Слуги умоляли о пощаде. Отцу У стало немного жаль, но на самом деле его сердце дрогнуло только из-за одной женщины — той самой танцовщицы, любовницы, учившей его дочь. Её впечатлили движения Шиина, и она заступилась за него.
— После этого… я стала тайно встречаться с Шиином, даже под самым носом у отца. Никогда не думала, что влюблюсь в слугу. Он же не человек, а так — домашний скот, как нас учили. Но… я всё равно полюбила его. С тех пор я начала ненавидеть саму мысль о том, что должна попасть во дворец.
С пятнадцати лет её всерьёз стали готовить ко вступлению в гарем. В доме царила радость, все суетились с приготовлениями — все, кроме неё.
— Я знала: если войду во дворец, то больше никогда не увижу Шиина. А это… я бы не пережила. Поэтому решила бежать. Не просто мечтала — я планировала. Расспрашивала, как живут обычные люди, читала книги, копила деньги. Хотела сама стать женой, достойной его.
К тому времени родители Шиина уже умерли. Казалось бы — ничто не мешало.
Но тогда… он отказался бежать с ней.
— Я уже помолвлен с девушкой из семьи простолюдинов.
Он сказал, что договорился жениться на дочери уличного артиста.
— Я выкуплю себе звание свободного гражданина и перееду в её родное село.
Слуги, если они платили достаточно, могли выкупить себе свободу и получить статус обывателя. Но даже тогда они по-прежнему оставались “бывшими слугами” — презираемыми и униженными. Поэтому многие предпочитали оставаться в старом положении.
— Он… всё это придумал. Просто соврал, — её голос дрогнул. — А я… не помню, сколько дней я тогда проплакала.
Шиин ушёл из особняка У, чтобы стать евнухом и попасть во дворец.
— Мы встретились снова только тогда, когда тебя объявили фавориткой. Я была подавлена, вышла прогуляться за пределы павильона. Но вместо утешения в цветущем саду только злилась ещё сильнее.
Тот уголок сада был на отшибе, туда император не заглядывал.
— Зачем расцветать в месте, где никто тебя не видит? Всё равно завянешь — и никто не заметит. Я сорвала цветы. Просто… не знала, куда деть всю эту злость.
Шипы на цветах больно царапали нежные руки У гуйжэнь, оставляя на коже багровые порезы.
— Пожалуйста, не причиняйте вреда своему телу, госпожа, — сказал молодой евнух, ухаживающий за садом. У него было правильное, почти детское лицо. Это был он — Шиин, тот самый юноша, что ушёл из дома У три года назад.
— Ты… почему ты здесь, во дворце?! Разве ты не говорил, что женишься на дочери артиста?.. Почему ты теперь евнух?.. — У гуйжэнь прикрыла лицо руками, голос дрожал.
— Я хотел украсть тебя… сбежать с тобой, — тихо произнёс он. — Но я — всего лишь слуга. Если ты станешь моей женой, тебя приравняют к прислуге, станут топтать. Я никогда бы не допустил такого.
Став евнухом, он получил возможность попасть во дворец. А значит — увидеть, как она сияет в лучах императорской милости. Ради этой мимолётной надежды он и решился на такое.
— Безумец!.. Ради этого ты пожертвовал собой?!
— Я бы сделал это снова. Потому что… потому что теперь я снова могу видеть тебя.
С тех пор они начали встречаться снова.
— Я полюбила его, когда он ещё был слугой, — сказала У гуйжэнь, — так что ты не думаешь, что я отвернулась от него только потому, что теперь он евнух?
Сначала они лишь разговаривали. Но этого становилось всё меньше. Им хотелось большего.
— Он стал евнухом ради меня. Я тоже хотела показать, что готова пойти на всё ради него. Но мне нечего было ему отдать — одежда, украшения, деньги, всё это либо от отца, либо от императора. Единственное, что я могла ему предложить… — она опустила глаза, — это была я сама.
Она сама соблазнила его. Шиин сначала испугался, отказывался. Её уговорам не было конца.
— Если ваш отец узнает, он вас убьёт. Скажет, что воспитал не дочь, а проститутку, и расправится с вами собственной рукой!
— Они не узнают. Ведь что мне с этого, если они узнают? Никакой пользы.
— Ни капли пользы… Ваши слова, хоть и звучат грубо, но греют сердце, — прошептал он.
У гуйжэнь вытерла слёзы рукавом.
— Я виновна, это неоспоримо. Мне нет прощения. Но хотя бы в тот вечер… когда император допросил меня в Чуньшуйгэ, я сказала правду. Пусть это будет хотя бы одна вещь, которую я не сделала неправильно.
— А Шиин, быть может, хотел, чтобы ты солгала.
— Он… умеет врать. Но я ненавижу ложь. Даже если ложь может спасти, в итоге она сожжёт душу дотла. Оставит только пустоту.
Они надолго замолчали. Фэйянь ждала. Без решимости со стороны У гуйжэнь — дальше двигаться было бессмысленно.
— Ты говорила, есть способ спасти Шиина. Расскажи.
Выслушав её план, У гуйжэнь зажмурилась.
— Тогда пусть я тоже заплачу цену. Как и он когда-то за меня.
— Император беспокоится о потомстве. Особенно — о твоём. Если дочь семьи У родит наследника, У получат чрезмерное влияние. Поэтому, несмотря на то, что ты — достойная претендентка на пост императрицы, он ни разу не звал тебя к себе.
— Значит… если я не смогу больше родить, это даст нам шанс.
— Подумай хорошенько. Моё предложение — палка о двух концах. Спасти Шиина — значит отрезать себе путь к отступлению.
— Путь к отступлению?.. В моей ситуации его больше нет.
У гуйжэнь распахнула глаза. В её взгляде не осталось ни колебания, ни страха — только жёсткая решимость.
— Ради Шиина… я готова на всё.
— Это будет тяжело. Месяц — не меньше — ты не сможешь встать с постели. Даже если выдержишь первые десять дней, потом всё может сорваться. Ты готова?
— Да. Раз уж я больше не смогу родить ребёнка от Шиина… то мне и не нужно это тело.
Она протянула руку.
— Но у меня одно условие. Пока я не расплачусь, он не должен узнать. Иначе он всё испортит. Он попытается помешать… может даже наложить на себя руки. Я приняла яд, чтобы выжить ради него. Если он умрёт… то всё было зря.
— Я сама передам это императору. Но сказать последнее слово должна ты.
Фэйянь взяла её за руку. У гуйжэнь сжала её в ответ.
Они могли бы просто умереть — вместе. Это был бы простой выход. Не нужно было бы страдать, бороться, терпеть. Но У гуйжэнь выбрала жить. Жить рядом с тем, кого любит. Даже если это будет стоить ей всего.
И Фэйянь была уверена — за такую решимость император обязательно проявит милость.
— Можно, конечно, поручить чиновнице из Цзиньшифан проверить списки — произнесла У гуйжэнь, — но мне нужно убедительное прикрытие. Если внезапно потребовать реестр евнухов, это может вызвать подозрения. А там, глядишь, и про меня всё раскопают — слухами не оберёшься.
Она взяла в руки лежащую на столе книгу.
— У той чиновницы есть муж?
— Она старше меня лет на двадцать. Конечно, замужем. Её супруг — один из великих академиков из Нэйгэ. Говорят, супруги — словно пара новобрачных даже после стольких лет. Он буквально пылинки с неё сдувает, как с любимой кошки.
— А ведь, поговаривают, она тайно встречается с каким-то военным. Только вот муж её до сих пор ни о чём не догадывается.
— Откуда ты это знаешь? — Фэйянь прищурилась. — Кто тебе рассказал?
— Слухи, не более. Такие вещи редко остаются тайной, ведь даже если одному рот закроешь — всегда найдутся другие.
Фэйянь тихо улыбнулась. У гуйжэнь вздохнула, прикрыв лицо кружевным веером:
— Самое глупое преступление, что я совершила, — это то, что не объединилась с тобой раньше.
— Никогда не поздно. Раз уж мы с тобой, похоже, разделяем некоторые взгляды, может, стоит стать союзницами?
— Не преувеличивай. У нас с тобой ничего общего.
— Разве? А как же твой интерес к науке? Ты ведь знала про светящиеся краски.
— Мне это рассказала та самая чиновница. Сказала, что из жидкости, выделяемой особыми устрицами, делают краску, которая светится в темноте.
Видимо, именно она и поведала У гуйжэнь о тех красках, которые, нанося на портрет, создают иллюзию призрака.
— Она служила в Тоуцзингэ? Представишь нас?
— Боюсь, уже не смогу. Я отправила её с делом в усадьбу У, и по дороге её убили. Просто ужас. В столице ведь обычно безопасно…
Советница, помогавшая У гуйжэнь, мертва. Как будто после исполнения задания её «заставили» замолчать.
(Кто же это — тот, кто хочет погубить У гуйжэнь? И почему прибегает к таким запутанным методам?) Ведь чтобы подставить У гуйжэнь, достаточно было бы тайно сообщить о её проступке в Управление дворцовой полиции. Тогда за ней бы уже давно следили, поймали бы на месте. Зачем всё это с красками, призраками, подставными легендами?.. Может, смерть чиновницы вовсе не связана с делом У гуйжэнь?
Фэйянь не находила ответа. Потому решила покинуть Тоуцзингэ.
— Государь, может, уже пора отдохнуть, — мягко напомнил Цзюньци.
Юйсяо отложил алую кисть. После того как Император Жэньци упразднил пост канцлера, всё управление империей перешло в руки императора. Мемориалы скапливались горой, а сколько их он ни перечитывал и ни исправлял — конца не видно. Он устало откинулся на спинку трона.
(Опять хлопоты из-за У гуйжэнь…)
Она — дочь влиятельного клана У, племянница Великой Императрицы. Если открыто предать её суду — неизбежно вспыхнет буря.
Род Жун, естественно, только и ждёт такого повода. Стоит У потерять позиции, как Жун займут все их места. И тогда императору придётся плясать под их дудку. Всё, что держит двор в равновесии — это хрупкое противостояние между двумя могущественными семьями. Стоит одной из них ослабнуть — вторая тут же потянется к браздам правления. И однажды, не исключено, решит — а зачем вообще нужен император?
(Похоже, от этого евнуха придётся избавиться.)
Но только не открыто. Лучше тихо, без следа. Хотя, если подумать, он мог бы пригодиться… Всё зависит от того, сможет ли У гуйжэнь держать язык за зубами.
(А если она покончит с собой? Вот тогда хлопот не оберёшься.)
Если он умрёт, и она за ним — ничего. Но если в отчаянии она подожжёт Тоуцзингэ — вот тогда Жун заподозрят неладное и начнут расследование.
С другой стороны, если оставить евнуха в живых — и те снова начнут встречаться — тогда всё тайное очень скоро станет явным.
(Голова кругом.) Император устало прикрыл глаза.
В этот момент Цзюньци подал письмо.
— Любовное? — усмехнулся Юйсяо, мельком взглянув.
— Вряд ли, Ваша Светлость. Это скорее послание с просьбой.
«Сегодня ночью я буду ждать вас в Саду Закатного Света. Есть нечто важное, что я хочу сказать.»
