Наследная принцесса с лёгкой улыбкой заметила:
— А разве ты не думал поручить Сун Мо также и должность главнокомандующего в лагере Шэньшу?
Наследный принц на миг застыл, затем хлопнул ладонью по столу:
— Прекрасная мысль! Сун Мо станет главнокомандующим и в лагере Шэньшу, и в страже Цзиньву. Ма Юмин — в в страже Цзинъи, а Дун Ци — в Командование конной и пешей стражи пяти городов Учэн.
А ведь между Дун Ци и Сун Мо тоже давняя вражда — в страже Цзиньву об этом знали все.
Наследная принцесса чуть заметно улыбнулась.
Наследный принц, сменив тему, осведомился о делах императрицы:
— Как сейчас обстоят дела?
Недавно доходили слухи, что императрица больна, но рецепты, поданные Тайююань Императорской медицинской службой, были сплошь успокаивающими и успокоительными, что вызвало у Наследного принца сомнения.
Наследная принцесса, понизив голос, наклонилась ближе и шепнула:
— Императрица-матушка говорит, что болезнь у императрицы — с досады на принца Ляо. А врачи… кто из них осмелится назначить что-то иное?
Наследный принц всё понял — и, не касаясь темы больше, плавно сменил разговор:
— Приближается праздник середины осени — Чжунцю. Помимо традиционных подношений, таких как снадобья, передаваемые по наследству, и цинцзы, следует ли направить в поместье гуна Ин яства и благовония, источающие благоухание, дабы выразить своё сердечное тепло и участие?
Наследная принцесса с улыбкой ответила:
— Да, конечно.
На следующий день Наследный принц пригласил Сун Мо в западную тёплую комнату дворца Цяньцин поговорить лично.
— Как сейчас здоровье у господина гуна? — спросил он.
Сун Мо горько усмехнулся:
— Сознание вернулось, но горло повреждено — говорить он больше не может. К тому же, у него время от времени поднимается высокая температура. По словам императорских врачей, даже если всё пойдёт благополучно, не меньше двух лет нужно полной тишины и покоя, чтобы тело хоть как-то восстановилось.
— Не может говорить?.. — Наследный принц нахмурился. — Совсем ни слова?
— Может только мычать и лепетать, как неразумный ребёнок, — с явным беспокойством сказал Сун Мо. — Если не дать ему кисть в руку — мы вовсе не понимаем, что он хочет сказать. А как только отец начинает писать, неизбежно злится. Или что-нибудь разобьёт, или кровать перевернёт. Но врачи строго велели: никаких всплесков, никакого волнения. Пришлось мне устроить рядом с ним старого слугу, что много лет ему служил — только он умеет его хоть немного успокаивать…
— Это уж… — Наследный принц кивнул с сочувствием. — Тут ничего не поделаешь. Хорошо хоть, что в поместье гуна Ин есть старые верные люди. Со временем господин гун привыкнет к новому порядку.
— Я тоже на это надеюсь, — сдержанно ответил Сун Мо.
Они довольно долго обсуждали состояние Сун Ичуня, после чего Наследный принц поднял чашку с чаем и отхлебнул.
Сун Мо всё ещё пребывал в недоумении.
Но когда он увидел, как сам Цуй Ицзюнь подошёл и лично откинул для него шёлковую штору у выхода, у него в груди вдруг вспыхнуло предчувствие. Уже вечером, шёпотом, он сказал Доу Чжао:
— Похоже, Его Высочество хочет поручить мне руководство стражей Цзинъи…
Доу Чжао вздрогнула от неожиданности.
В прошлой жизни Сун Мо действительно возглавлял стражу Цзинъи…
— Наследный принц дал тебе понять это прямо? — тихо спросила она.
— Его Высочество расспрашивал о болезни отца, — с усмешкой сказал Сун Мо. — Думаю, он беспокоится, не уйду ли я в траур. А ведь в страже Цзинъи сейчас нет главнокомандующего — дворец словно с завязанными глазами и заткнутыми ушами. Я не вижу другой причины, зачем Наследный принц звал бы меня во дворец Чанчжэн.
— А нельзя… не идти в стражу Цзинъи? — с сомнением проговорила Доу Чжао. — У стражи Цзинъи дурная слава.
— Слава, — Сун Мо усмехнулся, — зависит не от должности, а от того, как ты сам поступаешь. К тому же, в этом есть и своя польза… — Он прижался ближе и шепнул ей на ухо: — хотя бы не нужно больше дежурить во дворце…
При этом его ладонь скользнула и легла на её грудь, заметно округлившуюся от беременности.
— Что у тебя в голове?! — Доу Чжао вспыхнула и с возмущением, хоть и с улыбкой, отшвырнула его руку. — Речь идёт о твоей службе, о будущем!
— Даже если я не добьюсь ничего великого, — Сун Мо крепко прижал Доу Чжао к себе, — я всё равно, как отец, мог бы тихо служить в гарнизоне Уцзюнь обычным печатным офицером. А даже если бы я был в сто раз способнее, Его Высочество всё равно не доверит мне и стражу Цзиньву, и Цзинъи одновременно. Раньше я хотел добраться до истины: реабилитировать дядюшку, выяснить, зачем отец погубил мать… Но теперь — я уже исполнил своё. Больше всего я хочу быть рядом с тобой и нашим ребёнком. Быть хорошим мужем. Хорошим отцом. Чтобы наш малыш рос не так, как я рос сам. Всё остальное — не стоит того, чтобы бороться.
Эти годы были нелёгкими и для него.
Раз уж он сам этого хочет… пусть будет так.
Доу Чжао с нежностью провела ладонью по лицу Сун Мо, мягко сказала:
— Как скажешь. Главное, чтобы ты сам был счастлив.
— А что с того, что я счастлив? — Сун Мо, услышав, с какой заботой она говорит, был так растроган, что хотел бы сейчас же уложить её к себе на грудь. Но рука, потянувшаяся к ней, остановилась — он вспомнил, что ей сейчас тяжело двигаться. Вместо этого осыпал её лицо жаркими поцелуями. — Главное — чтобы ты была счастлива. Разве тебе не нравится, когда я рядом?
Супруги проговорили почти всю ночь, шепча друг другу слова любви. И лишь на следующее утро, когда из переулка у храма Цинъань пришёл Гаошэн с подношениями от семьи для Цзян Босюня, они наконец вспомнили — уже завтра Цзян Босюнь отправляется обратно в Хаочжоу.
Сун Мо поспешно воскликнул:
— Янь`эр ещё не пришла попрощаться с пятым дядюшкой?!
Раньше Цзян Босюнь был весь в ранах, а Цзян Янь, будучи беременной, волновала его не меньше. Он боялся, что своим видом напугает племянницу, и потому не позволял Сун Мо рассказывать ей, что он живёт в павильоне Ичжи. Но теперь внешние раны уже зажили, и он вскоре уезжает далеко — в Ляодун. А когда они ещё смогут увидеться?
Как же Цзян Янь может не прийти и не поклониться пятому дядюшке перед отъездом?
Доу Чжао рассмеялась:
— Ну ты глянь на себя… Разве переулок Юйцяо так уж далеко отсюда?
И, улыбнувшись ещё теплее, добавила:
— Я уже давно велела служанке передать Чэнь Цзянчжи записку. Младшая сестрёнка Янь — девушка робкая. Вместо того чтобы говорить ей напрямую, лучше, если это озвучит Чэнь Цзянчжи — ей она доверяет больше.
— Что тут вообще пересказывать?! — с недовольством проворчал Сун Мо. — Это же её родной дядя, пятый дядюшка. Неужели он может ей навредить?
Доу Чжао лишь улыбнулась, ничего не ответив.
Сун Мо тяжело вздохнул — видно, уступил.
А Доу Чжао про себя подумала: в жизни из десяти дел восемь-девять идут не так, как хочется… Если всё моё «не так» — это лишь такая мелочь, то я приму её с благодарностью, как сладкое угощение.
