Услышав это, у Доу Чжао внутри что-то болезненно дрогнуло.
Этой «двоюродной сестре» Ли Ляна должно быть, как минимум двадцать семь–двадцать восемь лет. Десять лет назад ей было не больше десятка — слишком мала, чтобы иметь хоть какое-то отношение к семье Сунов. Но её дочь… она ведь ровесница Сун Ханя…
В памяти всплыло то, что Сун Мо вскользь упоминал в прошлом воплощении — о своей «сестре».
И эта «сестра» … откуда же она тогда взялась?
Разве стоило ради неё устраивать тайное жертвоприношение с почестями и церемонией?
Сердце Доу Чжао сжалось, как от укуса незрелой сливы, облитой солёным рассолом. Горько-кислое чувство заполнило грудь.
Она негромко обратилась к Чэнь Цзя:
— Одно дело не стоит поручать двум людям. Прошу, господин Чэнь, помогите мне выяснить всё об этой «двоюродной сестре» Ли Ляна.
Чэнь Цзя с улыбкой ответил:
— Разумеется, как прикажете.
Доу Чжао вежливо поблагодарила его, сказала пару учтивых фраз вроде «вы столько потрудились» и поднесла ему чашку чая.
Когда Чэнь Цзя вышел из дома гуна Ин, он с облегчением выдохнул — долгим, освобождающим выдохом.
Узнав, что между семьями Ли и Сун прежде была какая-то связь, Чэнь Цзя долго размышлял, прежде чем решиться лично прийти с докладом к Доу Чжао.
В тот момент, когда он переступал порог поместья гуна Ин, в сердце его промелькнула тревожная мысль: «А вдруг войду — и не выйду отсюда живым?»
Но теперь, оглядываясь назад, он понимал — госпожа Доу поистине женщина великой души, ничуть не уступающая мужчинам. Помогать ей — не в тягость, а в радость.
Не возвращаясь домой, Чэнь Цзя направился прямиком в управление Чжэньфу при страже Цзинъи.
А в это время Доу Чжао уже мысленно переключилась на семейство Цзян и на тех двоюродных сестриц, что скоро должны были прибыть с невестой.
Глава дома гуна Дин хоть и не отличался особой проницательностью в придворных делах, людей видеть умел. После падения семьи Цзян ни одна из уже обручённых девушек не лишилась своего брачного союза. А из тех, что всё ещё не были обручены, кроме прибывающих сейчас Тринадцатой и Четырнадцатой сестриц, оставались ещё Пятнадцатая, Шестнадцатая и Семнадцатая.
Двенадцатой двоюродной сестрице, по имени Личжу, в этом году исполнилось семнадцать — она была младше Сун Мо всего на несколько месяцев. Тринадцатая сестрица звалась Сесю, ей было шестнадцать, а Четырнадцатая — Сеин, пятнадцать лет. Остальные двоюродные сестрицы были младше Сун Мо лет на десять, а то и больше. Когда на семейство Цзян обрушилось несчастье, они были ещё младенцами и только-только начинали лепетать — потому Доу Чжао не стала расспрашивать о них подробно.
Так что, когда она наконец встретилась с Четвёртой госпожой Цзян, её взгляд невольно скользнул по лицам трёх приехавших девушек.
У всех трёх — безупречно белая кожа и средний рост. Личжу — нежная, мягкая, словно изысканная фарфоровая статуэтка; Сесю — с живым, смелым взглядом, в ней чувствовалась порода и внутренняя сила; а Сеин — кроткая и спокойная. Но у каждой из них — в линиях бровей и в глубине глаз — пряталась лёгкая, но отчётливая печаль. Не было в них той беззаботной живости, что свойственна девушкам из обычных семей.
После пережитого: разгром дома, конфискация имущества, смерти отца… кто бы из них остался прежним, наивным и чистым?
Доу Чжао молча вздохнула. В душе ей стало искренне жаль этих девушек.
Четвёртая госпожа Цзян, напротив, была с ней весьма радушна. Увидев, что Доу Чжао в положении, даже не дала ей поклониться — поспешила вперёд и взяла за руку:
— Ты сейчас в особом положении, береги себя. Все эти церемонии — пустое.
А потом ещё похвалила выбор дома:
— Хорошее место подобрал Сун Мо. Внешний город, рядом с храмом Сичжао — спокойно, уединённо.
Сун Мо ради этого дня специально взял отпуск и выехал за город, за ворота Чаоянмэнь, чтобы встретить женскую часть семьи Цзян. А Доу Чжао заранее прибыла в арендованный особняк и ждала там.
Услышав похвалу Четвёртой госпожи, Сун Мо немного смутился, взглянул на Личжу и сказал с извинением:
— Простишь ли ты, Двенадцатая сестрица, за столь скромные условия. Но раз уж ты теперь прибыла сюда, в столицу, заходи к нам в дом, когда будет желание. Поболтай с сестрой по душе. А если случится что-то затруднительное — пусть твой муж без стеснения обращается ко мне.
Личжу с улыбкой кивнула:
— Хорошо.
Сказала легко, даже слишком, — и в этом чувстве лёгкости Доу Чжао уловила отстранённость. В ней не было и намёка на искреннюю близость, только вежливая уклончивость. По глазам было видно: обращаться она не собиралась, ни за чем.
Тогда Доу Чжао перевела взгляд на Сесю.
С самого момента их прибытия взгляд Сесю то и дело останавливался на Сун Мо. А он, когда случайно встречался с ней глазами, ничуть не смущаясь, вежливо и непринуждённо ей улыбался.
Сеин же всё это время молча держала Четвёртую госпожу Цзян под руку, тихо и заботливо помогала ей устроиться на кане, поправляла подушки, отдавая лёгкие распоряжения сопровождающим тётушкам и служанкам — чтобы те позаботились о прочих в зале. Ни лишнего слова, ни лишнего движения — одна сплошная забота и такт.
Все вели себя открыто, без излишней скромности, и потому обедали вместе.
После трапезы Сун Мо и Доу Чжао уже собирались откланяться и уходить, как вдруг в дом пришёл У Лян вместе со своей матерью — они пришли на поклон к Четвёртой госпоже Цзян.
Сун Мо и Доу Чжао уже были у самых дверей, но, услышав об этом, им пришлось вернуться обратно.
Три сестрицы Цзян вежливо вышли, оставив взрослых.
Сун Мо остался с У Ляном в основном зале — за чаем, а Доу Чжао сопровождала Четвёртую госпожу, принимая госпожу У.
Та была женщиной в теле, с мягкими чертами и приветливой манерой. Говорила прямо, но без резкости — сразу чувствовалось: человек открытый и добродушный, с ней легко поладить.
Доу Чжао невольно одобрительно кивнула про себя.
Подняв глаза, Доу Чжао неожиданно увидела, как Четвёртая госпожа Цзян смотрит на неё с тёплой, одобрительной улыбкой.
Доу Чжао слегка опешила.
Только когда мать и сын из семьи У ушли, Четвёртая госпожа наконец заговорила:
— Старшая госпожа при жизни не раз говорила, что у тебя душа рыцарская, благородная. Сегодня я лично в этом убедилась. Сун Мо — счастливец, что рядом с ним есть ты.
Доу Чжао была ошеломлена.
Госпожа Цзян с лёгкой улыбкой продолжила:
— О том, как ты предупредила сестру Цзян, нам всё рассказала старшая госпожа. Мы всё собирались поблагодарить тебя, да вот в тот год уезжали в спешке — возможности не представилось. А теперь мы стали одной семьёй — и, если начинать благодарить вслух, это уже будет излишне… Но знай: все мы, от мала до велика, всем кланом Цзян, до сих пор храним в сердце благодарность за ту помощь.
С этими словами она слегка присела в поклоне.
Доу Чжао испугалась — тут же вскочила и поспешно подбежала, чтобы её поднять.
Госпожа Цзян не стала настаивать и, приняв её руку, с лёгкой улыбкой поднялась:
— Только раз, — сказала она, — больше ни к чему тебя не обязываю.
На лице Четвёртой госпожи ещё только что играла улыбка — и вот уже по щекам ручьями текут слёзы.
Доу Чжао тоже не смогла остаться равнодушной. Перед её внутренним взором замелькали образы погибших братьев семьи Цзян, беспокойная обстановка на прибрежных землях… Душа её сжалась, и в глазах застыли слёзы.
Сун Мо быстро достал носовой платок и бережно поднёс его к лицу Доу Чжао:
— Не плачь, — прошептал он, — береги глаза.
А затем, повернувшись к Четвёртой госпоже, с укоризной и нежностью сказал:
— Вы ведь сами знаете… Что прошло — то прошло. Зачем вспоминать, только сердце бередить?
