Мой отец был крупным строительным магнатом на юге, и его женщины жили в строгих границах между Тайчжуном и Пиндуном. В Тайчжуне, естественно, жила моя мать. В Пиндуне — официальная жена, давно изгнанная и оставленная им без внимания. Три остальные наложницы обосновались в Тайнане, при этом ни одна из них не жила дальше двадцати километров от его основной резиденции.
Но отец, как ни странно, никогда не делил дом с женщинами. Он жил один и лишь время от времени переезжал в ту или иную спальню, когда нуждался в компании. Никто из них не оставался у него на ночь.
Думаю, в этом мы с ним похожи.
С тех пор как я уехала в Тайбэй на учёбу, мать купила мне небольшую квартиру в двадцать пин (около 66 м²). И все семь лет я жила там одна, не пуская никого внутрь. Даже мать, приезжая в город, предпочитала останавливаться в загородной вилле отца, не посягая на моё личное пространство.
Она говорила, что я — упрямая и замкнутая, но никогда не пыталась меня изменить. Каждый человек должен быть независимой личностью. Ради кого-то меняться не стоит, — таков был её принцип.
В последнее время она всё чаще приезжала в Тайбэй по делам своей галереи. А значит, у нас появилось больше возможностей видеться.
Сегодня был выходной. Я с утра выбралась из дома, не утруждая себя макияжем или укладкой волос, и отправилась в Нэйху навестить мать. Ей наверняка будет приятно увидеть меня в таком естественном виде.
В последние годы она уже не устраивала выставок, хотя и продолжала писать. Теперь её больше интересовала роль арт-дилера, нежели художника. Она с энтузиазмом поддерживала новых авторов, особенно одного своего бывшего ученика, обладавшего редким талантом. В этот раз она приехала в Тайбэй, чтобы обсудить с ним продвижение и упаковку образа художника.
Когда я добралась до виллы, молодое дарование ещё не прибыло. Мы с матерью устроились на веранде под цветочной аркой и пили фруктовый чай.
— Ты помнишь, о чём мечтала после окончания колледжа? — спросила она. Лёгкая накидка развевалась у неё на плечах, подхваченная весенним ветром.
Я зачарованно наблюдала за этим зрелищем, прежде чем с улыбкой ответить:
— Хотела стать женщиной-украшением.
— Когда я пересказала это господину Чжуну, он чуть не подавился своим женьшеневым чаем, — рассмеялась она.
С матерью мы всегда называли отца «господин Чжун». Между собой она звала его просто «Чжун», поэтому до десяти лет я даже не знала его полного имени.
— Он тогда примчался в Тайбэй и заявил, что заберёт меня домой, — продолжила она.
Хотя я не носила фамилию Чжун, я оставалась его единственной дочерью. А какой отец допустит, чтобы его ребёнок превратился в женщину, торгующую своей внешностью? Особенно если сам этот отец всю жизнь только тем и занимался, что коллекционировал таких женщин.
— До сих пор он не может простить мне, что я тебя не приструнила, — её взгляд стал серьёзным. — Но я всегда считала, что ты умеешь быть счастливой. А ведь это и есть смысл жизни.
Я склонила голову на её плечо и тихо проговорила:
— В ближайшее время хочу попробовать, что такое любовь.
— О? — она накрутила прядь моих волос на палец и едва слышно выдохнула у самого уха. — Ты уверена, что это безопасно? Если ошибёшься, может быть очень неприятно. Некоторые мужчины любят до безумия. Прилипнут — не оторвёшь. Потом хлопот не оберёшься.
— Всё в порядке, — успокоила я. — Он тот ещё ветреник. Такой легкомысленный, что сердце у него отсутствует напрочь. Я точно не ошибусь. Любовь мне не нужна, я просто хочу потратить немного времени на игру. А если уж играть, то стоит выбрать мастера флирта, чтобы получить от этого удовольствие.
Мать понимающе посмотрела на меня.
— Значит, всё это время ты с таким усердием изображала куклу, чтобы в итоге получить именно это?
— Вначале нет, но раз уж всё обернулось таким образом, меня это вполне устраивает, — улыбнулась я. — Мне просто хотелось испытать, каково это — быть той, кого презирают. Тщеславной, напыщенной, корыстной. Я демонстративно выставляю напоказ желания, что есть в каждом, но, оказывается, именно за это меня и осуждают. Мама, как же забавно устроены люди!
