— Да я вовсе не довольна! — вспыхнула я. — Если Сяо-дагэ ещё раз так поступит, я и сама упаду в обморок!
Он покачал головой, нахмурился:
— Сколько раз одно и то же! Неужели не понимаешь, что Его Величество за все эти годы ни разу не повысил на тебя голос — ради чего, думаешь?
Мне нечего было ответить, я лишь улыбнулась.
— В тот день, — продолжал он, — как только увидел, что ты выбежала из комнаты, понял — неладно. Побежал в тёплую приёмную, а там Его Величество белый как полотно, едва держится, а мне только и делает, что машет рукой. Молчи, не зови. Он боялся, что ты услышишь и испугаешься! А ты что? Бросила его и ушла, да ещё с видом победительницы!
Он всё больше распалялся, пухлое лицо покраснело:
— Из-за генерала Ци Чэнляна Его Величество несколько ночей не спал, а как только освободился, сразу побежал в Фэнлайгэ искать тебя. А ты ему, что, мол, играет со мной в хитрости, шантажирует своим здоровьем! Это ли хитрость? Он всё делает ради тебя, скрывает болезнь, чтобы не тревожить, а ты называешь это шантажом? Я не Его Величество, но у меня сердце оборвалось! Слова твои — как ножи, и если бы он не был болен, ты бы всё равно этими ножами его изранила!
Я кивала, соглашаясь:
— Всё верно, ругай уж до конца, не останавливайся.
Он осёкся, потом только вздохнул:
— Эх ты…
Я улыбнулась:
— Евнух Фэн, вы меня уже не раз отчитали, пора бы и простить.
— Посмотрим, — буркнул он, — вдруг через пару дней опять вспомню и рассержусь.
Я знала, что он беспокоится о Сяо Хуане, и лишь улыбнулась.
— Всё равно, — сказал он напоследок, — Его Величество поручил тебя ему. А если ты и дальше будешь упрямиться, я возьму маленькую принцессу и сбегу!
— Попробуй, — рассмеялась я. — Даже если я не погонюсь, её отец точно не оставит тебя в живых. Да и вообще, разве не ты ещё десять лет назад поручил мне Сяо-дагэ? В тот день, когда мы вернулись из Шаньхайгуаня?
— Хм! — он покачал головой, но уголки губ дрогнули. — Поручил, а ты всё равно ухаживать не научилась!
Я виновато высунула язык и тихо хихикнула.
Вернувшись в комнату, я увидела, что Сяо Хуань лежит с закрытыми глазами.
Я села рядом. Только рядом с ним мне становилось спокойно.
Он открыл глаза, улыбнулся.
Я взяла его за руку, наклонилась к самому уху и шепнула:
— Красавец, силы вернулись? Пойдём в постель, продолжим начатое?
Он чуть повернул голову и улыбнулся лениво:
— А что именно продолжим?
Я прикусила его кожу у ворота, лизнула губы и прищурилась:
— Продолжим спать. — Я вздохнула, скользнув ладонями по его груди. — Какая же я несчастная: рядом такая красота, а мне только смотреть дозволено…
— Разве только смотреть? — усмехнулся он. — Ты ведь ещё и трогаешь.
— Одно трогать — не утешение, — простонала я, помогая ему подняться. — Красавца мало и смотреть, и касаться…
Он рассмеялся:
— Тогда продолжай и смотреть, и касаться.
— Благодарю, красавец, я не постесняюсь, — ответила я, подшучивая, и помогла ему дойти до кровати.
Он устало закрыл глаза. Я опустилась перед ним на колени, положила голову ему на колени и тихо сказала:
— Сяо-дагэ, знаешь, что я думала, когда ты пропал на Тяньшане?
Он чуть замер, потом холодной ладонью погладил меня по волосам.
— Я думала, что больше никогда тебя не увижу, не услышу, не обниму. Что тебя больше нет. Я повторяла это себе снова и снова, заставляла поверить, что должна идти дальше одна, без надежды, без мечты, что, даже если однажды во сне обернусь, тебя уже не будет. Я боялась, что, вспомнив это среди ночи, просто сойду с ума. Я обещала тебе, даже если тебя не станет, я буду жить, долго, до седых волос. Раз обещала — исполню. Я могла бы так и жить, без тебя. Но потом ты вернулся… И я подумала, что всё это сон. Я ведь клялась не мечтать, а всё же позволила себе один сон под цветущим хайнтаном, и он был так прекрасен, что я даже не подумала, когда проснусь.
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Сяо-дагэ, это ты научил меня снова мечтать, ты показал, что не нужно больше держаться одной. Если теперь ты уйдёшь, я пойду за тобой. — Я произнесла каждое слово отчётливо: — Я пойду за тобой, скоро. Поэтому, Сяо-дагэ, пообещай, — я смотрела прямо в него, — пообещай, что даже если я порой бываю упряма, ты всё равно будешь беречь себя. Иначе я не прощу себе, когда пойму, что поздно.
Он долго смотрел на меня, глаза его были тёмными, как ночное небо без звёзд. Потом он закрыл их, вновь открыл и мягко сказал:
— Обещаю, Цанцан. Я буду беречь себя. Я не уйду. На этот раз не уйду.
Я без колебаний обняла его, прижалась к плечу, крепко сжимая руками.
Он молчал, только ладонью тихо гладил меня по спине.
Наутро, когда не было утреннего совета, я велела Фэн Уфу отпустить всех министров, что собирались явиться в Зал Успокоенного Сердца. Он пошёл дальше. Даже тех, кто собирался прийти после полудня, разослал обратно.
Я заставила Сяо Хуаня отдыхать весь день, и он смеялся, что я, кажется, не позволю ему даже с кровати встать.
— Не кажется, — ответила я, закатив глаза, — я и вправду не позволю.
Так прошло несколько дней. Малые советы отменялись, большие тоже, я даже в Фэнлайгэ не ходила, всё время проводила рядом с ним или с детьми.
О делах я не думала. Главное, что лицо Сяо Хуаня постепенно наливалось краской.
В один из тёплых дней, сидя рядом с ним на ложе и подавая ложку супа из ласточкиных гнёзд с лотосовыми семенами, я спросила:
— Сяо-дагэ, останемся сегодня дома или прогуляемся в саду Ваньтан?
Он вздохнул, улыбаясь с лёгким бессилием:
— Куда скажешь, Цанцан.
Я задумалась:
— Сад Ваньтан скучен, а в комнате душно… — и вдруг я щёлкнула пальцами. — Сяо-дагэ, поехали кататься на лодке по озеру Тайе!
Он удивился, потом рассмеялся:
— На Тайе?
