Сыту Лин резко чихнул — громко, сердито, как будто весь недовольный миром.
Высунувшись вперёд, он успел заметить, как повозка Цзи Боцзая, поднимая клубы пыли, величаво катится мимо. Сыту Лин поморщился и проворчал себе под нос:
— Сбоку припёку… Наверняка ругается на меня.
— Кто? — донёсся из повозки голос Мин И, уже устроившейся внутри, не удостоив внешнего мира и взглядом.
— Никто… Один злопамятный человек, — усмехнулся он и, следом за ней, тоже поднялся в повозку. Увидев, что Мин И отвлеклась на внутреннюю тренировку, снова занялась культивацией, не удержался от упрёка:
— Отсюда до лавки Чжантай всего-то на три фитиля благовоний пути, зачем так изматывать себя?
Путь недалёкий, времени — с гулькин нос, а культивация отнимает много сил и сосредоточения. Что можно успеть за такую малость?
Мин И же не отрывалась, её голос был спокоен, как будто она давала очевидный ответ:
— Я привыкла. Раньше и за едой, и во сне я не прекращала культивации. Для меня это стало чем-то вроде дыхания.
Прежде ей приходилось прятаться, не смея практиковаться открыто — чтобы не попасться на глаза Цзи Боцзаю. Да и разрушенные меридианы долго не позволяли ей продвигаться. Но теперь, когда она свободна, когда никто не властен над ней — она вновь нашла способ использовать даже эти израненные, словно сито, каналы. И потому — будет заниматься, будет совершенствоваться. Пока есть дыхание.
Сыту Лин, нахмурившись, слушал её признания с плохо скрываемым удивлением:
— Значит, когда вы были боевым культиватором, всё было настолько тяжело?
— Дело не в том, что я была боевым культиватором, — с лёгкой усмешкой возразила Мин И. — С пяти лет я уже жила так.
— У меня с рождения меридианы были ярко-красного цвета, полные сил — наглядное проявление выдающегося дара. С такой одарённостью — кто бы мне позволил просто отдыхать?
Некоторые, бывало, и до пятнадцати лет жили свободно, пока меридианы не пробуждались, и только тогда вступали на путь. Им выпадало хоть немного воли, хоть несколько лет своей жизни. А для таких, как она — как Мин Сянь, — у кого едва ли не с колыбели меридианы светились алым, даже младенчество без тренировок считалось милостью.
Сыту Лин задумался. Пожалуй, быть не владеющим юань не так уж и плохо. Во всяком случае, ты принадлежишь сам себе.
В городе всё ещё принимали иностранных послов, потому улицы были оживлённы, особенно у лавок с подарками — таких, что полагается дарить достойным людям: резные шкатулки, редкие благовония, шёлка, украшения. Торговля шла на диво бойко.
Когда Мин И сошла с повозки, хозяйка лавки — та самая Чжантай — с широкой улыбкой вручала завёрнутую в парчу коробку очередному клиенту.
— И`эр! — воскликнула Чжантай, завидев её. Глаза у неё вспыхнули, словно два фонарика, и, поспешно распрощавшись с покупателем, она буквально бросилась навстречу. Схватила Мин И за руки и принялась рассматривать её со всех сторон: — Ты в порядке? Скажи, ты точно цела?
Мин И игриво повернулась вокруг своей оси, улыбаясь:
— В полном порядке, смотри сама.
— Я уж думала, у меня сердце остановится, — пробормотала Чжантай, с трудом сдерживая слёзы, что уже показались на ресницах. Быстро обернувшись, велела управляющему закрыть двери лавки, а потом, взяв Мин И за руку, повела её в задний двор. — В городе столько слухов ходит… Я не знала, как ты вообще там выживаешь.
Слухи? — Мин И приподняла бровь.
С того самого дня, как в поместье Цзи вспыхнул пожар, она всё время жила в поместье Сыту, и о том, что творилось за его стенами, почти не слышала.
— Говорят, ты стала боевым культиватором цзиньчай-дучжэ… Потом шептались, будто ты сама подожгла поместье Цзи. И ещё — что тебя бросил сам господин Цзи, — Чжантай всё больше хмурилась, перечисляя. — Кто только такое выдумывает?
Мин И хмыкнула, с трудом скрывая иронию:
— Ну, если не считать второй слух, остальное… вроде бы правда.
Чжантай замерла на месте. В голове у неё до сих пор стояло то утро в поместье Цзи, как бережно и нежно относился к Мин И Цзи Боцзай, с каким вниманием к ней относился. И теперь — всего через несколько месяцев — «бросил»?
Как такое вообще возможно?..
Мин И — такая хорошая девушка. Красива, как весенний цветок, умна, добра душой… Как же так, что и такую могли бросить?
Чжантай невольно подумала: дело, выходит, не в женщинах. Проблема — в них, в этих благородных господах.
Она и сама не заметила, как в её взгляде от изумления проступила печаль, а за ней — гнев. Хотела что-то сказать, как-то утешить, но вышло лишь растерянное молчание. Мин И, уловив это, поспешно улыбнулась и отмахнулась:
— Я не переживаю. Правда. Ты не беспокойся.
Чжантай тут же сглотнула набежавшие слёзы, сжала ладони подруги:
— Верно! Чего нам хандрить! Если вдруг тебе негде будет жить — приходи ко мне. Я с Чжан Лю уже умеем зарабатывать, так что на улице тебя не оставим.
Сердце у Мин И дрогнуло от тепла, она кивнула с улыбкой. А затем добавила:
— Пока у меня есть где остановиться, к тебе не пойду. Но вот с покупками, боюсь, придётся тебя потревожить.
— Ну, тогда ты обратилась по адресу! — Чжантай тут же расправила плечи, гордо вскинув голову. — Я теперь на этом рынке как своя — что ни куплю, всё по хорошей цене.
Когда-то она, утончённая барышня, и слышать не хотела о торговле, считая её ниже своего достоинства. А теперь — глаза светятся, голос звенит. Говоря о делах, будто оживает вся.
Мин И нравилась эта новая Чжантай куда больше той, что была раньше. Та — затворница в глубине внутреннего двора, тонкая, хрупкая, с тревожными глазами. А эта — хоть животик уже округлился, хоть ноги немного отекли, но в ней чувствовалась бодрость, живость, внутренняя сила. Теперь она дышала полной грудью.
Мин И протянула ей листок с перечнем — сплошь простые материалы для создания артефактов: ничего редкого или дорогого, но объёмы были внушительные. А потому вслед за списком она передала и золотой слиток — тот, что достался ей от Шэ Тяньлиня.
Чжантай и бровью не повела, просто кивнула:
— Как только всё куплю — сразу доставлю. Только скажи… куда именно?
— В особняк Цзин, рядом с поместьем Сыту, — Мин И протянула ей карту. — Вот, иди по этому пути.
Жить в поместье Сыту, конечно, удобно — и безопасно, и расходы почти никакие. Но Мин И ощущала там себя всё же гостьей, а не хозяйкой своей жизни. Раньше Цзи Боцзай оставил ей немало золота — она долго не решалась прикасаться к нему. Но когда узнала, что особняк по соседству срочно продаётся и цена разумная, решилась.
Так у неё появилось собственное место, и пусть маленькое, пусть скромное, но — рядом с поместьем Сыту и, главное, своё. Там она могла заново начать — и ковать артефакты, и строить судьбу.
Мин И давно уже решила: если хочет стоять на своих ногах, нужны деньги. Тех запасов, что у неё были, хватит ненадолго — золото имеет свойство таять. Но теперь у неё был титул боевого культиватора цзиньчай-дучжэ, пожалованный лично Да Сы, а вместе с ним — знания и навыки по созданию артефактов, что передал ей наставник Шэ. И если она не будет этим пользоваться — разве это не пустая трата дара?
— Кстати, ты как раз вовремя, — сказала Чжантай, приподняв занавесь, ведущий в задний двор. — Пойдём, покажу тебе старшую сестру и Минь`эра.
Как только Мин И вошла, первое, что она увидела — это Чжан Лю, сидящую за пяльцами.
Когда-то наложница вана Пина, вся в шёлках, драгоценностях и благоухающих мазях… теперь — в простом платье, в тени мастерской, склонившаяся над вышивкой. Но в её лице не было ни следа скорби — наоборот, в ней чувствовалось спокойствие, свободное дыхание, которого прежде в задворках великого дома ей не ведали.
— Благодетельница пришла, — подняв голову, с улыбкой сказала Чжан Лю, не прекращая своей работы. — Прошу прощения, я должна закончить эту вышивку к сроку.
— Конечно, работайте, — Мин И присела рядом и, глянув на тонкую, изящную строчку, с восхищением всплеснула ладонями: — Не удивительно, что у вашей лавки столько покупателей. Такая вышивка — истинное искусство.
— Благодетельница меня перехваливает, — мягко ответила Чжан Лю и с улыбкой взглянула на Минь`эра, весело бегающего по двору. Помолчала, потом, будто преодолев сомнение, тихо добавила: — Но даже с нашими умениями… я всё же не уверена, что сможем как следует воспитать его.
Минь`эр бегал по двору с пёстрой бумажной вертушкой в руках, смеясь беззаботно, как только умеют дети. Ветер подхватывал его смех, и казалось — счастье живёт здесь, в этих лёгких шагах и детском визге.
Но в голосе Чжан Лю прозвучала та самая дрожащая нота, которую не скроешь — беспокойство матери. И Мин И это уловила.
Она тихо подозвала:
— Минь`эр, подойди-ка ко мне.
Мальчик послушно остановился и шагнул вперёд. Его тёмно-карие глаза, с редким оттенком ореха, уставились на неё широко раскрытыми, неподвижными, с чистым доверием.
Мин И вдруг заметила — на его запястье была обмотана полоска белой ткани. Сердце в груди у неё невольно сжалось. Она протянула руку и осторожно начала разматывать бинт.
Слой за слоем — и вот наконец ткань соскользнула, обнажая кожу. По ней тянулась прозрачная, но едва заметно алеватая линия меридиана, словно тонкий ручеёк живой силы пробивался сквозь плоть.
Мин И сразу посерьёзнела, глаза сузились:
— Когда начали проявляться?
— Только позавчера утром, — с тихим вздохом ответила Чжан Лю. — Я-то думала, что у него нет юань. Мы с его отцом оба были с самыми заурядными меридианами… Кто бы мог подумать, что он…
Она не закончила, но мысль была ясна.
В чужом доме такое открытие стало бы радостью, даром судьбы. Но для Чжан Миня, с его происхождением, с его прошлым, — это могло быть не благословением, а бедой. Чжан Лю не мечтала о великих свершениях для сына. Она лишь хотела, чтобы он вырос — спокойно, безопасно, под ясным небом и в собственном ритме. Без меча и крови.
Мин И помолчала, обдумывая всё.
— А по мне — это даже к лучшему, — наконец сказала она. — У него будет шанс защитить себя. А может, когда подрастёт — и тебя защитить. Но пока он слишком мал. Не спеши с обучением. Лучше подрастёт лет до десяти, а там… отправишь его в Чаоян, к Шэ Тяньлиню. Он — учитель, что умеет ценить талант. И сможет научить Минь`эра так, как никто другой.
В глазах Чжан Лю зажёгся луч надежды.
— А… ты сможешь отвести его туда? — спросила она осторожно. — Лет через шесть-семь… Ты бы смогла?
Мин И опустила взгляд. Улыбнулась — горько, еле заметно.
Она боялась, что до того времени не доживёт.
