В то же время, хотя здоровье Сун Ичуня заметно пошло на поправку, настроение его оставалось тяжёлым. Он по-прежнему лежал в комнате, избегая общения и продолжая болеть — теперь уже больше сердцем, чем телом.
Потому никто из слуг в павильоне Сисян не осмелился рассказывать ему про сватовство. А вот Сун Мо, вернувшийся с дежурства из управления городской стражи, напротив — вошёл в покои, как только мог, и первым делом спросил:
— Ну, как дела со сватовством? Всё идёт гладко?
— Всё очень хорошо, — с удовольствием отозвалась Доу Чжао, и её голос был нежен и ярок, как солнечный свет, — Госпожа Чжао — разумная, доброжелательная женщина. Сказала, что после свадьбы Сусин будет жить в столице с Лянби. Я собираюсь купить для них небольшой домик — три двора, три комнаты в каждом, чтобы был уют и простор.
Она помолчала, и, опустив глаза, добавила:
— И для Сулань, и для Ганьлу, и для Сужуань я тоже куплю по дому.
В прошлой жизни Ганьлу и Сужуань прошли с ней через слишком много горя. Теперь, когда всё можно изменить, она хотела лишь одного — чтобы у них была своя жизнь. Своя, тихая, счастливая.
Сун Мо, глядя на неё, улыбнулся:
— Ты у меня щедрая. Только ты ведь всех своих старших служанок по домам выдашь… а кто у тебя останется?
Он полушутя, но с теплотой произнёс:
— Учить новых — не день и не два. А чтобы ещё и научились по лицу твоё настроение читать — так это вообще редкость.
— Ничего, — вздохнула Доу Чжао. — Потихоньку. Всё равно у Ганьлу и Сужуань пока даже намёка на сватовство нет…
Она устало опустилась на большой мягкий валик, прислонясь к нему всем телом. Веки чуть дрогнули.
Сун Мо, нахмурившись, склонился ближе и бережно коснулся её лба:
— Случилось что-то? — голос у него был тёплый, заботливый. — Ты выглядишь… немного бледной.
Доу Чжао машинально провела пальцами по щеке.
— Может, потому что не выспалась, — пробормотала. Но, вслушавшись в собственные слова, вдруг и сама ощутила: да, действительно… будто всё тело налито усталостью.
Говорят, всё — от сердца. Только заподозрила, что, возможно, ждёт ребёнка — и сразу тошнота, головокружение, усталость… А в прошлой жизни почему-то такого не было.
Она невольно прикусила губу и спросила:
— Не пора ли звать девочек, чтобы подали обед?
— Хорошо, — кивнул Сун Мо, но взгляда от неё не отвёл. В голосе его теперь звучала не просто мягкость, но тревога. — Поешь — и отдохни немного. Императрица велела мне прийти во дворец, но я постараюсь вернуться пораньше.
При этих словах Доу Чжао резко распрямилась:
— Императрица? Зачем она тебя зовёт?
Она всё ещё помнила: как та некогда намекала, чтобы Сун Мо отправился в путь с поручением ко двору принца Ляо. И тревога в ней тут же вспыхнула, будто ветер подул в потухший костёр.
— Пока не ясно, — спокойно отозвался он. В нём всегда была сдержанность: если не уверен — не говорит.
Но Доу Чжао вдруг сжала его рукав.
— Если это из-за того, чтобы ты ехал к принцу Ляо… — она запнулась, — …не соглашайся. Я… мне нехорошо. Не уезжай…
Сун Мо вздрогнул. Посмотрел на неё. Удивление мелькнуло в его глазах, сменилось теплом.
А Доу Чжао осознала, что только что… капризно, почти по-детски, запретила ему ехать. Как женщина, которая не хочет расставаться. Как жена, которой хочется быть рядом. Сказала — не уезжай.
Лицо у неё моментально вспыхнуло жаром.
Сун Мо, глядя на её вспыхнувшее лицо и упрямо сжатые губы, лишь тихо усмехнулся. Его голос прозвучал мягко, но с особенной теплотой:
— Хорошо. Не поеду. Останусь с тобой.
В двух жизнях она никогда раньше так не просила, не умоляла — тем более не шептала с лёгким капризом: Останься со мной. И от того, что он согласился сразу, без колебаний, тело её будто обдало горячим паром.
Она очень хотела объяснить: мол, не потому просит остаться, что тоскует по его обществу, а потому что боится. Боится его сближения с императрицей, с принцем Ляо. Ведь она слишком хорошо помнила, как тот в прошлой жизни медленно, изощрённо затягивал Сун Мо в свою паутину. Она не забыла — ни на миг.
Но когда слова подступили к губам, она вдруг поняла: стоит сказать это сейчас — и всё испортит. Как будто погасит свет, которым были залиты их минуты. И она молча проглотила эти слова.
Сун Мо, заметив, как до самых ушей покраснели её ушки, как она вдруг потупилась, понял: здесь нужна деликатность. Какая бы решительная и уверенная ни была Доу Чжао, всё же она — женщина. А если он вдруг скажет что-то не так, если не поймёт вовремя — между ними вновь появится тонкая, почти незаметная, но холодная стена. А он не хотел этого.
Поэтому он нарочно сделал вид, будто ничего не заметил, и, поднявшись, громко позвал:
— Подавайте обед!
Доу Чжао незаметно выдохнула. Облегчение отразилось в её глазах.
Служанки внесли низкий столик с подносами, зажгли жаровню.
И тут, как вихрь, вбежала Ганьлу. Запыхавшись, склонилась:
— Госпожа!..
Подняв глаза и увидев Сун Мо, она тут же застыла, и, вспыхнув, села в почтительном поклоне:
— Господин наследник…
Доу Чжао насторожилась:
— Что случилось?
Ганьлу, глотая слова, выпалила:
— Сусин … на полпути к поместью в Дасине на них напали разбойники! Хорошо, что рядом были охранники госпожи и… и чиновник из Цзинъи — господин Чэнь, он тоже оказался там. Благодаря ему всё обошлось…
Её голос дрогнул.
Сун Мо и Доу Чжао мгновенно изменились в лице.
Сусин ехала в его повозке, с её телохранителями.
Сун Мо побледнел. Его голос был как сталь:
— Где она?
— В заднем крыле, — торопливо ответила Ганьлу. — Помогает кормилицам перевязывать Жотун и Жожу — они ранены.
Жотун и Жожу были вторыми служанками из покоев Доу Чжао. Сусин давно приметила в них рассудительность и надёжность, потому в последнее время не просто брала их с собой — обучала, наставляла, наблюдала, как они глядят, как слушают, как реагируют. Поездка в Дасин должна была стать для девушек возможностью — впервые посмотреть на дела со стороны, набраться опыта. Но всё обернулось иначе.
С сосредоточенными, тяжёлыми лицами Доу Чжао и Сун Мо вошли в заднее крыло, где устроили раненых.
Одна из девушек — с перевязанной головой, лицо белое, губы выцветшие. Другая — с рукой, зафиксированной на перевязи, лежала, стараясь не пошевелиться. В их глазах ещё дрожал неосознанный до конца страх.
Увидев госпожу, обе попытались приподняться.
— Лежите, — негромко, но твёрдо остановила их Доу Чжао.
Она перевела взгляд на Сусин. Та стояла рядом, прямая, с потемневшим взглядом. В голосе — сдержанная жёсткость:
— Что произошло?
Сусин глубоко вдохнула. Голос её был ровным, но в нём пряталось напряжение:
— Я и сама не до конца понимаю. Всё шло спокойно. Мы покинули город без помех. Когда оставалось меньше пятидесяти ли до поместья в Дасине, лошади вдруг взвились и понеслись. Повозка перевернулась. Мы вывалились на обочину.
— Чжоу и Хуан бросились смотреть упряжь. И тут — из леса выскочили люди. В чёрном. С закрытыми лицами. Ни слова — только мечи.
— Действовали слаженно, быстро. Били тяжело, без предупреждений. Я сразу поняла — это не разбойники. Это была спланированная атака.
Она сжала пальцы:
— Чжоу, Хуан и ещё двое получили ранения. Мы держались как могли… И тут из-за поворота появился господин Чэнь. Чэнь Цзя, из Управления тайной стражи. Он вмешался, отбил нападение, двоих захватили. После этого он сопроводил нас обратно в город, сам вызвал лекарей. Всем оказали помощь.
Сусин замолчала, и её взгляд — острый, ясный — пересёкся с глазами Доу Чжао.
Той не нужно было слов.
Это не совпадение.
Чэнь Цзя появился слишком вовремя.
Доу Чжао оставалась внешне спокойна. Склонясь над Жотун и Жожу, она тихо сказала им несколько ободряющих слов, затем выпрямилась и коротко кивнула:
— Отдыхайте. Мы во всём разберёмся.
Сусин молча последовала за ней.
На пороге стоял Сун Мо. Доу Чжао лишь взглянула на него — молча, выразительно. Этого взгляда было достаточно.
Он понял.
Трое, не обменявшись ни словом, направились в кабинет.
Разговор предстоял серьёзный. Без свидетелей.
Спасибо большое за перевод ❤️
Спасибо!!!