— Господин! — Не Сю, помогая хромающей тётушке Сюнь, шагал медленно, но, едва войдя в комнату и увидев происходящее, замер от ужаса. Тут же бросился вперёд, схватившись за руку Цзи Боцзая: — Господин, прошу вас, остановитесь!
— И ты теперь за неё заступаешься? — голос Цзи Боцзая был острым, как обнажённый клинок, и даже взглядом он, казалось, мог порезать.
Не Сю вздрогнул от этого голоса, рухнул на колени и торопливо заговорил:
— Смиренный не ведает, в чём виновата госпожа Мин… Но если бы не она, то ни я, ни тётушка Сюнь уже не были бы в живых.
Сказав это, он с силой ударился лбом об пол — раз, другой, третий. Гулкие удары эхом разнеслись по комнате.
Оковы юань на горле Мин И чуть ослабли, и она рухнула на пол, тяжело дыша, жадно хватая воздух, будто тонущая, вырвавшаяся на поверхность. За этим последовал приступ кашля — глубокого, надсадного, от которого её хрупкие плечи вздрагивали.
— Что ты имеешь в виду? — с прежней яростью спросил Цзи Боцзай, в голосе которого всё ещё звенело недоверие и гнев.
Мин И сидела, отвернувшись от него, кашляя в рукав. Ни слова не сказала. То ли не успевала перевести дыхание… то ли просто не хотела отвечать.
Не Сю поспешно заговорил:
— Когда начался пожар, я был на кухне — отваривал лекарственный сбор, а тётушка Сюнь присматривала за обедом для господина. Там и без того жара, огонь — всё пышет, и поначалу никто не обратил внимания. А когда поняли, что во дворе уже полыхает… было поздно. Спастись стало почти невозможно.
Он опустил голову, голос его задрожал:
— Тётушке Сюнь ногу переломало упавшей балкой, я сам был на износе… если бы не госпожа Мин, что вовремя прибежала… Когда балка у ворот обрушилась — она вытянула нас обоих. Иначе… где бы мы были?
Цзи Боцзай слушал молча, глядя на Мин И. Затем, прищурившись, произнёс:
— Разве ты не ушла в усадьбу Сыту Лина? С чего вдруг так удачно вернулась?
— В спешке вышла — забыла одну вещь. Пришла забрать, — холодно отозвалась Мин И, даже не повернув головы.
— И что же это было?
— Подарок для семьи. Немного вышитых салфеток и поясов.
Улыбка скользнула по губам Цзи Боцзая, но в ней не было ни тени теплоты.
— Удачный выбор, — проговорил он, словно в насмешку. — Шитьё точно уже сгорело дотла. Проверить больше нечего.
Цзи Боцзай презрительно усмехнулся, грубо развернул её за плечи, заставил смотреть ему в лицо, и сжал пальцами её подбородок:
— Все чудеса этого мира, похоже, случаются только с тобой. Как раз ты выходишь — и в усадьбе вспыхивает пожар. Как раз они оказываются в смертельной ловушке — и именно ты приходишь спасать. Как раз ты и Эрши Ци отправляетесь в Цинвуюань — и именно там вспыхивает огонь. И каждый раз ты рядом.
Он склонился ближе, голос стал хриплым:
— До тебя, кроме меня самого, никто живым не выходил из Цинвуюаня. Так скажи, как мне поверить, что поджигатель — не ты?
Мин И вздохнула и, слегка покачав головой, спокойно ответила:
— Господин, ну подумайте. Самый простой вопрос: зачем мне сжигать ваш дом? Какой в этом толк?
Цзи Боцзай прищурился, взгляд его стал ещё тяжелее, тень легла на лицо:
— Разве не ясно? Чтобы лишить меня жизни.
Он запнулся на миг. Ведь если бы не тревожный сон, в котором ему привиделось пламя в Цинвуюане, если бы не проснулся он в холодном поту и не пошёл проверить… всё могло бы закончиться иначе. И она бы действительно добилась своего.
— Ваша жизнь, — медленно произнесла Мин И, опустив глаза, — может быть ценной для Му Сина. Может быть, и для других городов. Но для меня… нет ничего дороже собственной.
Она подняла взгляд и добавила просто, почти с ленивой откровенностью:
— Я не из тех, кто пускается в дело, не зная, что получит в итоге. В убыточную сделку я бы не ввязалась.
Цзи Боцзай холодно усмехнулся. Она всегда умела найти нужные слова, ловко всё оборачивать в свою пользу. Но на этот раз — нет. Больше он не поверит. И не смягчится.
Нельзя спать на одной подушке с тем, кто, быть может, каждую ночь мечтает тебя убить. Какая бы ни была красавица — жизнь дороже.
— Отведите её в усадьбу Сыту Лина, — бросил он через плечо. — Сыту Лин сам сказал, что даст ей кров. Что ж, пусть и держит слово. Возвращаться ей сюда больше не стоит.
— Господин?! — тётушка Сюнь с удивлением вскрикнула, глаза округлились.
Но Цзи Боцзай лишь поднял руку, останавливая возражения:
— То, что я не отрубил ей голову, — это уже уважение к лицу Да сы.
Мин И кивнула, спокойно поднялась с места:
— За эти дни благодарю господина за всё. Но прошу об одном — отдайте мне Эрши Ци. Позвольте забрать его с собой.
Цзи Боцзай скривился:
— Заберёшь — и расскажешь, что видела в моём доме? Чтобы я потом опять оказался среди пылающих стен?
Он пристально посмотрел на неё, в голосе звучала колкая насмешка:
— Раз уж ты так за него цепляешься, я оставлю его здесь. И если ты будешь держать язык за зубами — обещаю: с ним ничего не случится. Ни одного волоса не упадёт. Нарушишь — и он первым сгорит дотла.
Фениксовый прищур глаз, резкий блеск во взгляде — и в лице Мин И, наконец, проступила злость:
— Если бы я действительно хотела что-то рассказать… думаете, вы бы сейчас спокойно сидели здесь?
Одного дела с ваном Пином хватило бы, чтобы потащить его в судебное управление и заставить там ответить за всё.
— Если бы ты хоть что-то проболтала, он бы уже давно не лежал в загородном дворе, — отрезал Цзи Боцзай, и смахнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху. — Я не привык торговаться.
Мин И стиснула зубы.
Если бы знала, что всё обернётся так… тогда уж следовало бы всадить ему три удара прямо в лоб — посмотрела бы, как он после этого станет холодно её поучать.
— В таком случае — прощайте, — бросила она, резко разворачиваясь.
— Я и не провожаю, — отрезал он, не подняв головы.
Не Сю и тётушка Сюнь стояли в стороне, сердце их сжималось от тревоги, но — что могли сказать? Это дело самого господина, а слугам не положено вмешиваться. Потому Не Сю лишь робко пробормотал:
— Госпожа Мин… сегодня спасла немало людей…
— Ага, — губы Цзи Боцзая побелели от ярости. — На людях — добрая спасительница. А за спиной — готовит мне смертный приговор. Прекрасная дама, нечего сказать.
После этих слов Не Сю больше не осмелился раскрыть рта.
В столь щекотливый момент покушение на Цзи Боцзая вызвало бурю — все взгляды тут же обратились к посланцам трёх верхних городов. А когда всплыло, что Бо Юанькуй ещё и ворвался во внутренний двор и ранил Да сы — весь Му Син взорвался негодованием.
— Что же это такое?! — кричали в толпе. — Неужели нижние города созданы только для того, чтобы нас вот так топтали? Бьют, калечат, убивают — и всё это лучшие бойцы Му Сина страдают!
— То же, что и с семьёй Мин, — вторил кто-то. — Боятся проиграть. А лучший способ не проиграть — не допустить нас до поединка вовсе!
— Подлость! Позор! Беззастенчивая трусость!
— Вон из Му Сина! Прочь, чужаки!
Когда Шэ Тяньлинь добрался до усадьбы Сыту Лина, его защитный барьер едва не пробило тухлой капустой и гнилым луком, которые в гневе швыряли с улицы.
Войдя в дом и наконец сев, он отряхивал одежду и бурчал:
— Что вообще тут творится, а? Какой кошмар.
Сыту Лин, как всегда, сохранял изящество. Он неспешно налил чай, подал чашку с вежливой улыбкой:
— Наставник Шэ, боюсь, с господина Сань вам придётся взыскать за новую одежду.
Шэ Тяньлинь, принимая чашку, удивлённо вскинул бровь:
— С него? А он-то тут при чём?
— Вчера, когда сестрица Мин возвращалась в усадьбу Цзи, — начал Сыту Лин, спокойно потягивая чай, — она сказала мне: если через полчаса не вернусь — возьми людей и проверь, что там. Я так и сделал. И знаете, кого я там встретил?
Он прищурился, словно вспоминая вкус какой-то особенно острой пряности.
— Повозку господина Сань.
В тот день на улицах было людно — зеваки столпились так плотно, что дорога сузилась до щели. Повозке Сыту Лина пришлось буквально протискиваться сквозь толпу, и только спустя полчаса он достиг перекрёстка улицы Эрцзю. И именно там, в самой её глубине, у чайного дома… он увидел, как оттуда выходит звериная повозка Сань Эра.
— С такого расстояния, — спокойно рассуждал Сыту Лин, — либо он оказался там ещё до пожара…, либо его повозка должна была застрять, как моя. А она, как видите, прошла. А это значит…
Он поставил чашку, голос стал серьёзнее:
— …что никто, кроме убийцы, не будет заранее ждать на месте преступления.
Шэ Тяньлинь почесал подбородок, нахмурился:
— Но какой ему смысл? В этом году Чаоян лишился главного бойца — из-за внезапной гибели Мин Сяня. Замены не нашли. А среди посланцев верхних городов есть не только Цзи Боцзай — есть и Бо Юанькуй. К чему Саню было бы устраивать покушение?
— Кто ж его знает, — вздохнул Сыту Лин. — Но, если смотреть только на факты — подозрения больше всего падают именно на него. С Бо Юанькуем и Да сы ещё толком не разобрались, как тут же вспыхивает новая заварушка… Что сказать, невезучий год выдался у Му Сина.
Шэ Тяньлинь, впрочем, был совершенно равнодушен к удачам или бедам чужого города. Он прибыл сюда по одной-единственной причине — увидеть Мин И.
— А она где? — спросил он.
Сыту Лин кивнул в сторону внутреннего двора:
— Обожгла себе руку, только что наложили мазь. Проспала уже часа два.
— Цзи Боцзай… ну и мерзавец, — раздражённо выдохнул Шэ Тяньлинь. — В его доме чуть людей в дым не задавило, а он — раз! — и выгнал Мин И, как будто всё это её рук дело. Кто не знает, ещё подумает, что она и подожгла.
Он покачал головой, скрипнув зубами.
— И вообще, чего она в нём нашла, в этом ледяном змее?
— Вот и я думаю, — глубоко вздохнул Сыту Лин. — Цзи Боцзай — человек тёмный, коварный, да и характер тот ещё. Не то что я — чистый, наивный, добрый и искренний.
Шэ Тяньлинь: …?
На мгновение он замер, затем прищурился с недоверием.
Тот самый «наивный и чистый», что на приёме послов ухитрился обмануть меня и умыкнуть калейдоскоп? И теперь сидит тут, цветы на чайной крышке любуется, как ни в чём не бывало?