откуда… у вас такие мысли, барышня?
Мин И сразу поняла, что сказала лишнее. Потупила взгляд, сдержанно пояснила:
— Я… когда-то сама жила во внутреннем дворе, училась танцам. Бывали времена, когда… бывало, что и били, и на коленях часами стояла. Потом, когда болела — тяжело болела — всё это возвращалось. Даже во сне… руки сами начинали метаться в воздухе, будто я всё ещё отбиваюсь.
Услышав её слова, оба — и Не Сю, и тётушка Сюнь — слегка растерялись. В её логике было что-то… слишком правдоподобное. Настолько, что их прежняя настороженность вдруг обернулась в смущение.
— Не знали… что с вами, барышня, были такие тяжёлые времена, — пробормотала тётушка Сюнь.
— Да, — кивнула Мин И с легкой, сдержанной улыбкой. — Я из бедной семьи. То, что мне довелось пройти через унижения — ничего удивительного. Но ваш господин… с его положением, с его силой… Почему же с ним так?
Она говорила не в укор, не с вызовом — скорее с искренним изумлением, шепча как бы себе самой.
Не Сю взглянул на неё внимательнее. И впервые увидел — не хитрость, не притворную мягкость, а неподдельную тревогу. Заботу. Сердечную боль за другого человека.
Он поколебался — и, после короткой паузы, всё-таки заговорил:
— До прошлого турнира Собрания Цинъюнь, господин жил в рабском квартале. С самых ранних лет. В десять лет надзиратель заметил у него признаки юань… И чтобы выслужиться перед да сы, заставил его изучать боевые искусства высшего уровня.
Не Сю говорил спокойно, но взгляд его потемнел.
— У господина был дар, но тело ещё детское, хрупкое, сил не хватало. А техника была тяжелая, сложная. Не успевал овладевать формами — избивали. За каждую ошибку, за каждую недоделанную главу боевого свитка.
Он замолчал.
— Возможно, — добавил спустя мгновение, — поэтому, когда он теряет сознание… тело само выпускает столько юань. Чтобы защититься. Инстинкт.
Мин И замерла.
В её глазах промелькнула дрожь. Цвет кожи стал на тон бледнее, словно ударила простуда — или что-то ледяное коснулось сердца.
Раньше, когда она слышала, что он вырос в рабском квартале, то думала — ну, наверняка было тяжело, бедно, униженно. Но не… так. Не с побоями за каждую неудачу. Не с издевательствами, когда у тебя только-только пробуждается сила.
Это что же такое?.. Узнали, что у ребёнка редкий дар — и вместо того, чтобы растить, оберегать, обучать… его били?
Мин И крепко прикусила ноготь, пару раз прошлась взад-вперёд, не замечая, как в её походке появилась резкость, а между бровей — раздражение, почти гнев.
— А раньше… когда с ним случалось такое — вы что делали? — резко спросила она.
Тётушка Сюнь тяжело вздохнула и покачала головой:
— Господин нам никогда не показывал себя в таком состоянии. Всегда исчезал — и возвращался уже здоровым. Где лечился, как — мы не знали. Только в этот раз… вы, барышня, впервые принесли его обратно.
Сам лечился?.. Мин И нахмурилась ещё сильнее.
Она знала, что процесс самовосстановления с помощью юань страшно истощает. Особенно в таком состоянии. Можно сжечь меридианы, надорвать мышцы, утратить часть силы… Это не просто больно — это опасно.
Он и к себе беспощаден.
— Принесите мне таз с горячей водой, — тихо, но твёрдо сказала она. — Я зайду к нему.
Тётушка Сюнь вскрикнула, испугавшись:
— Барышня, нет! Нельзя! Сейчас он без сознания, и если юань снова взбунтуется — она может задеть вас! Это слишком опасно!
— Я просто буду держаться подальше от потока, — махнула рукой Мин И. — Сейчас моя жизнь не такая уж и ценная. А вот он… Он несёт на себе слишком много. Если внезапно рухнет, и кто-то из чужих узнает — начнётся паника. Нельзя.
Не Сю и тётушка Сюнь переглянулись. Потом оба — снова на неё. Барышня Мин, та самая, что вечно прижимает монетки, торгуется за украшения, порой даже правила обходит… а сейчас — не дрогнула ни на миг.
Среди всех, кто приходил и уходил возле их господина — только она вот так, всерьёз, до конца.
Помолчав, Не Сю наконец махнул:
— Принести воды. Горячей.
Таз подали быстро. Мин И взялась — и чуть не выронила.
— Ай! Да что это за чаша такая, из чистого золота, что ли?
Проворчав, она вылила часть воды, чтобы стало полегче, и снова подняла — уже уверенно. Не раздумывая, направилась к двору, где юань всё ещё ходила волнами, а чёрная фигура дракона, сплетённая из энергии, клубилась над домом.
Дракон заметил её.
Он рявкнул, глухо и гневно, с хищным оскалом рванулся ей навстречу, щеря клыки — готовый остановить, не пустить.
Но Мин И даже не сбавила шага. Глянула сквозь него, как сквозь туман, и продолжала идти, всё ещё размышляя: Ну и тяжёлый же таз. Будто правда отлит из слитков…
Чёрный дракон взревел.
Его рёв сотряс воздух, и он резко взмыл вверх, опоясав небо вокруг двора несколькими широкими кругами. С каждым витком он будто становился мощнее, наполняясь гневом, молнией, бурей. А затем, как тень судьбы, обрушился вниз, направляясь прямо на Мин И.
Вокруг воцарилась паника. Слуги закричали, рванулись врассыпную. Даже тётушка Сюнь и Не Сю, несмотря на всё мужество, поспешно отступили, глядя на происходящее с ужасом.
А дракон, почуяв страх, ощутил себя победителем. Его рычание стало наглее, уверенное тело скользнуло по воздуху, и вот он уже перед Мин И, разверзая пасть и выпуская тёмное дыхание.
Но она — не шелохнулась.
В следующее мгновение рядом с ней, в лёгком вихре белой юань, возникла… кошка. Безмятежно белая, изящная. Она лениво села перед ней, поджав лапки, будто всё происходящее её ни капли не волновало.
Чёрный дракон метнулся к ней, угрожающе приблизившись.
Шлёп!
Кошка метнулась — не иначе как молния — и влепила ему хлёсткую пощёчину лапой прямо по пасти.
Дракон замер, потрясённый. Потом с яростью захрипел, фыркнул, поднял голову — и попытался укусить дерзкую тварь.
Шлёп! — вторая пощёчина, ещё резче.
Чёрный дракон: «……»
Он завис в воздухе, громада его тела задрожала от потрясения. Он не мог поверить — это что вообще такое? Белая кошка равнодушно смотрела ему в глаза. В её взгляде не было ни страха, ни злобы — только ленивое презрение.
Прошла целая долгая секунда, пока дракон, недоумённо фыркнув, смущённо отвёл взгляд… и потихоньку отодвинул хвост, уступая Мин И дорогу.
Мин И, по-прежнему бурча под нос о чёртовом тазу, будто отлитом из слитков меди, перешагнула порог дома, где находился Цзи Боцзай.
Белая кошка, идущая за ней, сделала пару грациозных шагов — и исчезла, распавшись в воздухе на лёгкое облачко юань.
Чёрный дракон над двором долго стоял в молчании. Потом, сделав вид, что ничего не было, резко рыкнул и метнулся пугать других слуг — будто так можно вернуть утерянное достоинство.
Мин И вошла внутрь — и на миг замерла.
Цзи Боцзай лежал как в омуте крови. От переизбытка юань он словно был выжат до последней капли. Кровь всё ещё сочилась из уголков рта, грудь едва заметно приподнималась в дыхании, а тело, несмотря на бессознательное состояние, оставалось напряжённым, будто он всё ещё воевал где-то — не здесь, не сейчас. На запястьях вздулись алые, болезненно пульсирующие меридианы.
Мин И подошла без суеты. Поставила таз сбоку, выжала из тряпки воду, спокойно и аккуратно раздвинула полы его одежды и приложила влажную ткань к области сердца.
Едва ощутимое тепло от мокрого полотна заставило тело Цзи Боцзая вздрогнуть. Он не очнулся, но пальцы слегка разжались, дыхание стало чуть ровнее.
Мин И села рядом. Молча следила, как тряпка остывает — и тут же меняла на свежую, будто ухаживала за больным уже много лет.
— Вы уже и так достаточно сильны, — негромко пробормотала она, словно сама себе. — В Цинъюне вряд ли найдётся кто-то, кто бы мог превзойти вас в бою. Так что не нужно так перенапрягаться.
Потом, немного подумав, добавила, всё тем же мягким голосом:
— На кухне тушат гусиную грудку. Когда проснётесь — съешьте хоть немного, хорошо?
— Юань — штука не из лёгких. Господин, поэкономнее бы с ней, — бормотала Мин И, меняя очередную тряпку. — Вот посмотрите, как-одежда-то заиграла, кровь прокрасила, будто так и надо. Изящный оттенок… В лавке такой точно не купишь.
Болтала, не умолкая ни на миг, голос у неё был лёгкий, будто бы не рядом с умирающим сидит, а готовит травяной чай.
В это время, в глубинах сознания, Цзи Боцзай всё ещё плыл сквозь тот жуткий сон. Река исчезла, хищные рыбы растворились… а вместо них появилась стая пчёл. Навязчиво гудящих, беспокойных. Они роились вокруг него, жалили слух, мешали отдышаться.
Гуд-гуд-гуд…
Он нахмурился — и с раздражением распахнул глаза.
В тот же миг чёрный дракон в небе словно вздрогнул, почувствовав движение в своей сути. С громким рёвом сорвался с высоты, резко спикировал — и, свернувшись кольцом, молнией влетел обратно в тело своего повелителя.
Мин И взвизгнула и подпрыгнула от неожиданности:
— Ай-яй-яй! Какая сила! Господин, да вы же чуть мне душу не вышибли!
