Сусу машинально покачала головой. Прибывшие с недоверием смотрели на неё, а она, ещё больше смутившись, отпрянула. Мужчина чуть крепче сжал её, словно успокаивал:
— Всё уже хорошо.
Затем он резко повернулся к спутникам, голос его стал жёстким:
— Госпожа не умеет ездить, кто позволил ей одной выйти на дорожку? Хотите, чтобы случилось несчастье?
Те потупились. Сусу уже пришла в себя и увидела, как к ним мчатся Мулань и Сюй Чаннин. При виде знакомых она вздохнула с облегчением и только тут заметила, что всё ещё находится в его объятиях. Её щёки запылали.
— Спасибо… отпустите меня, — прошептала она едва слышно.
Он, не споря, спрыгнул с лошади и протянул руку, чтобы помог ей сойти, почти подхватив на руки.
— Что случилось? — Мулань тут же спрыгнула и схватила её за руку. — Ты не упала?
Сусу покачала головой. В этот момент незнакомец лениво ударил плёткой по шпоре и, повернувшись, сказал Сюй Чаннину:
— Зовёшь гостей, а сам не присматриваешь. Если бы госпожа упала, что бы ты делал?
— Хорошо, что ты оказался рядом, — улыбнулся Сюй.
Из его слов Сусу поняла, что перед ней хозяин этого роскошного ипподрома.
— Чаннин, вечером пригласи меня к себе, — добавил он. — У вашего старшего повара неплохие крабовые тефтели.
— Ты мне прямо льстишь, — засмеялся Сюй.
— Договорились, — отрезал тот.
Слуга что-то тихо сообщил ему на ухо, и он усмехнулся:
— Отец велел к трём часам быть на новом аэродроме у озера Манху… Опоздал, придётся соврать.
— Вы хоть не трусьте, — поддел Сюй спутников, — раз ваш господин не боится.
— Сегодня всё равно приеду к вам, — отмахнулся тот. — А если отец спросит, старший дворецкий прикроет.
Сюй Чаннин оживился:
— Кстати, не представил! Мулань, молодая госпожа Жэнь, это третий господин.
— Даже с посторонними шутишь, — усмехнулся тот. — У меня есть имя. Мужун Цинъи.
Мулань уже догадалась, что перед ней человек непростого положения, но теперь поняла, что это тот самый знаменитый третий господин Мужун. Ему было не больше двадцати с небольшим, но в манере держаться, в улыбке, в лёгкой игре плёткой чувствовалась врождённая стать, рядом с которой даже привлекательный Сюй Чаннин терял обаяние.
Вскоре Сюй велел приготовить ужин в своём доме. Сусу не хотела идти, но Мулань, уверенная, что такой случай нельзя упускать, уговорила её и почти силой затащила в машину.
Вечер в доме Сюй формально считался скромным ужином, однако роскошь старинного рода сквозили в каждом жесте, в каждом взгляде, в каждой детали сервировки. Даже обычно бойкая и насмешливая Мулань теперь сидела тихо и чинно. С трудом закончив трапезу, гости приготовились к кофе, но Мужун Цинъи, приподняв бровь, заметил:
— И это вы предлагаете пить?
— Я в курсе, — с улыбкой ответил Сюй Чаннин. — Для тебя приготовили чай.
В ту же минуту слуга подал изящную пиалу с крышкой из тончайшего голубого селадона. Мужун Цинъи скользнул взглядом по фарфору и насмешливо произнёс:
— Щедро угощаешь, ничего не скажешь.
— Я просто опасался, что ты снова упрекнёшь меня в том, будто весь мой дом обставлен одними простецкими вещами, — парировал Чаннин.
— Вот я, например, люблю пить из «небесной лазури после дождя», что из печей Цяньлуна, — продолжил Мужун, — и как-то, когда отец был не в духе, он, увидев меня с этой чашей, без всякой причины обозвал растратчиком. Испортил настроение на весь день.
Сюй Чансянь, до этого молчавшая, вставила:
— У вашей матушки для гостей есть и набор из великолепного цзюняо.
— Мама нынче стала лениться, — улыбнулся Мужун. — Раньше в доме устраивались чаепития, балы, а в этом году даже больших приёмов почти не было.
Он мельком взглянул на часы:
— Пора идти. Не удивлюсь, если отец уже выслал людей меня искать.
Сюй Чаннин не стал удерживать друга. Он проводил гостя до дверей. Мулань и Сусу просидели ещё с четверть часа, после чего тоже поднялись. Чаннин распорядился, чтобы их отвезли: сперва к дому Мулань, что в центре, а затем на окраину, где жила Сусу. Поблагодарив, она постояла, провожая взглядом машину, пока та не скрылась за поворотом, и только тогда вошла в узкий переулок.
Осенний вечер был полон стрекота в придорожных кустах. Над головой сияла полная луна, и её серебряный свет щедро лился на дорогу, делая её гладкой, как зеркало. На ходу Сусу достала из сумочки ключи. Её жильё представляло собой небольшой домик с крошечным двориком, где под изгородью цвели пышные кусты бегонии, листья которых даже в бледном свете выглядели густыми и живыми. Калитка была заперта на маленький ржавый замок, который открывался с трудом. Она как раз возилась с замком, когда за спиной вдруг раздалось:
— Молодая госпожа Жэнь.
