Когда все ушли, во дворце повисла мягкая тишина.
— Ну вот, всех разогнал. Пора спать.
— Ты уверен, что только спать? А не… что-нибудь странное?
— Как ты можешь так думать о своём императоре?
— Просто если бы ты хоть иногда задумывался о своём поведении, мне бы не пришлось сомневаться.
Юйсяо улыбнулся. В этом тепле и было всё — и любовь, и прощение, и надежда.
— Я ведь с чистой совестью об этом подумал, — невинно пожал плечами Юйсяо. — И не вспомнил ничего предосудительного. Я, между прочим, образцовый правитель.
— Вам больше подойдёт не «образцовый», а «похотливый и распутный», — холодно парировала Фэйянь, зыркнув в его сторону.
Прямая, как стрела, и в своей прямоте беспощадная — такая она и нравилась ему больше всего.
— Это ты такая, а не я, — с усмешкой прошептал он, прикасаясь губами к её белоснежной шее. — Только ты умеешь превращать меня в похотливого изверга.
Все подвластны воле Неба. И потому в эти короткие мгновения оставалось лишь одно — тонуть. В любви, в теле, в душе той, что звалась Ли Фэйянь.
— Опять делаешь своих кукол? — раздался голос у входа.
Во двор мастерскую уверенно вошла У Нинфэй, за ней — Били, недавно удостоенная титула Минъи.
— Это не куклы, это игрушки! Смотри, разве не мило?
Фэйянь повернула ручку на деревянной шкатулке — крышка раскрылась, и наружу вылетела птичка, махая крылышками и раскрывая клюв.
— Ты хочешь напугать ребёнка до слёз? — удивилась У Нинфэй.
— Напугать? Но это же такая миленькая птичка!
— Птичка? Больше похоже на ёжика-мутанта. Ты как считаешь, Минъи?
— Эм… Ну… больше на пушистую обезьянку с крыльями… но… она очаровательна! Правда!
Били выдавила из себя хрупкую улыбку.
— Придётся переделать, — вздохнула Фэйянь.
— Потом, — отмахнулась Нинфэй. — Сейчас холодно, пойдём греться. Я принесла горячие булочки!
И вот уже все трое сидят в гостиной, пар от угощения поднимается вверх, за окнами — заснеженные сады и фонари, а на клумбах цветут зимние пионы.
— Прошёл почти год, как я во дворце, — прошептала Фэйянь, глядя в белизну.
Год, в котором было всё — радость, слёзы, смерть и рождение. Но это только начало. Быть женой императора — значит идти по лезвию. У неё нет влиятельного рода за спиной. Её опора — только он. Потеряй милость — и всё исчезнет. Жить во дворце — всё равно что стоять над бездной.
Но… почему-то сейчас в её сердце была тишина. Она положила руку на живот, округлившийся под одеждой, и в этом движении — вся её вера. Там — дитя любимого мужчины. И с ним в груди загорается свет.
— Роды ведь в следующем месяце? Ты как себя чувствуешь? Сможешь прийти на вечерний приём?
— Да, всё хорошо. Я приду. Хочу взглянуть на принцессу Чуньчжэнь.
— Мы с ней уже повстречались! Невероятной красоты женщина.
Посольство Гуйюань опоздало и не успело на зимний приём. Зато сегодня на вечернем празднике снежного света принцесса и её супруг будут.
(Первая любовь императора… Наверное, она и впрямь ослепительна.)
Фэйянь терзалась. Увидев ту, кого когда-то так любил, не отвернётся ли он от неё?
Она понимала, что ревновать — глупо. Но сердце всё равно было неспокойным.
Когда У Нинфэй и Били ушли, Фэйянь зашла в комнату для умывания — хотела подготовиться. Раньше этим занималась Чжухун, но теперь на её место поставили другую фрейлину — и та явно не тянула.
Фэйянь решилась: пусть Сы Юань попробует. И — неожиданно — результат превзошёл ожидания. Император даже как-то заметил: «Ты стала ещё прекраснее». Всё благодаря руке Сы Юаня.
— Шишу передаёт благодарность за трость, — сказал Сы Юань, рисуя на лбу Фэйянь изящный цветок.
— Внутри спрятано оружие. Пригодится для самозащиты.
— Его и вправду слишком часто подстерегают. Надеюсь, это поможет.
После ранения Шишу мог передвигаться только с тростью. Лечиться он отказывался — сказал, что одиночество дома напоминает о жене. Вернулся на службу. Как и многие евнухи, он решил остаться один — и до конца жизни чтить её память.
— Ах, совсем забыл. Вот письмо от Дуньсюя. Он просил передать.
Фэйянь попросила личного врача — Чон Тайи — лечить Дуньсюя. Она была женой начальствующего евнуха Бао и не испытывала предубеждений. Благодаря её заботе, Дуньсюй теперь снова мог понемногу писать. Пусть криво, пусть неровно — но каждое слово было полно благодарности.
— Я напишу ответ. И с ним отправь питательную кашу, что я приготовила.
— Жаль парня. Вот уж наказание — пить эту адскую бурду.
— Горькое лекарство — хорошее лекарство. Ты ведь сам забываешь мазь наносить?
— Потому что она пахнет, как старик, который упал в туалет, а потом высох на солнце.
— В неё нельзя добавлять ароматизаторы. Эффект снизится.
— Ну… пусть останется. С повязкой я даже симпатичнее. Девушкам нравится такой образ.
— А вот и нет. Если не вылечишь — пожалеешь. Садись, снимай повязку.
Он вздохнул, сел. Фэйянь аккуратно нанесла мазь, вымыла руки и достала свежую повязку.
— Я сама тебе её намотаю.
— Не надо, ты плохо бинтуешь. Я сам.
— Зато надёжно. А ты всё о внешности думаешь, а не о прочности.
Они смеялись. За окном падал снег, а внутри — было тепло.
И всё-таки — несмотря на все шрамы, потери, страдания — этот год был годом, когда Фэйянь обрела дом.
— Я ведь бинтовал, чтобы выглядело красиво! Ай! Не затягивай так неуклюже, ты же портишь мою божественную внешность! — возмущённо воскликнул Сы Юань.
— У вас, похоже, очень… тёплые отношения, — раздался вдруг насмешливый голос за спиной.
Обернувшись, они с испугом увидели стоящего в дверях императора Юйсяо, рядом — главный евнух Дао.
— В-всё не так! — залепетал Сы Юань. — Её Светлость… у неё руки не из плеч, она хотела забинтовать меня, такого утончённого красавца, как старого деда, вывалившегося из канавы! В общем… всё сплошное недоразумение!
— Ах, значит, ты осмелился назвать мою наложницу неуклюжей? — с прищуром произнёс император. — Цзюньци, хорошо ты воспитал своего ученика.
— Ваша Светлость, я в долгу. Как бывший наставник Сы Юаня, я не раз прибегал к розгам… мягко и терпеливо, как положено, — почтительно склонился Дао.
— Мягко? Да вы меня дубасили, как попало! — фыркнул Сы Юань.
— Не шевелись. Почти закончила… Вот, готово. Самый уродливый в истории перевязанный красавец, — со смехом произнесла Фэйянь, наблюдая, как пол-лица Сы Юаня исчезает под слоями бинтов.
— Раз ты так заботливо лечишь Сы Юаня, — проговорил Юйсяо, обнимая её за плечи, — то и мне бы не помешало немного целительной заботы. Я весь изнутри ною от ревности, глядя, как вы сблизились.
— Болит сердце? Как же тревожно! Может, вызвать придворного врача?
— Это болезнь, которой никакой тайи не излечит. Особый, запущенный случай.
— Хм… тогда всё серьёзно. Если даже тайи не поможет…
— Поможет. Но только ты, — он посмотрел на неё с озорной нежностью. — Ты — моё лекарство.
— В таком случае… я полностью к вашим услугам. Что прикажете сделать?
Она лишь подняла взгляд — и в ту же секунду их губы слились в поцелуе. Ноги её подкосились, и она вцепилась в рукав его драгоценной парчи.
— В спальню? — прошептал он.
— …Скоро же бал снегов.
— Ах, совсем забыл… Это всё твои губы, они сбивают меня с мысли.
Она хотела было возразить — но махнула рукой. Всё равно у него найдётся, чем ответить.
— Раз уж я не могу разделить с тобой ложа — сказала она с улыбкой, — пусть хоть чашка чая загладит вину.
— О, твой чай — лучшее лекарство для моей измученной души.
Фэйянь отправилась заваривать чай. Чашка из тончайшего стекла отражала янтарную жидкость. На ней были выгравированы белые мандаринки — символ супружеского согласия. Когда-то этот сосуд был свадебным даром принцессы Чуньчжэнь, когда Юйсяо ещё был наследником. Но после дворцовых интриг дар был запечатан и забыт — до тех пор, пока император не преподнёс его Фэйянь.
— Пойдём, познакомлю тебя с сестрой — сказал он, допив.
— Удивительно, как она изменилась… Настоящая королева. А с супругом у них, похоже, всё прекрасно.
Фэйянь прислушалась — была ли в его голосе нотка ностальгии? Той, что зовётся первой любовью?
— До начала приёма я представлю тебя. Они давно хотят увидеть женщину, что покорила моё сердце.
— Придётся их разочаровать… Я ведь не красавица.
Она потупила взор. Император крепко взял её за руку.
— Я знаю, чего ты боишься. Но, клянусь, ты боишься зря.
Он смотрел на неё, и весь мир исчез. Остался только он. И его голос.
— Моё чувство к тебе не изменится.
Он сказал это просто, но от этих слов внутри стало тепло, как от горячего чая в снежный день. Казалось, они сидят не за столом, а держат друг друга за руку в самой сути любви.
(Зачем я вообще волновалась?..)
Беспокойство рассеялось. Что бы ни случилось — она переживёт. Сейчас, в этом миге, её счастье. А оно останется в памяти навсегда.
— Я всё думаю… Что подарить принцессе? Что-то стоящее, достойное…
— Она обожает керамику. Но её коллекция огромна. Лучше — что-то оригинальное. Как та музыкальная кукла-фея, что ты сделала для меня. Она сможет слушать мелодии родины даже вдали от неё.
— Да, но мои куклы издают довольно… странные звуки.
— Я помогу. Я ведь тоже читал Каталог Западных Автоматонов. Наверное, справлюсь.
— Одно дело читать. Другое — делать руками.
— Тогда ты меня научишь. Я буду прилежным учеником.
Они переглянулись — и вдруг из глаз Фэйянь скатилась слеза. Почему? Никто не знает. Иногда счастье так велико, что оно щемит.
Она поднялась. Он встал рядом. Она тихо дотронулась до его губ пальцами — и этот невинный жест пробежал по коже огнём. Щёки её запылали.
— Фэйянь… — прошептал он, — пожалуйста…
Он прижал губы к её пальцу, горячее дыхание опалило кожу. — …перестань так мучить меня.
