— Наш наследник, похоже, думает точно так же, как вы», — с улыбкой сказала Доу Чжао. — Даже если у этой девушки с господином наследником нет кровного родства, то, как она похожа на мою свекровь, — уже само по себе знак. Будто судьба послала сестру. Вот и будем относиться к ней как к родной, заботливо и по-доброму.
Хотя в душе она уже была твёрдо уверена — Цзян Янь и Сун Мо действительно брат и сестра по крови.
Старшая госпожа Лу и принцесса Ниндэ согласно кивнули, затем поинтересовались:
— А что думает Яньтань Сун Мо насчёт семьи Вэй и семьи Хэ?
Доу Чжао ответила с той же мягкой улыбкой:
— Господин наследник говорит, что с самой весны в Хэнани неспокойно. Поговаривают, что кое-кто из беглых перешёл в уезд Цинъюань, стал бандитом, связался с местными деревенскими старейшинами, начал грабежи и насилия. Надо, мол, велеть чиновникам хорошенько разобраться, не дать им разрушить местный порядок. Судя, по его словам, в ближайшие дни уже будет ясно, кто за этим стоит.
Старшая госпожа Лу и принцесса Ниндэ одобрительно кивнули:
— Прекрасно! Так и нужно. С такими людьми не стоит мараться — не уподобляйтесь им.
Когда-то семье Цзиньгуй и Иньгуй хватило десяти лян серебра, чтобы подставить бывших соучеников — и те в итоге потеряли всё: дом, жену, детей. А теперь Вэй Цюань и Хэ Цинъюань связались с бандитами… Что же хорошего их ждёт?
Старшая госпожа Лу и принцесса Ниндэ велели позвать Цзян Янь, сняли с себя по украшению и вручили ей как подарок при первом знакомстве, затем подробно расспросили её о жизни и прошлом.
Цзян Янь отвечала уверенно и без запинки, но всё равно не могла скрыть лёгкой неловкости в выражении лица и движениях.
Старшая госпожа Лу и принцесса Ниндэ с лёгкой досадой покачали головами: такая красивая девочка, а выросла в переулках да подворотнях в доме Ли, робкая и зажатая — всё же веет от неё духом простонародья.
Доу Чжао тоже это понимала.
Если бы у неё было больше времени, лучше бы было оставить Цзян Янь у себя, обиходить и немного воспитать, а уже потом представить обществу. Но скоро ей рожать, и когда она сможет вновь свободно появляться на людях — неизвестно. А если слишком долго тянуть, могут поползти сплетни, будто Цзян Янь — девица из семьи Цзян, отданная служить наследнику, и тогда дурная молва погубит всё.
Она не переставала подбадривать Цзян Янь и, вернувшись, взяла её с собой в родительский дом — к семейству Доу.
Сун Мо не на шутку встревожился — он ужасно жалел Доу Чжао и не позволял ей больше никуда выходить: — С отцом я и сам справлюсь. А вот если с тобой что-то случится, тогда всё, что я сейчас делаю, просто потеряет всякий смысл.
Доу Чжао с улыбкой возразила: — Повитуха сама велела мне почаще гулять. Раз уж у меня сейчас нет дел, так почему бы не выйти на воздух с сестрой Янь?
Но лицо Сун Мо не стало спокойнее ни на каплю.
Пришлось Доу Чжао пообещать: — Как только почувствую себя нехорошо, сразу останусь дома.
Только тогда Сун Мо немного расслабился.
Вздохнула с облегчением и Цзян Янь.
Она понимала, что Доу Чжао и Сун Мо стараются ради её блага, но всё же не могла привыкнуть к светской суете и вниманию, устремлённому на неё. Особенно тяжело было переносить те взгляды — будто каждый хотел заглянуть ей в душу, вывернуть её наизнанку. Она боялась, что кто-то догадается о её прошлом — о том, что, кроме мужа, у неё был ещё один человек. В такие моменты ей казалось, что она стала такой же, как её приёмная мать Ли Тяонянь — со скандальной репутацией. Хоть внешне она и держалась достойно, внутри не раз терзалась: наверняка все всё знают! Ведь на родной улице едва ли кто не перешёптывался за её спиной. Даже родные люди когда-то говорили о ней с осуждением…
Теперь, оказавшись в павильоне Бишуйсюань — тихом и уединённом уголке поместья гуна Ин, где ни в чём не было нужды, где можно было коротать дни за вышивкой и шитьём, — Цзян Янь чувствовала себя по-настоящему спокойно.
Вскоре вся столица заговорила о том, что у Сун Мо появилась двоюродная сестра, которая поселилась в поместье гуна. А Доу Чжао, дескать, жалеет её — бедную вдову, — и уже подумывает найти ей подходящего супруга.
Неудивительно, что тут же нашлись те, кто, польстившись на связи с поместьем гуна Ин, принялись строить планы и подумывать о Цзян Янь…
Цзян Янь побледнела как полотно, в страхе бросилась к Доу Чжао и стала умолять:
— Я не хочу больше выходить замуж… Пожалуйста, отправьте меня в храм!
В душе она уже давно считала себя человеком, который должен был умереть. Но всякий раз, когда пыталась уйти из жизни, смерть будто отталкивала её. И чем больше она жила под защитой Сун Мо и Доу Чжао, тем сильнее становился страх перед смертью. Теперь, лишённая даже этой решимости, она лишь тихо всхлипывала, опустив голову.
Доу Чжао понимала, что душевные раны Цзян Янь не могут затянуться за короткое время. Она поспешила успокоить её:
— Я упомянула это не для того, чтобы выдать тебя замуж, а лишь чтобы никто не осмелился судачить за твоей спиной. Пусть все знают, что мы ищем для тебя достойного человека — так они и рот прикроют.
С тех пор как она познакомилась с Доу Чжао, та всегда была для неё опорой — спокойной, разумной, проницательной. Цзян Янь ей доверяла. Утирая слёзы, она смущённо прошептала:
— Тогда… можно я просто буду сидеть дома и шить? У меня вот-вот родится племянник, и я бы очень хотела хоть как-то помочь… Только прошу вас, не думайте, что я безродная и без счастья, не прогоняйте меня…
— Раз брат смог тебя найти — значит, ты уже по-настоящему счастливая, — мягко ответила Доу Чжао.
Она понимала тревогу Цзян Янь: это было то же чувство бездомности, которое в прошлой жизни сковывало её в узком переулке Цинъань — постоянная неуверенность в своём месте в этом мире. Поэтому она не только ласково утешала девушку, но и специально поручила ей побольше швейных дел, чтобы та чувствовала себя нужной.
Цзян Янь действительно успокоилась. Каждый день она с удовольствием сидела над шитьём вместе с новой личной служанкой Инь Хун, оживлённая, с ясным взглядом. К шестому дню шестого месяца, когда Доу Чжао командовала дворовыми девками и тётушками, расставляя книги на просушку, Цзян Янь с восхищением воскликнула:
— Оказывается, вы ещё и читать умеете!
Доу Чжао немного опешила, но рассмеялась:
— А ты, значит, не умеешь?
Цзян Янь густо покраснела и смущённо ответила:
— В детстве дядя учил меня немного «Троесловию», но потом тётка сказала, что девочке грамота ни к чему. Дядя вскоре занялся собственным обучением и бросил, а теперь я уже почти всё забыла…
Доу Чжао задумалась на миг, а потом с улыбкой сказала:
— А хочешь ли ты учиться? Если хочешь, я поговорю с твоим братом — попрошу его пригласить для тебя какого-нибудь уважаемого старого учёного из академии Ханьлинь, чтобы он обучал тебя грамоте и письму.
Глаза Цзян Янь засияли:
— Правда можно?
— Почему нет? — рассмеялась Доу Чжао. — Не собираешься же ты на экзамены на чжуанъюаня идти. Всего лишь выучить немного иероглифов, разобраться в простых истинах — для этого не бывает ни слишком рано, ни слишком поздно. — И тут же мягко, но серьёзно добавила: — Только перед братом твоим больше не называй Ли Ляна «дядей». Он и так злится, что Ли увёл тебя и ещё так плохо с тобой обращался. Сказать по правде, он ненавидит всю эту семью.
