Девять оттенков пурпура — Глава 419. Истина (часть 2)

Время на прочтение: 4 минут(ы)

Сун Мо холодно фыркнул:

— Ах, ты «выяснил»? Место, где жила Ли Тяонянь, даже я с трудом выследил, потратив уйму сил и связей. Ты же хочешь сказать, что вот так просто — взял, да и «выяснил»? Неужели не наоборот? Это Ли Тяонянь сама нашла тебя, не так ли?

Он наклонился вперёд, голос стал тише, но жёстче:

— Когда ты узнал, что она — твоя настоящая мать? В восемь лет? В девять? Или тогда, когда в десять лет начал вопить, что должен быть лучше меня?

— Я не знал! Я правда не знал! — Сун Хань в панике замотал головой, лицо его исказилось от ужаса. — Я услышал адрес случайно… как-то раз, когда мама с кормилицей Се разговаривали — вот и запомнил.

— Когда я увидел Игуй… — голос его сорвался, — у меня в голове всё помутилось. Я был как в тумане. А когда выбежал — Ли Тяонянь меня заметила. Она подошла, сказала, что она… моя родная мать. Сказала, что живёт бедно, и попросила серебра…

— Я… я не хотел признавать, что у меня такая мать… легкомысленная, распутная, меняющая мужчин, как перчатки…
Но я боялся не дать ей.

— Она сказала: если я ей не дам — она сама явится к матери.

— Поэтому ты её убил, — Сун Мо приподнял бровь, голос его был лёгким, почти насмешливым, будто речь шла не о смерти, а о погоде.

— Не я! — испуганно воскликнул Сун Хань. — Это она меня шантажировала! Я не знал, что делать… Рассказал об этом отцу. Он сказал, что сам разберётся, велел мне вести себя так, будто ничего не произошло…

— Для меня нет разницы, ты убил её или кто-то по твоей наводке, — с усмешкой сказал Сун Мо. — Но знаешь… если бы Ли Тяонянь при жизни узнала, что её собственный сын обрёк её на смерть — я уверен, её лицо было бы достойно картины. Там было бы всё: и ужас, и отчаяние, и… что-то ещё.

Он с видимым интересом посмотрел на Сун Ханя:

— Ты был там, когда она умирала? Хотя… вряд ли. С твоим-то трусливым нравом.
Скорее всего, ты не решился остаться. Хорошо, что был Ли Дашэн.
Когда она увидела Ли Дашэна — думаю, она всё поняла. Поняла, кто на самом деле хотел её смерти. Жаль, конечно, что она не смогла сбежать. А то история получилась бы поистине захватывающая — как мать мстит собственному сыну.

Сун Хань уставился на Сун Мо, распахнув глаза, как будто перед ним стояло нечто чудовищное. Его взгляд был полон ужаса и паники.

Сун Мо взглянул на него с откровенным презрением.

Такой вот человек…
Хватает духу толкать других на убийство — но не хватает смелости признать это. И он ещё надеялся тягаться со мной?..

— Хватит, — голос Сун Мо зазвенел жёсткой сталью. — Хватит перекладывать вину и нести чушь.

Он безжалостно раскрыл мелкую, жалкую игру Сун Ханя:

— Кто такая кормилица Се, ты сам знаешь. Как она могла обсуждать с матерью такие вещи в твоём присутствии? Всё было иначе. Ли Тяонянь нашла тебя ещё до того, как всё случилось. Сначала ты не верил. А потом она показала тебе Цзян Янь — девочку, как две капли воды похожую на нашу мать.

— Вот тогда тебе и стало по-настоящему страшно.
Ты начал давать ей серебро, стал с ней тайно встречаться.
Перед матерью старался казаться ласковым, заботливым — чтобы она ничего не заподозрила, чтобы не разочаровалась в тебе, не возненавидела…

— Вот почему ты начал настаивать, что непременно хочешь жениться на девушке из рода Цзян. Причём именно на кузине Сесю.

— Ты всё рассчитал: если вдруг правда всплывёт наружу, и ты окажешься вовсе не внуком семьи Цзян, то хотя бы станешь её зятем.
И тогда — ни Цзян, ни я — не сможем просто так отвернуться от тебя.
Не оставим же мы Сесю вдовой!

Он смерил Сун Ханя холодным взглядом:

— Не утруждай себя оправданиями. Прошлое меня больше не интересует.

— Мне нужно знать только одно: что отец сказал матери перед её смертью?

— Я правда не знаю! — Сун Хань отчаянно воскликнул, клянясь и божась. — Если я что-то скрыл от тебя, брат, пусть меня поразит молния с неба, пусть я умру мучительной смертью!

Но Сун Мо не стал продолжать допрос, как Сун Хань ожидал. Вместо этого он внезапно спросил, изменив тему:

— Тогда скажи: когда ты приносил матери отвар, знал ли ты, что в нём был яд?

На несколько мгновений Сун Хань замер, не в силах вымолвить ни слова.

— Сначала… сначала я не знал, — заговорил он торопливо. — Но потом… когда я понял… хотел рассказать ей… но в это время отец и мать уже поссорились…
Мать начала… начала кашлять кровью…

Сун Мо вдруг коротко рассмеялся — ха! глухо и холодно:

— Не от одной матери — вот и сердце на разные стороны тянет, — бросил он с ядовитой усмешкой. — Тебе и не нужно было вслух говорить матери. Кормилица Се — женщина умная, внимательная. Стоило лишь обмолвиться, что хризантема завяла — она бы сама всё поняла и проверила.

— А ты теперь мне говоришь, что не успел… что «не было случая» ?..

Он презрительно покачал головой:

— Точно, как в поговорке: дракон рождает дракона, феникс рождает феникса, а крыса — нору копающего мышонка.
Мама носилась с тобой, как с сокровищем. А ты — ты совершенно спокойно подал ей отравленный отвар.

— Теперь всё понятно, почему ты завёл кота, а потом и двух — и каждое блюдо сначала давал попробовать им. Ты ведь сам знал, что замешан в грязи, вот и боялся, что кара тебя настигнет через твою же пищу. И, в конце концов, ты такой же, как твоя настоящая мать — Ли Тяонянь: до предела эгоистичный.

Сун Хань всегда считал Ли Тяонянь позором.
Во снах он молил, чтобы его настоящей матерью оказалась госпожа Цзян, мечтал быть настоящим вторым сыном законной супруги, мечтал, чтобы его происхождение не имело ничего общего с той дешёвой женщиной, стоящей у дверей, торгующей лаской и жалостью.

Слова Сун Мо ударили точно в самую боль.

Сун Хань побледнел, лицо его исказилось от внутренней муки.

Он знал, что это правда.
Именно это — его позор, его слабое место, его тайная ненависть к самому себе, которую он пытался заткнуть амбициями и ложью.

А Сун Мо уже не мог и смотреть на него — казалось, даже один лишний взгляд способен осквернить зрение.

Он встал, ни слова не сказав, и широким шагом вышел из кабинета.

Во дворе Сун Ичунь взволнованно ходил кругами, не в силах успокоиться.
А Лу Мин и телохранитель Чан стояли по разным сторонам двора, каждый со своими людьми — чётко разделённые, словно две линии фронта.

Сун Мо остановился под навесом у галереи.

Он медленно поднял взгляд и какое-то время молча смотрел на виноградную лозу, разросшуюся в зелёную тень, усыпанную гроздьями ещё неспелых, тугих зелёных ягод.

Глаза его были глубоки и темны, как омут — словно в них отражалась вся горечь, гнев, и усталость этого дня.

Цветение / Процветание — Список глав