Цзи Хун и Лю Хун — обычной наружности. Если бы Сун Хань действительно тяготел к красоте, он бы давно купил себе несколько настоящих красавиц, чтобы те служили ему при постели. Но нет — он упорно держал при себе этих двух.
Может быть, всё это было сделано только для того, чтобы унизить её?
Как только эта мысль зародилась, сердце Мяо Аньсу словно пронзили ножом.
Как же так получилось, что её жизнь дошла до такого?
Неужели и правда нет другого выхода?..
Мяо Аньсу молча роняла слёзы.
В этот момент Цзи Хун неслышно вошла в комнату.
Увидев её, Мяо Аньсу поспешно достала платочек и принялась вытирать лицо, стараясь унять волнение. Но не успела она и слова сказать, как Цзи Хун со стоном упала перед ней на колени и беззвучно зарыдала.
Только что зародившаяся в груди Мяо Аньсу волна ненависти тут же растаяла.
Она мягко положила ладони на плечи девушки и тихо сказала: — Вставай. Через пару дней попроси у второго господина, чтобы он взял тебя в наложницы.
Но Цзи Хун лишь мотала головой, слёзы катились по её щекам. Она дрожащими руками развязала пояс, сняла верхнюю одежду — и обнажила округлое белое плечо.
На коже — синяки и багровые пятна, следы зубов и рваные укусы.
Это были не следы страсти — это были раны, оставленные насилием.
Мяо Аньсу похолодела от ужаса.
Цзи Хун, давясь слезами, прошептала:
— Госпожа… умоляю вас, ради того, что с малых лет я служу вам, отпустите меня… куда угодно, только не в частный бордель. Хоть в нищенки, хоть в услужение — только бы выбраться отсюда…
Мяо Аньсу прикусила губу: — А что Лю Хун?
— Она всё ещё мечтает, что когда-нибудь господин возьмёт её в наложницы, — с горечью ответила Цзи Хун. — Терпит всё молча.
Этой ночью Мяо Аньсу не сомкнула глаз. Лишь к рассвету, когда за окнами уже светало, она наконец провалилась в тревожный сон.
Но едва она успела задремать, как её разбудил шум и гам.
Раздражённо откинув полог кровати, она сердито бросила: — Кто там так кричит с утра пораньше?
Прислуживавшая у кровати молоденькая служанка тут же выбежала, а вскоре вернулась с ответом: — Это Лю Хун, госпожа… Говорит, что ей нехорошо, просит кормилицу Мо пойти за лекарем. А кормилица сказала, что вы ещё отдыхаете, велела подождать. Вот Лю Хун и закатила истерику, разрыдалась…
Говоря это, девушка испуганно наблюдала за лицом Мяо Аньсу.
Та была так зла, что едва не выплюнула кровь.
Какие-то несколько ночей, проведённых с Сун Ханем, — и теперь даже маленькая служанка при упоминании Лю Хун начинает запинаться от страха.
Если всё будет продолжаться в том же духе, какое место в этом доме останется для неё самой?
Она подозвала кормилицу Мо:
— Лю Хун ведь жалуется на недомогание? Чтобы не заразила остальных, возьми пару человек и отвези её на загородное поместье — пусть там подлечится.
Тётушка Мо с улыбкой присела в реверансе и поспешно удалилась.
Но не прошло и двух чаш времени, как она вернулась с заметной неловкостью в лице. Опустив голову, она тихо проговорила:
— Госпожа… Маленькая служанка Лю Хун успела сбегать и доложить второму господину. Тот тут же послал людей, и Лю Хун теперь во внешнем дворе.
Во рту у Мяо Аньсу сразу защипало от крови, перед глазами помутнело — и она потеряла сознание.
Когда она очнулась, в доме уже зажгли светильники. У изголовья тревожно суетились тётушка Мо и Цзи Хун — а вот ни Лю Хун, ни Сун Ханя не было видно.
Мяо Аньсу злобно стиснула зубы.
В какой-либо другой знатной семье, если бы с невесткой, только что вошедшей в дом, случилось подобное, она могла бы пойти к свекрови и потребовать справедливости.
Но у неё не было свекрови.
Более того — её с самого начала отослали в отдельный двор, подальше от главного дома.
Такое унижение… К кому ей идти с жалобой?
В родной дом?
Если не выжмет из неё всю кровь — уже хорошо. А надеяться, что кто-то заступится — и подавно не приходится.
Сун Мо?
Он ведь даже жизнью собственного отца не дорожит — уж о её делах тем более не станет беспокоиться.
Доу Чжао?..
Мяо Аньсу заколебалась.
Цзян Янь овдовела и вернулась в родной дом, и Доу Чжао всё же отнеслась к ней с добром, помогла устроить новую свадьбу. Значит, у неё и впрямь доброе сердце.
К тому же она не только сноха, но и цзунфу — старшая женщина рода Сун. Если Мяо Аньсу попросит её заступиться, в этом не будет ничего странного.
С этой мыслью ей даже дышать стало легче. С трудом поднявшись с постели, она велела:
— Приготовьте повозку. Я еду в усадьбу господина гуна.
Тётушка Мо и Цзи Хун опешили. Цзи Хун с сомнением проговорила:
— Уже поздно… Может, дождётесь утра? Говорят, у наследника нет ни наложниц, ни ночных служанок — с работы он сразу возвращается в главный двор…
Мяо Аньсу всё же была невесткой, ей следовало бы избегать пересудов.
— Поедем сейчас же, — твёрдо сказала она. — Тихо, только чтобы второй господин не узнал.
Этот дом в конце концов принадлежит Сун Ханю. Если он по-настоящему взбесится и вздумает запереть её вместе со служанками, тогда уж и небо не услышит, и земля не поможет — зови хоть до хрипоты.
Тётушка Мо и Цзи Хун не посмели ослушаться: одна пошла готовить повозку, другая помогла Мяо Аньсу умыться, переодеться и привести себя в порядок — и та отправилась в усадьбу господина гуна.
После того как Юань-ге`эр отметил свою годовщину, он внезапно начал ходить.
Сун Мо, вспоминая, что даже третьего императорского внука до сих пор приходится носить на руках, был уверен — его сын вовсе не заурядный ребёнок.
Он подумал, что скоро наступит осень, и велел выложить в тёплой комнате большой кан, который занял почти две трети помещения. Каждый день, возвращаясь со службы, он уносил Юань-ге`эра туда и вместе с ним упражнялся в хождении по кану. Пока сын делал первые шаги, он с воодушевлением подбадривал его:
— Ты у меня молодец! Я не видел ребёнка, который бы ходил так уверенно. Ты точно будешь талантом в военном деле! Говорят, твой старший дядюшка по материнской линии только в год и два месяца научился ходить, а ты раньше него! Похоже, вырастешь таким же героем, как он!
Понимал, ли Юань-ге`эр отцовскую речь или нет — неизвестно, но каждый раз, как только Сун Мо так говорил, малыш останавливался, и, сияя от счастья, начинал заливисто смеяться.
Доу Чжао стояла у края кана с носовым платочком в руках и смеялась до слёз — не могла даже выпрямиться от смеха. Теперь после того как Сун Мо возвращался с работы, у неё совсем не оставалось дел: всё её занятие теперь было — подавать чай, приносить воду и вытирать пот с лица Юань-ге`эра, словно она стала самой обычной нянюшкой.
